Хэйди Хэйлиг - Навсе…где?

Я долго смотрела на отца, не зная, что ответить. Мне попросту не хватало духу передать ему слова Джосс: он никогда не сможет попасть в 1868 год со мной на борту.

– Да, капитан, – произнесла я наконец. – Столько, сколько сможем.

Отец подмигнул мне:

– Вот и хорошо. Я даже не надеялся на это.

Слэйт снова улыбнулся и обнял меня. Я обвила руками его шею и не отпускала его до тех пор, пока он сам не разжал объятия.

СЛЭЙТ САМ ДОСТАВИЛ НАС НА БЕРЕГ, энергично работая веслами. Когда днище шлюпки заскребло по песку, он, провожая нас, шагнул через борт и какое-то время стоял по колено в воде и смотрел нам вслед, и лишь затем отправился в обратный путь.

– Похоже, у него хорошее настроение, – заметил Кашмир.

– Он рад тому, что скоро все закончится.

– А вы разве этому не рады, амира ?

– Конечно, рада, – ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал убедительно. Да, теперь при желании я могла приобрести полную самостоятельность и путешествовать одна. И именно этого я уже давно очень хотела. Но только сейчас я стала понимать смысл старой пословицы: «Остерегайтесь своих желаний – иногда они сбываются».

Тряхнув головой, я выбросила из головы неприятные мысли и, наклонившись, закатала вверх штанины. Я сразу же решила, что будет лучше, если я отправлюсь в дорогу не в платье, а в брюках. С собой я взяла только самое необходимое: сменные белье и одежду, пригоршню монет. И письмо, которое я в спешке написала у себя в каюте перед тем, как сесть в шлюпку, и бросила на дно сумки.

Почти у самого берега залива Ханаума начинался склон потухшего вулкана. Поэтому на первом этапе нас ждал долгий, изнурительный подъем к кромке кратера. Мы шли молча – крутизна склона сбивала дыхание, так что было не до разговоров. Со всех сторон доносилось щебетание птиц, прятавшихся в кронах густо покрывавших гору деревьев. Забравшись наверх, мы остановились, чтобы отдохнуть и попить воды. Под нами расстилалась синяя гладь океана, окаймленная внизу светлой полоской пляжа и зеленью пышной растительности. Глядя на эту картину, я невольно вздохнула. Кашмир поднял брови.

– Здесь очень красиво, – ответила я на его молчаливый вопрос.

– Пожалуй. – Он неопределенно пожал плечами. – Это место чем-то напоминает мне Бенгальский залив.

– А по-моему, таких мест больше нет на свете. Оно уникально.

– Как и все, что человек видит впервые.

Глотнув воды, я задумалась, но ответить Кашмиру не успела – мое внимание привлекло нечто любопытное.

– Смотри! – Я показала Кашмиру на небольшую черную птичку, сидевшую на ветке над нашими головами.

– Это что, то самое пернатое создание, которое якобы избавляет от недугов? Оно действительно обладает такое способностью? – недоверчиво поинтересовался Кашмир.

– Подожди, пока она взлетит. Под каждым крылом у нее есть желтые перья. Вожди местных племен делали из них накидки.

Птица издала длинную переливчатую трель. Кашмир, склонив голову, прослушал ее, после чего сказал:

– Ну, по крайней мере, голос у нее приятный.

– Последняя из этих птиц споет свою последнюю песню через пятьдесят лет где-то на Мауна Лоа.

– Вот как?

Птичка вспорхнула с ветки и улетела.

– Тебе от этого не грустно? – спросила я.

– А почему мне должно быть грустно? Ведь сейчас эти птицы существуют, амира .

Мы продолжили путь, двигаясь по краю кратера почти строго на запад по черной корке застывшей лавы. Затем стали спускаться к берегу, к бухте залива Мауналуа. По пути мы миновали пруд для разведения рыбы и небольшую деревню на берегу впадавшей в море речушки, в которой местные жители с помощью плетеных корзин ловили креветок.

Мы ненадолго остановились, чтобы понаблюдать за ними. Один туземец предложил нам попробовать свой улов. Креветки были мелкие, длиной с сустав моего пальца, и почти прозрачные. Мужчина разжевывал их своими белоснежными зубами целиком, не очищая. Я воспользовалась его предложением. Вкус у креветок оказался весьма любопытный – солоновато-горький и в то же время чуть сладковатый.

Затем мы с Кашмиром двинулись дальше вдоль побережья, обходя греющихся на солнце морских черепах и неглубокие естественные бассейны, которые возникали на берегу во время отлива. В мокром песке суетились, то ныряя в свои норки, но снова выныривая из них, сотни крохотных крабов. В одном месте я попросила Кашмира остановиться, и мы несколько минут наблюдали за тем, как две туземные женщины, судя по всему мать и дочь, ножами отковыривали от обнажившихся при отливе скал раковины моллюсков. Проходя мимо апельсиновых деревьев, мы нарвали спелых плодов и до отказа набили ими мою сумку. После этого Кашмир предложил понести ее, и я с радостью воспользовалась его любезностью. Наконец мы свернули в глубь острова, чтобы избежать необходимости карабкаться по склону горы Бриллиантовая Голова, или, как обозначил ее на своей карте Блэйк, Лиахи. Ориентируясь по солнцу, вскоре мы приблизились к Вайкики, где под пальмами мерным гордым шагом расхаживали павлины. Последние мили пути давались мне с трудом. Кашмир, должно быть, заметил, что я все медленнее переставляю ноги, но не подгонял меня.

Солнце уже окунулось в океан, когда мы, наконец, увидели вдали лес корабельных мачт в гавани Гонолулу.

Я остановилась. Кашмир, сделав еще несколько шагов по песку, обернулся.

– Может, нам сегодня переночевать на пляже? – предложила я. – Мне кажется, уже слишком поздно, и нам не удастся устроиться на ночлег в подходящем отеле.

Кашмир долго смотрел на меня изучающим взглядом, после чего опустил сумку на песок, сел рядом с ней и сказал:

– Как прикажете.

Я попыталась улыбнуться:

– В чем дело, Кашмир? Океан, мягкий песок, пальмы… Тебе не хочется переночевать в таком прекрасном месте? Неужели тебе нужен городской комфорт?

Он долго молчал, а затем сунул руку в карман, достал оттуда сложенный лист бумаги и, держа его большим и указательным пальцами, продемонстрировал мне, глядя с укоризной. Сердце мое оборвалось. Я мгновенно выхватила письмо, но выражение лица Кашмира не изменилось.

– Дорогой мистер Харт, – проговорил он, смотря мне в глаза. – У меня очень мало времени, чтобы написать это письмо, а для того, чтобы повидаться с вами, его нет и вовсе. Вместо этого я…

– Кашмир…

– Вместо этого я оставила кое-что для вас в том самом месте, которое во время нашей прогулки вы обещали когда-нибудь показать мне. Мне нечего больше сказать – я могу лишь попросить у вас прощения. Никс.

– Ты ничего не понимаешь! – крикнула я и запихнула письмо к себе в карман.

– Я думал, что все понимаю, когда смотрел, как вы с ним целуетесь.

Я отчаянно покраснела, но не опустила глаза, хотя это было непросто. Наконец, Кашмир отвернулся и вытащил из сумки апельсин. Я почувствовала благодарность к нему за это проявление великодушия.