Саша Готти - Влада. Перекресток смерти [litres]

Муранов же вообще не удосужился проснуться и, кроме того, приволок в больничную палату свой ненаглядный вонючий мотоцикл. Влада с нежностью посматривала на спящего в полутьме вампира, борясь с желанием подбежать и начать трясти его за плечо. Или просто улечься рядом и прижаться к нему. Проснется – и будет ему сюрприз. Минуты их свидания можно сейчас перебирать в памяти, как драгоценности в шкатулке. Каждое слово, каждое движение, взгляд…

«Это ведь я создала новую Конвенцию, благодаря мне все живы и все хорошо, – радовалась Влада. – Мой Гильс – Темнейший, как и должно быть, а мой Егор – Хитрейший Морок. Ему это очень нравится, он просто радости не показывает, характер такой сложный. Ведь Егор теперь равен Гильсу, да… И мне не верится, что все так хорошо».

Влада, блаженно вздохнув, устроилась на подоконнике поудобнее, поджала ноги и закуталась в одеяло. Из больничного окна тянуло уличным сквозняком, который почему-то пах счастьем. Холодным и болезненным, но счастьем. Оно таилось и ждало везде: над крышами в рассветном небе, в желтом свете окон соседних домов, в загадочной темноте еще спящей улицы…

– Тролле, ну хотя бы на один вопрос нормально ответь, – шепотом попросила Влада. – Магическое право – как Настя его приняла? Сможет ли она командовать всеми магами и ведьмами на земле?

В ответ ей показалось странным долгое молчание, и пришлось повторить вопрос, после чего Егор скривился так, будто запихнул в рот лимон и как следует его разжевал.

– Подбираю цензурные слова, чтобы не травмировать нежные вампирские сны… – Бертилов вздохнул. – Похоже, ты не все знаешь. И это капец, как выразилось большинство тайного мира. Так что с магическим правом, темноглазка, нас ждут ба-а-альшие сюрпризы!

Дни после новогодних праздников шли своим чередом. Петербург отгремел фейерверками и теперь пребывал в сонном полузабытье: его заносило мягким снегом, и тайный мир одновременно и печалился, вспоминая потери, и радовался концу войны.

Носферон, разрушенный ураганом до подземных этажей, медленно восстанавливался, и на эту работу были брошены все армии вампирских подконтров. Теперь в районе Конногвардейского бульвара днем и ночью раздавался едва слышимый гул неясного для людей происхождения. В янве же картина выглядела впечатляюще: несметные полчища пауков, ворон, змей… Да каких тварей там только не было! Все они суетились, сновали вокруг сверкающих серебром руин Носферона. Каждый искал где-нибудь в городе или за его пределами хотя бы маленькую частицу, камешек, пылинку Носферона и тащил ее, чтобы приладить на место, намертво склеив паутиной. Этаж за этажом, но Темный Универ рос, и даже Буян Бухтоярович с Фобосом Карловичем начали поругиваться у еще не открывшейся входной зловоротни, деля между собой будущую работу.

Домовые предсказывали, занявшись привычными делами: ругались из-за темной жилплощади и делили имущество. А это означало одно: опасность отошла от тайного мира далеко, очень далеко.

Влада проводила дни в спокойном бездумье, просто гуляла по улицам и ходила по гостям, заглядывая во все знакомые зловоротни подряд, а Гильс и Егор не оставляли ее одну.

Тринадцатого января ребята с утра побывали и на «оливье» у Мары Лелевны, которая так и не успела разобрать свои чемоданы после возвращения из Выборга, и у Герки с Настей, и у Весничей. От кики-морской семейки пришлось вырываться с трудом: мать Дрины Роксана Елисеевна вдохновенно рвалась подстричь Егору челку.

Теперь Гильс, Влада и Егор стояли на лестнице, и Влада пальцами одной руки помогала Егору распутывать то, что соорудила Дрина у него на голове.

– А кого Роксана Елисеевна сейчас там стрижет? – засмеялась Влада, слыша за дверью Весничей возмущенные вопли Бертилова и хохот не менее пяти девиц.

– Сюрприз, который через десять минут превратится в фонтан жуть-колы и не оставит там ни одной сухой и трезвой кикиморы, – буркнул Егор, наводя привычный беспорядок на своей лохматой голове. – Пошли лучше праздновать к декану вампиров, а то у меня от Весничей в голове трескотня.

Предложение навестить Алекса понравилось и Владе, и Гильсу. Добираться туда пришлось через весь город: после торжественного и громкого отъезда Раисы Петровны вампир вернул Янчесу обратно родовое гнездо, а сам обосновался в маленькой квартирке на Московском проспекте.

Теперь там царил настоящий разгром, оставленный Вампирусом, который не давал своему любимому декану ощутить себя одиноким ни на один праздничный день. Поэтому из уцелевшей мебели в зловоротне остались только кровать, пара табуреток да стол со стоящим ноутбуком. На экране висело окно скайпа, из которого доносились голоса и периодически мелькало Дашино лицо.

В общем-то известие о том, кто принял на себя магическое право, поначалу вызвало в тайном мире растерянность, граничащую с паникой.

Скомканная салфетка, которую Влада сунула себе в карман на вокзале, действительно принадлежала Насте Нечаевой. Только вот не бумага, а слезы, которые были на этой салфетке, оказались решающим фактором в самом сильном магическом ритуале тайного мира. Именно эти, высохшие уже, слезы, пролитые самой склочной девицей тайного мира в кафе на Конногвардейском бульваре, сыграли с тайным миром странную шутку.

Даша приняла магическое право как должное, будто всегда ждала его, да и Алекс, как заметила сейчас Влада, сидя на кухне и разглядывая своего «дядьку», был абсолютно счастлив такому исходу.

– Дашка в Москву укатила, – с гордостью объяснял вампир. – Ей же надо восстанавливать Магический орден из руин. Была незаконная вампирша, а теперь хозяйка всех магов и ведьм на земле. Трудно во все это поверить, я еще до конца не осознал. Как-то она стремительно во всю эту магическую заваруху вникла, я вот не понимаю! В институте еле тянула, ничем не увлекалась, а тут… Откуда что взялось? Общаемся по интернету теперь, когда у нее свободное время.

– Алекс, я что спросить хотела. Не сердишься на меня из-за нее? – осторожно задала Влада мучивший ее вопрос, и вампир в ответ отрицательно покачал головой.

Критически осмотрев последнюю уцелевшую чашку (правда, треснувшую), налил туда жуть-колу, придвинув ее Владе, сам же отхлебнул из бутылки.

– Я вообще на тебя никогда и не сердился всерьез, – тихо сказал он. – Не думай об этом, думай о хорошем.

– Буду думать только о хорошем, – Влада отпила из чашки, ощутив на языке приятный щекочущий вкус. – Например, о том, что Ац вернется… Веришь?

– Я во все хорошее теперь верю, – подумав, кивнул Алекс. – Мне кажется, ты до сих пор не можешь себе чего-то простить. Хватит, ты сделала невозможное для всех нас. Больше нет ни светляков, ни войны. И все так, как раньше. Ладно, Владиша… Давай, мир.