Оксана Демченко - Топор Ларны [Litres, СИ]

– А чего это снова на «вы»? – заинтересовался выр.

– Сочувствую, вот и вежлив стал, – вздохнул Ларна. – К тому же лекарь, вроде, так себя вести должен. Ну что, пора. Эй, на палубе! Кто там заснул? Крюки давайте, веревки да ремни.

Люди забегали, выр слушал их шум и отмечал: эти не куклы, действуют слаженно и умно. Тянут вверх его тяжелое тело без рывков, ровно. Стараются не причинять боль. Стало обидно: почему он за все прошедшие годы так и не попробовал заговорить с сухопутными? Сам и взрастил в братьях нынешнее их презрение к берегу, толкнувшее к союзу с кландом. Отвратившее от Шрома и его идей.

На палубе, к огромному изумлению Жафа, обнаружился… выр! Довольно крупный, с характерным для ар-Бахта вороненым панцирем. Неполным: на хвосте нет двух пластин брони. Выр вежливо качнул клешнями, не прекращая своего занятия. Он… чистил рыбу! Полон корабль людей, и выр – чистит рыбу? Жаф промолчал и предпочел наблюдать. Не один чистит: вон два сухопутных, они убирают чешую и моют палубу, сортируют готовое рыбье мясо. Печень бережно выкладывают на плоское блюдо. Пахнет она умопомрачительно, даже свежая. А к полудню, надо думать, дойдет до лучшей своей степени готовности.

– Доброе утро, ар Жаф, – приветствовал выр. – Я Сорг ар-Бахта. Состою в сговоре с Ларной. Братья ушли в столицу, оставили мне тихое местечко за своими хвостами. Но я сбежал. На седьмом десятке лет я решил проявить характер. Замок оставил Трагу, он толковый, в военном деле понимает и старость в нём хорошая, мудрая. Его все уважают.

– Траг – имя не вашей семьи, – возмутился Жаф. – В годы моей молодости был такой капитан, тогда ещё галеры состязались в резвости хода. Ты не помнишь, ты был мальком… Он три года кряду приходил первым и получил золотого спрута.

– Знаю, его племянник рассказывал эту историю всем, по пять раз в день, – отозвался Сорг. – Это тот самый Траг. Кланд его приговорил к тайной казни через выродёрство. Но Хол своего дядьку спас. Это красивая история, ар. Пожалуй, я изложу её подробно. Так будет проще терпеть пересыхание. Сегодня предстоит трудный день.

– Ты тоже в лекари лезешь? – Ужаснулся старик.

– Пробую, – скромно шевельнул усами выр. – Сейчас закончу чистить рыбу и займусь вашим панцирем. Ларне одному не управиться.

– Куда мы плывём? – запоздало поинтересовался Жаф.

– На запад! – глаза Сорга резко прыгнули из глазниц вверх. – К замку семьи ар-Фанга! Это я решил. И настоял на своем. Я никогда не выходил на мелководье, но теперь случай особый. Они оскорбили нас, и мы должны ответить.

Ларна усмехнулся в усы и кивнул. Смешал в миске новый состав, обмакнул пук водорослей. Кивнул моряку: тот поставил перед Жафом большую бадью с нарезанной зеленью.

– Ешь, слушай Сорга и терпи, – велел кошмарный лекарь. – День впереди длинный, выродёром меня назвать и вволю поругаться ещё успеешь. На веслах! Не спать, у нас время на учёте. Течение мы поймали, ветер попутный, но это не повод для лени!

Запах новой жижи оказался резким и едким. От неё панцирь сразу терял глянцевость и сох, делался серым, бугристым. Пострадавшие места хрустели и ломались, слоились тонкими пластинками. Жаф мрачно глянул на раннее солнце, купающееся в озере тумана над берегом. И стал терпеть. Он перетирал во рту мерзостную зелень, не дающую ни ощущения сытости, ни должной влажности, не утоляющую жажду. Тагга с лечебными добавками оказалась и того хуже: зажгла огонь в горле и далее. Пожар всё ширился, пока не достиг хвоста. Солнце медленно, возмутительно медленно и лениво, взбиралось по небу, словно его лодка преодолевала могучее встречное течение.

Каменные и металлические тёрки визжали и хрустели по панцирю. Сознание плавилось, злость на выродёра росла, и уже к полудню старик утратил остатки выдержки и первый раз вслух назвал так Ларну. А когда стали обедать, и Сорг один съел всю печень, Жаф зачислил в выродёры и его… День длился и не кончался. Сознание предательски теплилось, не желая угаснуть и прекратить муку. Когда Жаф утратил способность осознавать мир, так и осталось загадкой. Но, очнувшись, он снова увидел и ощутил все то же: сухость, боль, бесконечный день. Правда, неумолимый Ларна заверил: миновала ночь, он, Жаф, отдохнул и выглядит гораздо лучше. Явная ложь! Словесное продолжение пытки, старик так и сказал, точнее, прохрипел сухим носом.

Впереди, в лучах высокого ещё послеполуденного солнца, показался берег острова ар-Фанга. Сперва Жаф не поверил себе, рассмотрев характерный рисунок невысоких гор. Тантовые куклы гребут, оказывается, вдвое медленнее настоящих людей? Не умеют рассчитывать силы и ни к чему не стремятся… Удивление ненадолго отвлекло от боли пересыхания. Показалось: стало чуть лучше. Но тут тело скрутила судорога, и всё вернулось на свои места, определившиеся ещё вчера. Ларна – выродер, грот в замке ар-Выдха – дом, а не западня, нынешнее бегство – следствие старческого безумия.

Жаф лежал в луже исторгнутой телом гнойной жижи и ощущал себя бессильным, уничтоженным, жалким. Особенно страшно было показать себя таким людям. Тем, кто исконно враг и готов травить, убивать и мстить. У них есть на то причины, выр знал… Но люди не выказывали удовольствия от вида его страданий. Наоборот, сочувствовали и даже – вот ведь нелепость! – норовили шепотом подсказать ругательства, чтобы старик не повторял одни и те же, уже утомившие его самого и утратившие остатки силы. Люди полагали, что он хорошо держится и что злость при такой-то боли – не слабость, а способ бороться.

Когда берег приблизился и горы выросли, заслоняя закат, Ларна кое-как разогнулся, со стоном отвращения бросил пук водорослей и стальной скребок.

– Пытка, – мрачно признал он, глядя на свои изъеденные жижей руки. – Лекарем быть – пытка… ну и влип я с Тинкиными котятами! Мир нельзя переделать! Котят всегда будет больше, чем мисок с едой. На кой я создаю себе горб?

– Переделать нельзя, – согласился Сорг, откладывая свой скребок. – Но тебе, кажется, начинает доставлять удовольствие само занятие. И не качай головой, не лги себе. Ты ужасно мягкотел и возмутительно добр. Я вижу. Шром точно таков, я нагляделся на него. И мне очень интересно смотреть теперь на тебя. Я начинаю понимать: вы, люди, тоже имеете не один возраст. Внешне вы не меняетесь, как мы после сна в гротах. Но ты уже вырос из первого панциря. Сила не греет тебя. Ты становишься Ларной второго возраста. Как и мы, не все вы неущербны и способны войти во взрослость. Закон жизни людей и выров не так уж различен.

– Может быть, – не стал спорить Ларна. – Жаф, твои мучения заканчиваются. Мы так отскоблили панцирь – глянуть радостно! Сейчас будем смачивать отваром айры. Потом налепим тряпок с подорожной травой. Утром попробуешь встать на лапы. Шага на два тебя хватит, пожалуй. Мне нравится лечить выров, вы так быстро восстанавливаетесь!