Оксана Демченко - Топор Ларны [Litres, СИ]

Шром распластался на плитах, уже не сознавая себя. Хранитель Жаф громко потребовал предоставить воду больным и прекратить бои в коридорах. Сине-золотые стражи забегали, смущённо пригибаясь и не смея спорить: кто знает, может, распоряжается тот, кто завтра будет первым у помоста? А то и взойдёт на него.

– Осталось вызвать выродёра, – задумчиво предположил ар-Лим, глядя на стальной панцирь кланда. – Нелепое дело вы затеяли, старый ар. Я бы, да не сочтут это трусостью, не поручился за исход боя нашего молодого полнопанцирника с этим на суше. Сталь хороша, наша сталь, зрамская… А люди – мягкотелые слабаки. Я слышал много глупостей о Ларне, но этот панцирь ему не вскрыть.

– Так чего ты лупил хвостом, как малёк? – сварливо поинтересовался Жаф.

– В азарт вошёл, – виновато вздохнул хранитель. – Интересный бой стоит того, чтобы его не упустить. Эх, как бы не месть, я бы поставил тарелку печени на выигрыш гнилого кланда.

– Тресковой печени? – вслух задумался ар-Горх, до сих пор чувствуя себя головокружительно дерзким, ведь он пошёл против сильного соседа!

– Самой жирной, – оживился ар-Лим. – Эх, без толку ставки. Сбежал, пожалуй, выродёр! Пропало зрелище. Стальной панцирь хорош. Наши кузнецы ковали. Потому и ставлю печень смело, вполне.

Кланд на помосте чувствовал себя неуютно. Суета и шуточки внизу настораживали его. Поведение давно подмятого и запуганного ар-Горха беспокоило всерьёз. Отсутствие старшего ар-Фанга, не явившихся вопреки прямому приказу, бесило.

Кланд пробежал к стене, выбрал два топора, надежный цеп, длинную алебарду с противовесом в виде крюка. И ещё раз гордо осмотрел свой панцирь, защищённый безупречной южной сталью. Он боялся встречи со Шромом, даже израненным и умирающим. Но человек… Жалкий наёмник, мягкотелый выкормыш наставников бассейна. Вся его сила – в ядах и внезапности. То и другое здесь не позволят использовать.

– А где выродёр? – снова запереживал ар-Лим.

– Тут я, – негромко отозвался человек в плаще рода ар-Нашра, разгибаясь и вытирая пот со лба. – Пока развернул эту телегу, так разогрелся, любо-дорого. Жаф, смотреть удобно будет?

– Ещё поправее меня сдвинь, – задумчиво предложил старик. – И под переднюю перекладину хоть что подложи. Вот, уже лучше. Я на тебя поставлю тарелку печени. Ты уж соответствуй. Очень кушать хочу, а треска у ар-Лимов наилучшая.

Усы кланда слегка обвисли. Он безвольно и молча пронаблюдал, как его стражи вносят воду и начинают поливать Шрома – врага, ещё способного выжить. Как хранители, стоящие возле помоста, сторонники и опора, отходят в уголок и там молча замирают. Как мечется ар-Рапр, полнопанцирный и несчастный до глубины души. Ему хочется иметь мужество и стукнуть хвостом – но ар-Фанга не дадут воды, а как это изменить, как сберечь личинки? В них всё будущее, и оно, увы, превыше даже чести.

Рослый выродёр, новый объект общего внимания, без спешки отстегнул из-под колесных перекладин свой топор, снял с него чехол. Скинул плащ, затем куртку. Остался в тонкой тёмной кольчужке, на вид не особо надежной. Натянул шуршащие перчатки. Добыл оттуда же, из-под головогруди старого Жафа, кольчужную шапочку, стекающую мелкой чешуей звеньев на плечи.

– Это наша ковка, – оживился хранитель ар-Рафт. – Кто там печенью богат? И мне тарелку. Наша ковка лучше южной. Клеймо на топоре полное, варочная сталь, северная, а не ваша, пережжённая и сухая. Наша вон – вся как масло, темна и без блеска, знатная работа.

Ларна чуть поклонился Жафу. Потом Шрому, едва способному ответно поднять ус. Шрон уже был рядом с братом и пробовал лечить по мере сил. Ларна отвернулся, щелкнул языком, подзывая страфа. И зашагал к помосту.

– Страф против правил, – сдавленно просипел ар-Багга.

– Тогда пусть гнилец бросит алебарду и прочее оружие, оно всё против правил, мы – выры, у нас природный панцирь и клешни имеются, – возмутился ар-Рафт.

Снова наступила тишина. Ларна движением руки опустил птицу на колени и забрался в седло. Кланд с сомнением глянул на алебарду, покосился на своих сторонников. Как воевать со страфами, он слышал. Но смутно и очень давно. Вроде, их надо путать усами по ногам… Усы у кланда были коротковаты, что маскировалось ношением парадных золотых подвесок непомерной длины.

Вороной в одно движение взвился на край помоста и зашипел, сгибая голову вниз. Тёмный топор приветственно качнулся. Ар-Лим, который заключил различных споров уже на два десятка тарелок печени, пребывал в пьяно-превосходном настроении. Именно он азартно влепил всем хвостом по полу, обозначив начало боя.

Кланд настороженно, медленно шагнул вперёд, и ещё раз. Поправил оружие в руках, шире перехватил алебарду. Вороной страф заклокотал, вскинулся – и прыгнул с места вперед и вверх. Так резко, что кланд на миг растерялся, удар обоих топоров прошёл по ногам птицы вскользь, задев лишь выпущенные когти, отбившие его и направившие руки вниз, к помосту.

Вороной не сбился с намеченного направления. Его когти всей силой, накопленной прыжком, смяли задние лапы кланда и ограничили его подвижность – пусть и ненадолго.

Кланд ударил алебардой почти вслепую. Мгновенно он с ужасом осознал потерю обоих глаз на стеблях – когда птица их уничтожила, кланд даже не заметил, боль лишь теперь ударила, и оказалась страшна.

Ларна щелчком языка подал новую команду. Страф перестал скрести когтями по броне, отпрыгнул. Поджал пробитую сталью ногу и жалобно заклокотал.

Кланд тоже не молчал, он визжал позорно и громко, хотя закон мелководья гласит: раны не обозначают криком, бойцу пристало терпение, кровь его во время поединка совершенно холодна… Но кланд уже выгибался и бился, как полураздавленный червяк. Сталь панциря сковывала движения, ограничивала замах рук.

Алебарда хрустнула, когда её древко перерубил тёмный топор. Кланд молотил во все стороны уцелевшими руками суматошно и остервенело, изо всех сил. Один раз он ощутил, что попал во что-то плотное, но почти сразу возросла тяжесть на горящем от боли хвосте, и кланд осознал положение птицы. Он начал заваливаться на бок, готовя кувырок, сминающий врага…

Тёмный топор, на вид и правда, словно в масле выдержанный, уже скользил с неприятным грубым звуком вниз, целясь с пугающей точностью в стык открытого кувырком брюшного щитка. Южная сталь жалобно охнула, замки соединения бессильно распались. Боль в утраченных глазах и подпорченном хвосте перестала беспокоить кланда. Он впервые в жизни на своем опыте узнал, каково это: когда тебе взламывают панцирь.

Спинной глаз отметил черную тень страфа, бегущего по широкой дуге. Вороной прихрамывал, но клокотал победно, громко. Страф был без седока, отягощающего, тормозящего движения. Вот голова дернулась – и зрение сжалось до жалких возможностей обзора пары нижних лицевых глаз…