Оксана Демченко - Топор Ларны [Litres, СИ]

После ужина ловкая Тингали, постепенно привыкающая отзываться на свое новое имя и согласившаяся, что оно удобно и понятно вырастает из детского короткого Тинка, подсела и все страхи исподволь, неторопливо, выспросила да выведала. Всплеснула руками, бледнея и охая.

– Кимочка, так что же это мы? Ведь надо помогать. Хорошие люди – и в рабство…

– Трудно жить в большом мире, – вздохнул Ким. – Каждому помощь и не окажешь, не сказка тут, быль. Скоро ли погонят твоих людей, Маря?

– По братовой повадке судя, скоро, – вздохнула Марница. – Обвинят в поджоге, сразу повезут на сборный двор, оттуда прямиком на торг. Сезон теперь, самое время. До осени принято покупать рабов-то, чтобы урожай уже было, кому убрать. Детей не погонят, как я надеюсь. По родне раздадут, безвинные они. И, что важнее, – женщина усмехнулась, неловко пряча боль, – цена за них мала, а мороки с ними много.

– Значит, пять человек, так ты сказывала, – уточнила Тингали.

– Пять. Кого надо обязательно выкупать, тех как раз пять.

– Денег хватит? – с самым важным видом нахмурилась Тингали.

– Хватит. Только нам ничего на дорогу не останется. Да, еще: идти им некуда. Назад – так там брат… он опять сживать со свету станет.

Сестра Кима махнула рукой с самым беззаботным видом. Ей, выросшей в лесу, непонятны были беды бездомности… К тому не наступившие еще, не выбравшиеся из догадок – да в жизнь.

Утром страф сбежал по колючему склону с первым седоком, потом вернулся за вторым, последней вывез из леса Марницу. Спрыгнув с седла в мелкую пыль, женщина оглянулась на Кима. Карие глаза с тоской вбирали лес, прощались с ним, унимая обычную веселость пастуха до рассеянной задумчивости. Даже кудрявые волосы, бурые, но вылинявшие, потускнели. Зато Тингали резвилась и смеялась, принимая новое, как праздник. Нагибалась и щупала колеи, изучала кострища на обочине, норовила залезть на поваленные стволы и глянуть вдаль, прыгая и опасно качаясь, уговаривая страфа помочь, поддержать. Ким нахмурился, вопросительно глянул на Марницу, так согласно кивнула. И гордая Тингали устроилась в седле Клыка, высоко, почетно и удобно.

– А где толпы людей? – не унялась она и там, на изрядной высоте, обычно вызывающей у неопытных седоков оторопь. – Это же тракт, тут должна клубиться пыль и толпы толкаться.

– Близ Устры наглотаешься пыли, – пообещала Марница. – Пока радуйся тишине. Свежих следов нет, даже курьеры не проезжали. Лето к осени клонится, не время праздно ездить. Пока что сборный двор занят грузами, сюда они через месяц-другой выплеснутся, потекут в порты.

– А где эти… трактиры? Мы заночуем в трактире?

– Обязательно, – прикрыла глаза Марница, пытаясь совладать с раздражением. – Тинка, ты настоящая головная боль. Это я вежливо так намекаю, ясно?

Тяжелый вздох стал ответом. И повисла тишина, отчего-то оказавшаяся Марнице совсем не интересной и даже натянутой, тоскливой. Ким все время оглядывался на лес и скучнел, и глаза его утрачивали блеск, словно пыль дороги их мутила.

– Леса тянутся до самого берега, – начала говорить сама Марница. – Не такие дикие, но все же. Скорее уж рощи. Говорят, выры сперва хотели извести весь лес. Но потом сообразили, что без деревьев не бывает тени. А без тени для них нет в жизни радости. И тогда старое решение отменили, вырубку прекратили. Только рассекли большие леса на куски, на рощи. Так что не прощайся с зеленью, Ким. Она за холмом снова явится.

– Спасибо.

– Ха, не за что. О дороге. Трактир тут один на ближние сто верст. Нехорошая у него слава, я бы миновала стороной, не нравится он мне. Никогда в нем не обходится тихо да гладко. Сколь езжу – столь драки наблюдаю… или сама затеваю. Я не особо мирная. Да им всякая баба в штанах – уже повод зубы скалить.

– А ты платье надень, – посоветовала Тингали.

– Вот еще! Пыль подолом мести, – фыркнула Марница. – Знаю я и эту песню. Злую бабу видят – опасаются, а если злости не ждут, одна и в путь не суйся, далеко не уйдешь. Я пока страфа не вырастила, с кнутом ходила, три пары метательных ножей имела при себе, да еще игломет. Хороша была бы я с таким набором оружия – да в передничке.

Тингали расхохоталась, припадая к шее Клыка и раскачиваясь в седле. Страф возмущенно клокотал – но шалить не мешал. Сам переступал, качая еще сильнее… И требовал чесать под клювом. Засмотревшись на новое поведение обычно злого и строгого страфа, Марница чуть не упустила поворот на боковую дорожку, позволяющую обойти трактир, не давая его гостям повода для пересудов. Зелень сразу придвинулась, Ким заулыбался и повеселел. Зато – странное дело – Тингали затихла в седле, хмурясь даже, кажется, щурясь.

– Что не так? – глянула вверх Марница.

– Нитка, – непонятно вздохнула Тингали. – Как объяснить… Я вижу чудное. Иногда. Это мой дар. Ким просил никому о том не говорить, но ты-то с нами. В общем, нитка есть. Точно есть, неприятная такая, серая, как старая грязь. Как паутина рваная. Из прошлого она за тобой тянется. Сила в ней иссякла, обстоятельства переменились, рвется она, хрустит… Но тянется. То есть еще не развела тебя судьба с чем-то таким… что прежде мешало.

Марница кивнула и долго молчала, пытаясь соединить понятные по отдельности слова в нечто осмысленное в целом. Нетрудно поверить, что Тингали наделена даром. Да и Ким – при ней, брат… и не вполне человек. Но что может обозначать нитка? И почему за ней, за Марницей, тянется? Долг? Может, и так: людей ведут на торг по её беспечности и глупости. Но нитка старая и рвется… Не похоже. А что ей еще мешало? Марница резко остановилась.

– Посредник… Ким! Выродера, которого уделал Клык, ждет посредник. Он сказал: в известном месте. Я должна была сразу понять, нет поблизости иного жилья для проезжих людей. В деревню не сунься: на полгода сплетен, это им без надобности. В лесу тоже худо, не любит этот лес непрошеных гостей.

Ким задумчиво кивнул. Некоторое время сопоставлял слова. Вспомнил недавний рассказ Марницы о выродере и его вопросах, о пергаментах и братовом интересе к ним.

– Третий день истекает как раз сегодня. Пожалуй, ждут здесь твои пергаменты. Странно: деньги вперед выплачены, посредник долю свою уже взял. Зачем ему снова встречаться с кем-либо? Он не настолько глуп, полагаю, чтобы после оплаты продолжать интересоваться чужими делами. Зато мужик, которого гонял Клык, сюда пришёл бы. Он душой слаб, ему с шааром ссориться не хватит силенок. Мог бы явиться и начать выклянчивать с заказчика прибавку, прикрываясь сложностью работы.

– Трепло он и дешевка, – презрительно прищурилась Марница. – Рыбий корм.

– Потому его и наняли, чтобы рыбку накормить и трепа избежать, – важно закончила мысль Тингали, глядя на всех сверху вниз. – Маря, если ты несколько листков им подбросишь, да вещь приметную, то надолго и по-настоящему станешь считаться в этом краю мертвой.