Оксана Демченко - Топор Ларны [Litres, СИ]

– Хол не трус, – повторил недоросль.

– Тише!

– Хола уважает великий Шром? – мелкий выр еще раз уточнил главное.

– Очень уважает. Тише! Шром велел молчать, когда мы в засаде.

Хол не отозвался. Раз велено молчать – он исполнит, дело нетрудное. Малек улыбнулся, радуясь временной тишине. Погладил панцирь приятеля, такой тонкий, что под ним всегда ощущается тепло живого тела. И стал осторожно спускаться по веткам, поглядывая вниз. Вот и Ларна. Протянул руки, чуть шевельнул ладонью: прыгай, можно. Малек вздохнул, еще раз оглядел ветки внизу – и отпустил руки, падая в темноту. Поймали на растянутую ткань, мягко и уверенно. Подхватили, молча уволокли в овраг, под прикрытие заранее приготовленных пологов.

Хорошо у Ларны поставлено дело: люди надежные, работают без окриков и неразберихи, как единое целое. Укутали в плащ, сунули в руки теплый настой трав. Хола, и того не забыли: угостили сберегаемым для него рыбьим жиром, смешанным с толчеными ракушками. Так велел Шрон, сам подобрал состав, чтобы малыш рос и его панцирь креп.

– Шром меня уважает! – гордо пискнул выр.

– Знаем, достойный ар, – пророкотал басом помощник Ларны. – И тоже уважаем.

Ларна уселся рядом, молча впился в Малька взглядом, ожидая отчета. В подобные ночи мальчик слегка опасался смотреть прямо в глаза своего капитана. Так близко всплывало к поверхности то страшное и холодное, что сокрыто в этом человеке… Он обучен убивать, и он перенял науку, как никто иной. Он не ремесленник, а мастер… Не зря по трактирам имя Ларны поминают шепотом, как сказку. Страшную, но и притягательную тоже. Выродер Ларна, гроза берега и отмелей. А теперь еще и страшный сон шааров, жирующих в Ласме и ворующих на землях рода ар-Бахта.

– Особняк самый что ни есть обычный, – начал Малек. – В два уровня. Комнаты шаара на втором, сам он дома и спит. План мы с Холом нарисовали точный, в исходном были ошибки тут и здесь. Стражи у них выставлены так, вот так, и тут еще караулы на страфах. Пергаменты лежали в большом зале, как всегда в последние месяцы, заранее облитые маслом и готовые к поджогу. Хол их перепрятал сюда. Смена стражи будет перед рассветом. Страфы не породистые, обучения плохого. Иглометы есть у внешних караулов, яда я в помещениях стражи не заметил. И по запаху, дядька Ларна, нет намека. Прочее тут нарисовано.

– Ловок ты стал, – похвалил Ларна, изучая точный, тонко выполненный рисунок. – В два дня полный отчет по здешним делам. Отдыхай, утром разбужу – пойдем заново особняк смотреть, при свете дня. Бедняга Сорг! Как шаара сменим, опять навалится толпа жалобщиков на нашего брата выра. Как же, людишкам только дай почуять слабину, тут же поднимут шум.

– Дядька, да кто при тебе-то жаловаться станет? – Зевнул Малек. – Люди тебя боятся. И выры тебя слегка опасаются. У тебя взгляд стальной, так и язвит… насмерть.

– Не моя вина, что многие уродились на свет мокроштанными гнильцами, – огрызнулся Ларна. – Что ты воспитываешь меня? Какой уж есть… Мало в мире тех, кого я уважаю. Шром с родней, ты да вот еще Хол, пожалуй.

– Хол не трус! – восторженно пискнул выр.

– А люди твои, дядька?

– Не суй нос в разрез клешни, не то без носа останешься, – прищурился Ларна. – Всех коли ценить – до рассвета не доживешь. Мои люди знают страх и ценят деньги. Может, и кроме того есть малость прочего. Но свою спину без панциря я могу доверить тем, кого назвал. Спи.

Малек и не пытался дольше спорить. Похожий на обморок отдых уже уволок в свои глубины. Последние три месяца сны не приходили, не успевали проникнуть в утомленное сознание. Жизнь сделалась плотна и интересна, но трудна до изнеможения. Шром учил нырять: это важно при проникновении в чужие замки. Шрон требовал освоить чтение, да еще на двух языках – людей и выров. Ларна наставлял в опознании ядов, скрытности и основах боя. Хол верещал, шипел, щипался своими ничтожными клешнями – и требовал учить его…

А еще было три чужих библиотеки – две в замках и большая сборная в городской крепости – где удалось снять копии с двух десятков книг.

В родном замке ар-Бахта и окрест стало привычкой сменное наблюдение за берегом: выродеры повадились травить союзников рода. Недавно и новое дело прибавилось, когда с ближними библиотеками удалось закончить. Шрон велел провести полную проверку дел шааров, подвластных роду. Старик не без причин полагал: воруют, а, кроме того, многие не одному своему хозяину служат, но тайком поддерживают кланда, его подсылов привечают, с его стола кушают и его умом живут.

В ухо зашипел Хол. Малек попытался заползти глубже под плащ, сердито сопя и отмахиваясь. Не дали спать ни мгновения, а ведь Ларна обещал! В щели плаща мелькнуло светлое небо, серо-розовое, как тело Хола. Утро? Провалился в сон и сам того не заметил.

– Не отдохнул, – хмуро заключил Ларна. Он стоял над Мальком в полном доспехе, ждал пробуждения и не торопил. – Всё, кончено. Отсылаю вас обоих к Шрону. Иначе ты станешь невидимкой: прозрачный весь, в чем душа держится… Умаяли мы тебя делами.

– Я отдохнул, – язык не желал слушаться, заплетался.

– Хол силен, Хол не трус, – бодро сообщил неугомонный выр, юркнув на плечо. – Клешни есть!

Каждое утро он говорил это. Показывал свои клешни в тайной надежде, что они за ночь стали гораздо крупнее. Малек соблюдал ритуал, подносил к розовому зачатку живого оружия раскрытую ладонь. По ней Хол вымерял размер клешни. И радовался. Ему всякий раз чудилась прибавка, пусть на единый волос – но прибавка. Ларна вгляделся, плотнее прижал клешню к ладони.

– Вот теперь и я вижу, – серьезно сказал он. – На ширину мизинца рост есть. Хорошая смесь – рыбий жир с ракушками. Дед Шрон дурного не посоветует. Ну-ка, Хол, дай я тебя на руках взвешу. Вырос! Ты определенно вырос.

Недомерок запищал от восторга: он знал, что Ларна не лжет даже ради похвалы. Сбежал обратно на плечо Малька. Приготовился, высоко выдвинув стебли глаз.

– Хорошее время. Люди сонные, да. Караул ушёл, страфы устали, да. Можно выступать.

Часто повторять «да», особенно в конце фразы, Хол выучился, само собой, у Шрома, которому подражал во всём. Малек зевнул, плотнее подтянул пояс и зашагал по густой мокрой траве. Еще недавно, в начале весны, он был рабом и сидел под бортом на галере, ожидая побоев и не надеясь на сытный обед. Теперь носит сапоги из наилучшей непромокаемой кожи. Его куртка добротна, а на поясе висит нож приличной длины. Странно порой меняется всё – в один день. Оглянешься, попробуешь понять – и голова закружится…

Из подлеска впереди метнулись тени, страфы заклокотали и стихли: люди Ларны сняли ближний караул. Чуть дальше и в стороне хрустнула ветка. Там второй караул, нанесённый на план глазастым Холом. Вот и третий убран: есть условный знак. Ларна шел, не таясь, но мягкие его сапоги привычно не давали и малого шума. Бывший выродёр чуть щурился, пряча веселье. Он ещё месяц назад признался: сковырнуть шаара гораздо интереснее, чем отравить выра. И счёт к шаару иной, и прелесть работы – в её блеске и точности.