Оксана Демченко - Топор Ларны [Litres, СИ]

– Соблюдаешь?

– По мелочам не спорю, – усы Юты снова взметнулись. – По мелочам спорить – себе вредить. На носу вид хорош, и опять же… тень от паруса туда падает при нынешнем курсе.

Шром булькнул смехом и охотно перебрался на новое место. В тени, над бадьей печени, он приступил к длинному, подробному обсуждению славных дел своего воспитанника. Рассказал о воровстве шааров, которые гнилее гнильцов, но и без них край не удержать. Затем выры посплетничали всласть о новых бойцах, появившихся на отмелях за минувший год. Сквозь сон Малёк улыбался. Впервые он наблюдал Шрома таким счастливым. Для бесед выискалось очень много удобных тем. Вполне достаточно, чтобы скоротать день.

Когда ночь опустилась на море, вереница галер миновала освещенные факельщиками узости и добралась до причала. Золотые книги пронесли наверх, в главный зал замка. Шрон ждал. Увидел сокровища – и задрожал усами от восторга. Ощупал тонкие листы старого, измятого золота, хранящего следы песка глубин. Подозвал Малька: руки людей удобнее для переворачивания страниц, они не наносят и малых царапин, не портят и без того пострадавший текст.

Юта шевельнул усом, требуя уложить на подставку нужную книгу и открыть её на заранее обозначенной странице.

– Тут читай. Мы пробовали, но понимаем один символ из пяти. Язык искажённый, вроде и не глубинный, и не нынешний, человечий. Переходный. Так писали недолго, четыре с половиной века этой записи. То, что мы смогли понять, привело нас в ужас. Это одна из причин спешного похода. Если мы прочли верно, Ар-Рафты несут на себе вину, достойную вырывания усов… Древние ар-Рафты, но я их наследник. Я не желаю хранить позор, не смыв его новыми делами. Читай отсюда, прочее – после, прочее не так ужасно.

« Во время оное и выявлена была правда о шьющих. Игла их стала для выров оружием превыше понимания. Коварство их – деяние, навсегда отвратившее кланда от поиска в мягкотелых сухопутниках разума, чести и самого права на жизнь. Участь людей решилась в единый день, и кара им была назначена: полное истребление. Золотая игла проста на вид, но обладает она сокрушительной силой, ужаснувшей выров. По слову кланда, главного в военные времена, чтимого превыше даже мудрецов, начат был поиск обладающих даром шиться среди выров. Ибо не могли глубины обделить детей своих.

Скоро в свите кланда имелось пять шьющих, и все они работали без устали, обращая оружие людей на их повинные головы и оберегая выров.

Перелом в войне наметился незамедлительно. Скоро столица людей лежала в развалинах, и поливал её бесконечный дождь, сменивший затяжную стужу. По взятии города воинов из рода людей казнили сразу, прочих погнали к берегу моря, дабы предать наказанию, зримому для выров. Зачитан был указ кланда, и в ужасе слушали его приговоренные, ибо предстояло им гибелью своей вплетать в ткань мира болезни для людей и саму смерть. И выры шили, готовя контур последнего дня людей, и мир менялся, и тучи грудились непроглядным мраком в отчаявшемся небе.

День двигался к зениту, когда под черным небом кланд дозволил начать казни, окончательно укрепляющие нити смерти на канве. Первой вывели к берегу княгиню севера, отданную в жены владыке юга в знак скрепления военного союза людей. И сказали ей: ты виновна более прочих, ты держала иглу и твоим умыслом выры утратили глубины. Тщетно пыталась она перекричать глашатаев, утверждая, что никогда не использовала золотую иглу, как оружие. Тщетно умоляла сохранить жизнь недоросшему сыну пяти лет. Не было в тот день для людей суда и права говорить – была лишь смерть.

Уже омыл свои клешни палач, уже укрепили руки женщины в зажимах, уже и сына её положили под удар хвоста, сминающего кости. Ничто не могло изменить решенного кландом.

Но всколыхнулось море и явило его, изменившего всё. Выра третьего возраста, лучшего из всех и единственного из живущих без счета лет, варсой именуемого. Приходящего в наш мир нечасто и равного мудростью самой бездне морской. Был он велик, поднялся из недр сквозь желтый яд, проточивший могучий панцирь. Нёс он четыре клешни, и только один хвост его имел размер полного боевого выра в длину. Он взошел на берег, метя путь свой темной кровью от ран глубинного яда. Он взглянул на кланда – и пал великий воин на брюхо, признавая своё ничтожество перед варсой.

– Неразумные дети глубин и суши! – Сказал варса. – Что вы делаете с миром, играя его законами? Как можете вы смерть вплетать в канву жизни? Как дерзаете шить законы ненавистью и страхом, местью и злобой? Как смеете отравлять мир ради ничтожной ссоры, возникшей из неумения видеть и слышать, размышлять и понимать? Нет мне более места среди вас. Вы отравили даже меня, и я ухожу, дабы оплатить долги. Но и людям следует оплатить свои. Нет иного пути в глубины для выров и нет иного пути к свободе для людей. Вы будете вместе жить или умрете вместе, иного не суждено.

Варса вскинул на панцирь княгиню людей и сына её, варса взмахнул золотой иглой – и сгинул в тишине, растворился, исчез. Очистилось небо, солнце осветило мир, погруженный в немоту отчаяния. Мудрые не знали ответов, сильные не ведали их. Но встал кланд, чтобы снова вести выров.

– Не будет казней, – молвил он. – Мы исполним волю варсы, величайшего и мудрейшего. Пусть живут люди, мы назовём их своими шаарами и выделим для них место в мире. Но иглу более не употребит никто. Пусть сама память о наших ошибках сгинет. Пусть исчезнет знание, заострившее столь страшное оружие. Тогда, возможно, не окажется бесполезной плата варсы, внесённая за нас всех.

Так сказал кланд Шром ар-Рафт, тот, кто одержал победу в войне. И горько мне, его брату, писать об этой победе. Вынужден я скрыть свою запись меж листами старой книги, чтобы вопреки запрету сохранить за вырами память».

– Ох-хо, – вздохнул Шрон, тяжело разгибаясь и шевеля затекшим хвостом. – Вот как мы опозорились, вот как… Смерть для всех, да без права оправдаться, да без суда.

– Всё, нет третьей силы, теперь и Ларна не оспорит, – булькнул Шром. – И люди гнильцы, и выры не… гм… хуже. Про золотую иголку не понял, да. Как можно иглой отравить море, тут вовсе не указано. Что за яд в ней? При чём шитье? Но ясное иное: делали дело, не думая о последствиях. И сейчас эти самые последствия гниют, удушая нас.

– Хорошо сказал, – отметил Юта. – Гниют! Гнильцов развелось многовато. Все мы стали с припахом. Все хоть немного боимся смерти. И хоть иногда не боимся утраты чести.

– Не терзайся, – прогудел Шрон. – Славен ваш род. Союзники наши нынешние уже и не знают, как себя подороже продать. Но тут приходишь ты, сам. И такое готов отдать для общего рассмотрения. Это неущербное решение, ничуть! Надо же – игла… Не клешня, не клинок и не колдовство, столь долгожданное для Ларны. Всего лишь игла, оружие слабых человечьих старух. Нищим заплаты игла пришивает, бедным одежду штопает… И миру смерть сулит. Ох-хо, тягостно мне думать о худшем.