Оксана Демченко - Топор Ларны [Litres, СИ]

– Хоть домой вернулся? – расстроился Ким, добрая душа.

– Вернулся, – губы женщины чуть дрогнули. – В порту он работал, надорвался… теперь и там не надобен, и тут ему тяжко.

– В общем, сеновал есть, – заключила Марница. – Занимаем! А староста, как появится, пусть подходит. Про крыс потолкуем.

– Да про них хоть весь год молчи, всё одно: свою долю с урожая возьмут, – вздохнула женщина без особой надежды.

Толкнула с рогатин жердь, перегораживающую дорогу более чем условно. Улыбнулась гостям, пообещала собрать ужин. Кима поманила: надо для сеновала вещей набрать, на подстилку. И пошла в дом, не любопытствуя. Хотя поглядеть было, на что. Вездесущая ребятня уже глазела. Как же! Вороной страф, без единого светлого пера. Шипит, клокочет, от седла требует себя избавить и так зло клювом щелкает – аж из бурьяна боязно вихры выказать, не то что голые ноги… Впрочем, самый умный и тут нашелся, отполз тихонечко и замелькал поодаль пятками, норовя донести новость до местного старосты.

Тингали стояла перед носом страфа и забавляла своим поведением оставшихся в засаде любителей сплетен. Объясняла боевой птице полным голосом и серьезно: нельзя огород топтать, нельзя воровать и козам глаза выклевывать, чиня ущерб хорошим людям. Клык терпел довольно долго. Потом сердито сунул Тингали свою большую лапу, прямо под ладонь – вот, видишь, и так умею, только отвяжись! Детвора запищала от восторга. Староста, уже высматривающий издали гостей, прибавил шаг.

– Брэми, вы сказали – разговор про крыс? – сразу перешел он к делу. – Это же замечательно!

– Если их много, – кивнула Марница.

– Ох, недобрые у вас шутки, брэми, – покачал головой староста. – Много их, а только хорошего в том и вовсе ничего нет. Пока-то зерно в колосе, так они и там его берут! А уж как обмолотим… – староста безнадежно махнул рукой, указуя в сторону большого тракта. – Да крысы изводят, а кабы они одни! Всяк год оттоль туча приходит. Всяк год, без единого передыху. Аккурат успевает всё загноить, да висит на едином месте неделями, крутит её, пучит. Покуда вся не выльется, и не стронется с места. Пруд наш на вырье море делает похож. Но такую беду не извести, хоть с крысами помогите. Всяко в долгу не останемся. Деньгами не богаты, но ужо пособираем маленько, поднатужимся.

– Слышала я, мастеровое у вас селение, – прищурилась Марница. – Сапоги пастуху моему справить бы. Штаны, рубах хоть две, а то и три. И подружке моей новое платьишко.

– Ага, – вроде бы обрадовался староста. – Так-то оно удобнее нам. Это соберем, это запросто. У хозяйки вашей сын сапожничает. Спину сорвал, но ремесло дедово перенял крепко, тем и живёт. С ним я рассчитаюсь зерном, всё по чести, вы и не хмурьтесь. Да и поле без оплаты вспашем под зиму, – староста остро глянул на Марницу, – коли крыс изведётся много.

– Условия простые, – усмехнулась женщина. – Всю птицу закрыть в сараях, и от заката самим на двор ни ногой. Ставни лучше тоже прикрыть. Амбары, сеновалы наоборот держать настежь. Утром сюда приходите, на работу глянуть. Тогда и по оплате разберемся окончательно. Это ясно?

Староста охотно кивнул: ещё бы, вперёд денег не просят и опасных условий не ставят. Он снова поклонившись строгой брэми и заспешил по тропке к избам: раздавать указания. Сумерки густеют, самое время исполнять условия. Один за другим женские голоса затянули, длинно и напевно, перечисление имен детишек, собирая всех домой. Захлопали ставни, заскрипели дверные петли.

Туман поднялся от пруда, надвинулся на деревню, впитал запахи прелого сена, кислых щей, парного молока, печного дыма. Варево получилось вкусное, домашнее. Ким закончил устилать сено дерюгами, присел на пороге сарая, озираясь и порой проводя рукой по туману – словно спину ему глядя. Под ладонью вихрились завитки, узор менялся, складывался то зайцем, то белкой, то гроздью рябиновой. Тингали хихикала, смотрела и просила: еще. Марница стояла рядом и неуверенно улыбалась. Ей были непонятны такие игры, мешающие быль с небылью. Странны – но приятны, потому что любая затея Кима получается хороша и наполнена душевной теплотой.

– А как мы станем крыс ловить? – осторожно уточнила Тинка. – Я их немножко боюсь.

– Не мы, Клык, – прищурилась Марница. – И вопрос неверный. Как его унять, вот уж задача… Эй, Клык!

Вороной вырвался из-за угла сарая, в клюве – крыса, лапы так и пляшут, нет им покоя. Бросил добычу к ногам хозяйки, гордо вскинулся в прыжке, защелкал клювом, топорща крылья. Марница на крысу глянула с некоторой брезгливостью, подняла за хвост, отнесла на кучу старой соломы. Бросила и указала пальцем.

– Сюда тащи, каких пожелаешь показать, это ясно? Свободен.

Страф восторженно подпрыгнул, распушив крылья сильнее прежнего – и сгинул в ночи. Марница села на порог сарая и подперла щеку рукой.

– Он выучился их таскать наперегонки с нашей кошкой, – грустно вздохнула женщина. – Ни один иной страф этой забавы и не знает, пожалуй. Удавят трех-четырех – и унимаются. Клыку же игра важна, беготня и собственная лихость. Одна беда: если ему почудится, что кто-то хочет его добычу отнять, не пощадит. Потому я и просила старосту позакрывать все двери. Но мы-то Клыку не чужие, нам, наоборот, надо сидеть и восхищаться. Хвалить.

Клык на мгновенье обозначился тенью, мелькнул над кучей соломы в прыжке – и вниз ссыпалось из клюва несколько серых тушек. Тингали хихикнула, громко сказала «ох, и молодец». Поднялась с порога.

– Пойду я, к хозяйке постучусь. Внучка у неё, такая хорошая девочка. Я обещала ей сказку рассказать.

– А… – начала Марница, но задохнулась, заметив короткое движение головы Кима. – Иди, конечно. Кимочка, ты покажешь мне ещё зайцев? Это же были зайцы?

– Зайцы.

– Красивые. Я сюда сяду, можно? – Марница ловко подобрала из-за спины старую куртку хозяйки дома и накинула на плечи – сразу и себе, и Киму.

– Уже села, – отметил Ким. – Чудно мне выплетать для тебя сказки. Они и нужны тебе, и не нужны… Я сперва думал, второго поболее. Но теперь сомневаюсь. – Он повел рукой, рисуя в темном тумане шею страфа. – Не заячьи тебе надобны истории. Вот давай такую расскажу. Про девочку, которая вроде крыла страфова. Иголками ощетинилась, а сама-то мягкая, только этого никто уже и не помнит. Пойди её погладь-приголубь, когда уколоться боязно даже издали.

– Расскажи. Только сперва поясни, почему Тинку одну отослал сказки сказывать?

– Не сказки, – тихо вздохнул Ким. – Она будет пробовать вышивать, Маря. Тут место годное, за развилкой по ту сторону тракта канва стянута, а здесь почти ровна. Вечер хорош, покой в нем льётся, душу лечит. Пусть попробует. Начинать надо с малого, с нескольких стежков. И начинает она удачно, без страха, без пустой лихости.