Оксана Демченко - Топор Ларны [Litres, СИ]

Бывает так. Узел плотно затянут на канве. Его не подцепить, не попортив канву и не порвав нитку. Порвётся она и нырь – в канву, и далече убежит. Повиснет там, путаясь и путая, изнанку создавая работе.

Что с такой напастью делать? Идти да смотреть на неё! Это самое меньшее, в чем мой долг состоит теперь. Я так и сказала Кимочке. Он сперва отмахнулся: лес зеленый да живой ему в радость. А потом задумался. Вдвоем мы полный день молчали, Марницу до кипения доводили. Заботливая она. Ругается, злость напоказ выводит – а сама-то чуть не плачет. Жалко ей нас, много в ней доброты. Только потаённой, не готовой явиться напоказ.

К ночи Кимочка сказал: права я, нельзя изнанку без проверки оставлять. Пороть следует с умом и бережно. Мы вместе ещё раз учинили осмотр канвы. Нашли след той нитки, что сбежала от меня. Тонкий след. Вроде блеска сухой паутинки.

– Всё в жизни связано, всё без обрывов, – вздохнул Ким. – Пожалуй, всякое шитье одного человека за жизнь его складывается в единую работу. Постепенно, незаметно… Я так и не думал прежде. А вот – ошибался. Полотно цельное. Обрезали мы старую вырью нитку. А вышивальщиков-то у них ныне нет! Некому ответить за честь рода, испоганенную древними, некому новую нить вдеть да работу выправить. Пойдёт их шитье выцветать да растрепываться быстрее. Много быстрее.

– Вот уж кого мне не жаль, – хмыкнула Марница. – Выры… Гнилой народ. Пять веков зовут нас рыбьим кормом! Шааров придумали с их беззаконием.

– Я не только про зайцев сказки помню, – отмахнулся Ким. – При храброго воина и про хитрого мужика – тоже. Ни в одной не был добрым да щедрым княжий управляющий. Нет, не при вырах завелась гниль. Мне думается, многие управляющие усидели на своих местах при смене власти, только название обновили. Зачем выров обвинять в том, что на совести у людей? Мы и без них жадны, мы в крайней избе живем, на соседские беды не глядим. Опять же, кто, кроме людей, мог отрезать выров от глубин?

– Ким, ты мудрец, – с долей раздражения вздохнула Марница. – Тебе всех жаль! Тебе всякая крыса часть природы, а не враг урожаю – так получается?

– Одна – часть природы, но стая уже враг, – подмигнул Ким. – Я простоты не люблю, Маря. Однозначности. Твой страф хищник, а разве он плохой? Хотя… спроси о том крыс!

Марница резко остановилась, расхохоталась и безнадежно махнула рукой. Вытерла слезинку, вытянутую смехом. Почесала горло Клыка. Снова пристроилась шагать справа от его бока.

– Ладно же… выры не хорошие и не плохие, пока говорим про всех, так? Тогда я прямо отмечу гнилость кланда. Лично кланда. Он хозяин Горниве, во всех пергаментах именуемой владением рода ар-Сарна. О нем я знаю достаточно. Здесь-то я права! А ты, раз взялся клешнятых защищать, назови мне хоть одного хорошего выра.

– Я пока не знаком ни с одним из нынешних, – увернулся от ответа Ким.

Повисло молчание. Марница глянула на Тингали, та быстро кивнула: мол, и я приметила его хитрую оговорку.

– А не из нынешних?

– Давайте разберёмся с важными делами, – возмутился Ким. – Мы обсуждали выпарывание и его опасность. Выры друг с другом связаны тесно, они в одном поколении все зовутся братьями. И по людским меркам они теперешние… братья близнецы, так сказать будет вполне верно. Ошибка одного может больно ударить других. Это вовсе иначе, чем у людей. Вот беда… Почему мне и в голову не пришло сразу, как опасно пороть?

– Ты уж, полслова сказавши, и вторую половину выговори. Мы ничего не понимаем, – за двоих вразумила Марница. – Тинка вон – еле жива идёт, вину свою на плечах несёт. Того и гляди упадёт… Тьфу, опять стихи. Ха, до чего вредно общаться с тобой!

– Хорошие стихи, со смыслом, – подмигнул Ким. И стал серьёзен. – Ох-хо, как любит говорить дед Сомра. Чтобы вторую часть слова выговорить, как ты изволила это обозначить, мне надобно открыть вам великую тайну рода выров.

– Великую тайну, – вдохновилась Марница. – Дело к ночи, пора устраивать привал. Самое время для сказки. Начинай. Клык, отдых!

Ким быстро снял заседельные сумки и стал раскладывать для ужина жалкие остатки припасов, выданных в деревне. Приготовил ворох лапника, расстелил плащ. Сел, задумчиво играя струйкой дыма. Сегодня из неё охотно скручивались выры. Марница восторженно охала, Тинка счастливо пищала. Страф косил лиловым глазом – и иногда молниеносно бил призрачных врагов клювом. Дымок распадался испуганными прядями.

– Пять веков назад у выров последний раз состоялся нерест, – молвил Ким тихо, без попытки создать сказку. – Почему последний, отдельный длинный разговор… Не для нынешней ночи. Они знали, что обречены. Боялись людей, как могут бояться только обречённые. Постигли наше коварство. О беде своей никому не сказали. Собрали мудрых. Долго думали, как спасти род до времён, когда глубины станут снова доступны. И нашли решение. Пять вышивальщиков у них было. Всего пять, не считая ещё гм… одного, но о нем и речи нет. Имена родов я знаю. Ар-Рафт, ар-Бахта, ар-Лим, ар-Нагга и ар-Сарна. Чьи нитки мы недавно срезали – не ведаю…

– Ты забыл рассказать основное.

– Я думаю, вслух думаю, – Ким ответил непривычно серьезно и без прибауток. – И не спешу… Мы уже со спешкой да озорством спороли узлы, тропу вытянули. В пользу старались, да так преуспели, аж меня запоздалый страх разбирает. Вышивальщики выров работали, не покладая игл. Для боя шил, в основном, ар-Сарна. Может, это и легло тенью на его род. Прочие же готовили сетки, получившие название гнезд. Пока личинки в гнезде, а нитки его сухи и не гниют, пока работа неущербна, как говорят сами выры, до той поры личинки спят. Словно время для них не движется.

– То есть срезанная мною нить может убить все личинки? – побледнела Тинка, хватаясь за голову. – Ох, беда… Кимочка, да я хуже выродёра получаюсь. Не глядя, не разбираясь махнула – и вот…

– Пока что не случилось никакого «вот», – Ким обнял сестру за плечи и погладил по голове. – Пока всё осталось по-старому. Сколь пройдет лет, покуда изнаночная нитка ослабнет, да шитье распадётся, не ведаю. Может, целиком наша жизнь, а может, и того дольше. Опять же: не всё шитье состарится. Только труд одного вышивальщика.

– Тинка, ты выпорола кланда с канвы! – хлопнула себя по коленям Марница, упала на спину и захохотала снова, даже ногами задрыгала. – Кланда! По мне, пусть хоть сколько мир не прост, этого гнильца не жаль! И близнюков его, всю породу гнилую! Ха! Кто производит тант? Кланд. Кто не дает лекарям договоры на морские травы и тем поощряет мор у людей? Снова кланд. Кто не запретил к продаже больную птицу и даже сам велел везти её туда, где пока нет болезни? Кланд!

Марница села, отдышалась, и улыбнулась Тингали. Напоказ, глубоко, поклонилась.

– Выпорола его? С корнем вырвала? И спасибочки тебе, и спи спокойно, сопи в две дырочки! Он хоть и не обучен шить, нынешний, а только людей с канвы ох, как люто жаждет выпороть. Многовато нас… Я при батюшке шааре сколько лет живу, знаю тайные указы. Хорош урожай? Отнять! Детки народились здоровые? Отцов в порт и на тант, нельзя более двух мужиков в доме оставлять. Даже если один – старик, а второй младенец. Всяко я тому пыталась мешать, а меня вот – тоже выпороли с канвы, отдали выродёру в заказ. Горнива вымирает. Вот север Рафтов живёт, да и Ласма вполне сыта была до недавних пор. Может, теперешние выры там – не злодеи.