Оксана Демченко - Топор Ларны [Litres, СИ]

Марница выдохлась, замолчала. Виновато дернула плечом, признавая вспышку злости недостойной. Повернулась к костру и принялась помешивать жидкое варево из грибов и расплющенного зерна. Тинка жалобно глянула на брата. Тот подмигнул, улыбнулся.

– Выслушала умного человека? Успокоилась? Так и надо, так и верно. Не последний день шьёшь, а кто не ошибается, тот без ума родился, слепым да ленивым: не делает он ничего и дел своих не оценивает. Нам, Тинка, всё одно: быть хорошими да добрыми перед каждым не получится. И пороть придётся ещё – сказать страшно, сколько. Без душевной боли не выходит ни шитье, ни порка.

– Я подумаю да запомню, вопросы в лукошко наберу и к деду Сомре схожу, – вздохнула Тингали. – Он по чести ответит, с мудростью. Так будет правильно. Ким, а выров ты точно рисуешь из дыма? Или придумку выплетаешь?

– Точно.

– Красивые они. Я прежде их и не видывала. Думала: страшные и вовсе уроды. Гнилец – слово гадкое, так зовут негодных. Они не таковы. Ну, по виду, по стати… пожалуй, прав ты, как всегда, Кимочка. Нет в них заведомой злости. А я-то порола со спокойной душой, как за вырами закрепила вину в плетении белых ниток. Поостерегусь впредь судить сразу да споро.

Марница стукнула ложкой по краю котелка, весело отмечая готовность варева. Поужинали не особо сытно, но без прежней мрачности, накопившейся за день молчания. Марница выдала Киму и Тингали пергаменты и пояснила, как следует себя называть и какую причину похода в Хорту указывать. Кого звать брэми, кому кланяться. Весь следующий день упрямо втолковывала правила жизни, спешила и приметно беспокоилась. Вот-вот людные места пойдут, а лесные её знакомцы своей дикостью на беду прямо нарываются! Слугу шаара не враз отличат от самого шаара, и хуже – перепутают с его же рабом… Хорошо хоть, вовремя сообразила: до города проверить, что из законов писаных и неписаных знает Ким, такой мудрый и ловкий. А ничего! Историю выров может изложить, сказку любую выплести, но самого простого, недорослю вбитого со страхом и подзатыльниками – не понимает.

Малая тропа вилась, прыгала по холмам, пряталась в низинках. Деревни то казали солому крыш, то задергивали занавеси зелени и прятались от чужих глаз. Первый трактир, второй, третий… Пустые не в сезон, гостеприимные, деревенские, где всякому дальнему путнику рады, спину гнут и «брэми» шепчут. Только ненадолго это! Вон и главный тракт, жила крупная, силовая – от самого севера, от золотых рудников ар-Рафтов, тянется он до столицы Усени. Пыль на нём никогда не оседает, путники не переводятся.

– Сегодня ночуем в гнилом месте, – сухо и холодно отметила Марница. – Иного нет на пути. До ворот Хотры тянуть – ночь под стеной сидеть, охранников вводить в искушение. Вдруг да страф гнильцам глянется? Или вон – Тинка наша… Негоже. Значит, нет нам иного пути, кроме как в «Рыбий хвост». Тинка! Бестолочь ты глазастая, я кому говорю?

– Маря, не кипи, я слушаю. Всё слушаю и во всём обещаю накрепко слушаться.

– В комнату первым же делом – шасть! Сиди там, словно и нет тебя. Дверь заложи и сиди. Это ясно? Добрые люди воды попросили – а не давай, нет тут добрых людей. Угостить посулили…

– Я поняла. Нет меня.

Марница выдохнула сквозь зубы и ссутулилась. Глянула на Кима почти жалобно.

– Худо мне. На душе камень. Гляди: на север никто не едет. Без сплетен ясно, что дело плохо, со столицей у севера разлад. А что я знаю про «Рыбий хвост»? – Марница снова тяжело вздохнула. – Да то, что его упоминал принявший на меня заказ выродёр. Самое их место, наёмничков! Пришёл под стены, дождался посредника, да и был таков. Ох, хоть в лесу ночуй. А нельзя! Нет тут леса, рощи хилые… Увидят, донесут – и пропали мы, и к вырам на допрос. Прямиком.

– Со мной и в самой хилой роще не рассмотрят, – подмигнул Ким. – Давай по-моему сделаем? Я вас в роще усажу да зеленью прикрою. Сам схожу в трактир, гляну на людей. Если нет вреда явного, угрозы большой, вернусь и позову. Не позову – до утра пересидим. Без костра да варева, зато и без великого страха сверх меры хлебнуть горячего…

Марница охотно кивнула. С новым уважением глянула на Кима. Она-то полагала, ей одной всех беречь в людных краях. Ан нет, лесной житель и тут за бабью спину не прячется, хотя куда как поплечистее герои сникали, едва от привычного делали хоть шаг в сторону. Этот весело щурится и боевитости своей особенной, мягкой да вроде уступчивой, насмешливой да бесстрашной, ничуть не растерял. Шагает, чешет Клыку клюв, глядит по сторонам, косится на низкое солнышко. В тень нырнул – и всех резко потянул, с тропы свел, да так лихо указал малый овражек – словно сто раз по тракту хаживал, все его особенности усвоил до малой складочки, до ничтожной кочки.

Притащил пару крупных веток, вместо пеньков годных. Страфа уговорил беречь хозяйку и никуда, ни ногой! Старую рубаху натянул вместо дареной – да и пошёл себе по дороге. Пастушок, знаток страфов – из Устры гость, вороными ласмской породы интересуется, исполняя хозяйскую волю… Ничего в нём нет подозрительного и странного.

Шагалось Киму легко да весело. За сестру и Марницу он спокоен, не обидят их. Самый малый лес по его просьбе укроет, не выдаст…

Трактир нехотя выказал себя за поворотом тракта. Рука сама потянулась дернуть кудрявые волосы. Верно придумал: оставить своих в укрытии. Негодное место и время дурное, гости в трактире собрались непонятные, сразу видно. Сумерки щиплют из травы серый пух тумана да бросают ветру в пасть. А он туманом не сыт, рвет да клочьями гонит… Уже и то ладно: прятаться удобнее. Ким скользнул в редкие кустарники, с тенью слился и сгинул. Никто на тракте путника и приметить не успел. И не надо того!

У входа – только гляньте: пара вороных страфов привязана. Птицы злые, породистые, такие должны состоять на службе у выров, возить курьеров. Ан, нет: оба без бубенчиков, без знаков вырьево рода на упряжи, хотя с одного стойла, сразу видно – знают они друг дружку. Клювами трутся, перья перебирают – не ругаются, в драку не лезут, хотя оба самцы, чужого бы сразу во враги назначили… Вон как на рыжего лапами машут и клокочут! Он, бедняга, повод до предела натянул и в сторонке хоронится, признавая силу вороных.

Ким прошёл через заросли, торопливо убирающие с его дороги шипы да ветки. Порылся в карманах, кинул вороным по грибку. Поймали, осмотрели угостившего с интересом. Шеи вытянули – здороваться да дружбу предлагать. Хозяину лесному кто откажет из зверья? Только лисица бешеная! А нет теперь лисиц, всех на шапки повывели.

– Не обижайте малыша, – пожурил страфов Ким. – Он не ровня вам. Ну-ка, толком вместе мы припомним, вместе и сообразим: откуда вы прибежали сюда? Понял, с севера, из Ласмы. И хозяева ваши новые, нет у вас веры им, в них нет доброты к вам. Продадут, на золото разменяют. В Устре и продадут, если повод крепок и сорваться с него нельзя… – Ким хитро улыбнулся. – А кому ведомо, крепок ли? Ума не приложу.