Оксана Демченко - Копье Вагузи [Litres, СИ]

Избавляясь от гнева, Юта хлестнул клешней по столу, древесина застонала и подалась обширной вмятиной с рваными щепами по краю. Кух задышал чаще и вжался в кресло ещё плотнее, сполна осознав меру княжьего бешенства.

– Мы ничего не решали, – совсем тихо молвил Юта. – Хотя дознание мое. И я, именно я, должен принимать решения. Вы далеко вышли за рамки приличий. Михр, под замок его. Позже я разберусь, как карают тех, кто очернил честь князя. Своих людей гони сюда. Хочу иметь тросны со словами писаря и палача. И учти, на сей раз способ дознания меня не будет беспокоить. Можно мять. Они все трое завязли в гнилом деле. Людей рода ар-Багга всех выслать из города. Всех! Тросн хранителю замка я напишу немедленно. Сам напишу. Это дело выходит за пределы того, что касается людей. Или он со мной объяснится прямо тут, в столице, или я с ним объяснюсь, но чуть позже, на отмелях… Прекратить до моего указания вязать людей по обвинению в выродёрстве. Повязанных вежливо проводить в замок и разместить в комнатах, под стражей. Пока что – так… В доме Куха провести полный осмотр. Сделать опись имущества. Если так называемый убийца окажется невиновен, надо знать, что пойдёт на продажу в оплату его увечья, нанесённого до решения судьи, то есть по умыслу и намеренно, что сравнимо с нападением на улице, не менее.

– Вы не смеете, – охрип Кух и скрипнул зубами, бледнея и неловко уклоняясь.

Клешня прошла у самого лица и доломала-таки стол. Ворох троснов рассылался по полу, Ютти зашёлся лаем. Михр довольно хмыкнул, отмахнувшись от листков, порхающих по комнате. Позвал людей из коридора и распорядился относительно Куха, писаря и палача. Когда охранники решительно подхватили Куха под локти и вывели из допросной, выр чуть помолчал, прошёлся по залу, успокаиваясь. И наконец вернулся к обсуждению дел «убийцы». Тон его был мирным, о вспышке гнева ничто не напоминало… кроме обломков столешницы, имеющей толщину в ладонь, не менее.

– Имя у Красавчика есть, Михр?

– Прозвище ему привычнее, – отозвался ар-клари. – Во многом этот гни… то есть брэми Кух, прав. Девки сохли по дураку, мне по десять жалоб за неделю ложилось на стол. Достойные отцы готовы немало приплатить, чтобы гадёныш не лазал по чужим домам. Ну ладно брал золото! Так ведь без отмычки, дуры сами открывали и сами дарили…

– Интересный способ кражи, – оживился Юта, ощущая наконец-то, как стихает гнев, угасает по-настоящему под ровную болтовню ар-клари. – Сомневаюсь, что он в полной мере наказуем по закону.

– Хуже того, – рассмеялся Михр. – Брали его, гнильца, уже и при мне, сажали под замок. Так немедленно явились аж три бабы и начали в крик решать, у которой он провёл ночь! Мол, отпустите, брэми, он воровать не мог, он был занят иным, – Михр тяжело вздохнул. – Ему не руку надо резать. Больного его ещё и жалеть начнут.

– Пока что тащи его на место убийства, – предложил Юта. – Пусть покажет, как махал саблей и куда дел её после.

– Велю приготовить крытый возок, иначе от бабьего визга оглохнем, – буркнул Михр. – Странно, что у дворца ещё нет толпы со сковородами и вертелами. Юта, я был бы рад его утопить.

– Укажу, как зарубил выра – утопишь, – хрипло пообещал молчавший до тех пор Красавчик. – Я его убил. Сказано же… саблей.

– О, разговорился. Хорошая штука – неразбавленный бражник. С пыльцой. – Подмигнул Михр. – Боль снимает полностью. Правда, голова от него кругом идёт, веселье прёт. Зато завтра он будет завидовать мёртвым. Ничего, отлежится. До того лекари оттяпают ему руку, где нельзя уже ничего поправить. И соберут по кусочкам выше. Сейчас временно перетяну, чтобы не кровила. Мы готовы.

– Он в уме, или как после чёрной тагги, глубины видит посреди улицы?

– В уме, – усмехнулся Михр. – Только теперь ему все девки кажутся вдвое краше. Как говорится, после бражника и бигль выглядит стройным. Странно, что упирается и настаивает на своей виновности. Страха после выпивки в нем не должно быть. Тогда – что?

Вор, морщась и шипя сквозь зубы, спустил ноги с пыточного стола, попробовал лихо, прыжком, встать – и рухнул на пол. Михр усмехнулся, кивнул своим людям, уже появившимся в дверях. Велел отнести «убийцу» в возок и рот ему забить кляпом, чтобы не шумел по дороге. Юта и ар-клари пошли следом. Уже во дворе их застал курьер. Передал с поклоном тросн и добавил на словах: дело касается дома вора. Как и обещал Михр, бабы уже воем воют и готовы бежать во дворец. Ар-клари кивнул, просмотрел записи.

– Понять бы, как люди Куха отличили кошель курьера-выра от прочего золота? – вздохнул он. – Там полный сундук этого добра. Знаешь, сколько? По первому пересчету – не менее двадцати тысяч.

Юта на миг остановился и даже руками развёл: такого он никак не ожидал. Михр, видимо, тоже. Заговор становился чем-то вполне настоящим, если его вымерять в деньгах. Красавчика сунули в возок, охрана села рядом. До места добрались молча и быстро. Юта ощутил, что уже умаялся бегать по одному и тому же пути, раз за разом. Вроде дело и движется – только куда? Кривая получается тропка. В заговор выродёров верить – нелепо. Зачем им, шкурным и охочим до золота, понадобилась месть? Тем более зачем она Красавчику, которому золото само течёт в руки по бабьей глупости?

Вора под руки выволокли из возка и подтащили поближе к Юте.

– Рассказывай, – коротко предложил выр. – Как убивал. Где сидел в засаде, всё подробно.

– Но я сознался, зачем усложнять дело? – теперь в голосе сквозило отчаяние.

Парень поник, огляделся, было понятно: место для него малознакомое, показать он ничего не сможет и сам это понимает. Заметил обведенный краской след тела, приободрился. Проследил возможные пути выра, снова поник. Начал неуверенно бормотать про месть и удар в панцирь, про «гнилого выра», выбравшегося прямо тут из воды и подловленного на редкость удачно.

– Просто утопите меня, и всё, – попросил вор наконец, завравшись и осознав, что ложь очевидна.

– Было бы мне смешно, – прищурился Михр, отсылая своих людей в оцепление, встать подальше и не подпускать близко любопытствующих, – я бы сказал с подначкой: не иначе, доигрался. Женят Красавчика, а такому лучше утопиться, чем при одной бабе до конца дней. Но мне не смешно… Я вот что думаю: дело в золоте. Двадцать тысяч! Чьи деньги может хранить вор?

– Должно быть, вроде, тридцать, – бледность Красавчика стала серо-землистой. Он уронил голову и тихонько взвыл от нескрываемого отчаяния. – Как двадцать?

– Михр, я не понимаю, это для меня совсем сухой разговор, размочи, – попросил Юта.

– Бабы на нем виснут – ладно, – отмахнулся ар-клари. – Но какой недоумок дал ему на хранение денежки всего ворья столицы? Иного не вижу, это те самые деньги… Иначе он бы не просил об утоплении.