Оксана Демченко - Копье Вагузи [Litres, СИ]

– Я дедушку Сомру уже прошу, – пискнула я ослабевшим голосом, ощущая себя очень маленькой и не способной сделать ничего взрослого для Ларны и раненого выра.

Ларна не отозвался. Он резал тело выра уверенно, быстро. Хол без суеты протирал тело, засыпал раны порошком. Юта разводил кромки и держал, как указано. В какой-то момент Ларна задумался, оценивая глубину надреза. Кивнул, отложил нож и ввёл в щель ладонь. Движением пальцев нечто подцепил – выр даже во сне изогнулся от боли – и резко вырвал. Что он достал, я не успела понять и рассмотреть. Длиной оно было не более пяди, тёмное с прожелтью, густо покрытое гноящейся вырьей кровью. И, кажется, подвижное. Тошнота вынудила меня отвернуться: на редкость мерзкое зрелище, из живого существа достают нечто, его жрущее и убивающее. Я услышала хруст, обернулась… и поняла, что уже поздно разбираться, кто или что вредило выру. Ларна раздавил эту гнусь прямо на бревне, в локте от моих ног. Пришлось опять дышать и морщиться, виновато признавая свою неготовность наблюдать за выродёром, потрошащим выра. А как иначе назвать дело Ларны? Не зря именно его искали и звали. Пожалуй, сами выры хуже знают, как вскрыть панцирь, что под ним находится и где в точности. Они по природе – водные жители, а резать можно, как я думаю, только на берегу. Опять же, наши руки, человечьи, с мягкой чувствительной кожей для такого дела куда получше приспособлены, чем суставчатые жёсткие пальцы самих выров.

Пока я думала и отпивалась водичкой, по просьбе Ронги переданной во фляге с берега, выродёр не прекращал работы. Зашил рану и начал второй надрез выше, у самой середины голой спины выра. Рука двигалась уверенно. Щель в тканях тела делалась всё глубже. Дойдя до стенки полости, Ларна сообщил об этом и ненадолго остановился. Сунулся в воду, промыл руки до самых плеч. В одной повязке на бедрах он смотрелся странно. Полосатый. На лице загар, затем белый след от моего платка, дарёного. Снова светлое тело под рубахой. Ноги загорелые, а стопы белые.

Удивительно, какие люди разные! Возьмись кто выявлять неущербных… да с ума сойти можно! Малёк гибок и тонок, но вполне хорош и силён. Ким тоже не широк. Но Ларна – особый случай. Мне на него глядеть даже чуть неловко. Уж очень он… неущербный. Я прежде как-то и не задумывалась. Насмешливую злость в глазах рассмотрела после первого боя, она там накопилась пополам с усталостью и болью. Славу выродёра, на страхе и тайне замешанную, ещё до встречи узнала, с чужих слов… Его жёсткую доброту позже разглядела и признала. Но целиком Ларну, человека – я, оказывается, и не воспринимала. Как-то по-детски глядела на него. Из-за братова плеча, что ли… Теперь вот иначе вижу того, кто однажды обещал оберегать меня от всяких бед, и свое слово держит. Гляжу в его спину, по которой сила гонит длинные, как морская волна, бугры жил, примечаю старые шрамы. Летопись его выродёрства? Или они ещё старше, из детства…

Он ведь и рыбаком был, и шааровой собственностью, и учеником столичных выров. Кем он только не был, так-то точнее. Одни гнутся от тяжести обстоятельств, как тот пьяный грязный тип – Барта. Другие – полнейшую неущербность приобретают. Мне тут, у воды, хорошо слышно, что на берегу шепчут зеваки. Девки вон – отдельной страфьей стайкой сбились, охают, вздыхают. С первого взгляда опознали то, что я не рассмотрела за столько времени! Мужскую красоту северянина. Особенную, в которой сила и ловкость переплетаются со сказками о знаменитом выродёре… Что девки надумали, я знаю. Опять явятся под окна, станут князем величать, вздыхать и в город на гулянку выманивать. Странно, но в этом мне чудятся какая-то обида и несправедливость. Хотя если разобраться…

Додумать мысль не удалось.

Ларна склонился над выром, позвал Ронгу, велел ему быть наготове и Мальку – держать нитки и иглу. Хол сам подвинулся ближе, вполз на панцирь больного со стороны головогруди, чтобы и порошки сыпать удобно, и Ларне под руку не попадать. Нож уже снова подточили и отмыли, передали в протянутую руку выродёра. Он одним движением рассёк стенку полости, буро-зелёная кровь, мелко пенясь, выперла из раны, Ларна качнулся вперёд, лег на край панциря и буквально нырнул в рану – до плеча запустил руку. Да с ножом! Ронга всеми шестью своими руками зажимал разрез, булькая носом от усердия и помогая себе усами. Хол сыпал тонкой струйкой тёмный порошок, останавливающий кровотечение из открытых ран. Ларна выругался, извернулся, пролез ещё дальше, аж плечо в разрезе скрылось, лёг щекой на голую вырью спину. Хищно усмехнулся, по спине снова загуляли волны – рука что-то нащупала и теперь ловила.

– Готово, сейчас зашьём рану, – заверил выродёр, не двигаясь. – Чего смотрите? Тяните меня, как рыбаки тянут улов… за вторую руку, ещё можно прихватить поперёк спины. Главное, дёргайте порезче.

Два стража выбрались из воды и немедленно исполнили указание. Выдернули Ларну в стоячее положение, помогли не оступиться.

– Держи, визжать будешь после, когда разрешу, – приказал Ларна и сунул мне в руки бесконечно мерзкое нечто – копию того, расплющенного о бревно.

– Ой-й, – начала я визжать досрочно, но устыдилась и смолкла.

Мерзость была на ощупь подобна вздутой гусенице-переростку, длинная, со множеством перетяжечек. Она шевелилась и норовила выскользнуть из руки. Но я держала, потому что я точно знаю: Ларна и правда может взглядом вырезать сердце трусу. И не взглядом – тоже… пусть эти, на берегу, визжат, и чем громче, тем меньше им достанется внимания и уважения со стороны выродёра. Мне-то, оказывается, его уважение очень даже требуется, раз я управляюсь с собой. Губу закусила – теперь ощущаю это, отпустило меня, прошёл первый страх, во рту солено сделалось. И губе больно… Зато я справилась. Больше на гадость и не гляжу, платок с плеч стащила и в него увязала, обеими ладонями держу. Через ткань не так противно. Могу осмотреться по сторонам. Ларна уже выудил нож из раны – за ремешок. Нагнулся мыть руки, выры ему полили – целиком облили, так точнее. Даже мне досталось, весь подол до пояса мокрый, ну и пусть.

Ронга по-прежнему зажимает всеми руками рану, из которой кровь сперва выплеснулась мутной густой волной, а потом стала сочиться слабее. Хол сердито булькнул, сам схватился за иглу. Но Ларна отобрал, снова осторожно, но быстро ввел ладонь в разрез и стал шить там, на ощупь. Теперь я уверена: никто не знает, что находится у выров под панцирем так точно, как он…

Сперва кровь уходила обильно, вдоль руки Ларны текла, это казалось страшно и безнадежно. Но постепенно потёки сделались слабее. Второй шов Ларна положил сверху, эту его работу могли видеть все. Закончив шить, выродёр подмигнул мне, и я разглядела, как изрядно он устал. Качнулся вперед, буквально упал в воду, нырнул, выплеснулся, встряхнулся – брызги с волос полетели во все стороны. Натянул длинное просторное одеяние, липнущее к мокрому телу.