Оксана Демченко - Копье Вагузи [Litres, СИ]

Мама стояла на крыльце, точно как пообещал Кимочка. Всплеснула руками, ослабела и присела на ступеньку. Видно, и ей ожидание обошлось непросто. Шутка ли, столько событий в одну зиму скопилось… Будь они водой – не всякая плотина выдержала бы напор!

– Маря, да на тебе лица нет! – охнула мама знакомо, ожидаемо. – Похудела-то как… И черна, как прокопченная. Маря, иди в дом. Эй, там! Живо, примите страфа! Князю-батюшке скажите, радость у нас, Маря приехала, добралась домой. Ну, идём, идём. Маря, сейчас воды нагреют, ты уж платьишко-то перемени с дороги, иззябла ведь, иззябла… А я пока на стол велю собрать. Приехала, вот радость! Мы всю зиму гадали, где пропала, цела ли.

Мама суетилась уютно, сетовала и обнимала, гладила по голове и журила. От тепла дома и покоя, наполнившего душу, плечи почему-то сразу согнулись, накатила слабость. Захотелось плакать и жаловаться, сидеть в халате и ровно ничего не делать… Девки из прислуги, толковые и молчаливые до удивления, споро натаскали воды, помогли раздеться. Подали полотенца после мытья. Принесли новое платье. Княжеское: с кружевом, каменьями и золотой вышивкой. Марнице оно не понравилось, но спорить не осталось никакого желания. Тем более, девки помогли натянуть на ноги толстые пуховые носки и поверх – мягчайшие башмачки валяной шерсти. Проводили до столовой и удалились всё так же молча, даже не перешептываясь и не хихикая у кулак.

– Мам, слуги у вас немые? – изогнула бровь Марница, от порога с удивлением осматривая обновлённую столовую.

Прежде тут собирались наёмники, длинный стол был удобен для гулянок, по сторонам его стояли стульчики, много, все не особо удобные. Только место отца, более высокое и просторное, во главе стола, выделялось из общего однообразия.

Длинный стол исчез, новый – круглый и небольшой – занял место поближе к окнам. Появился очаг с живым огнём, обложенный камнем и украшенный бронзовым узором. Кресел было всего три, для семьи. Князь сидел у самого очага и с удовольствием глядел в огонь: мать угодила его страсти к теплу, переделывая комнату по своему разумению. Марница прошла от дверей и неуверенно, бочком, подвинулась ближе к отцу. Отметила: за зиму он чуть раздобрел, лицо приобрело здоровый цвет, плечи расправились, во взгляде образовалась незнакомая прежде спокойная обстоятельность.

– Приехала? – уточнил князь, качнулся вперед и ловко поймал за руку. Дёрнул, без церемоний роняя к себе в кресло. – Монька, сколько помню себя, не держал тебя на коленках! Ничего, не отощала, зря мать причитает. Вполне справная девка. Не косись на дверь, ожидая Купу, я тоже могу пожалеть тебя. Чем я хуже? Давай, растолкуй: откуда ты взялась посреди леса, да так, что ждали с юга, а явилась с севера. Монька, я тросн твой получил. Жениха подыскала, вроде и сговор уладила, всё – меня не спросясь. Ну да и пусть, не стану упираться. Ар Сорг здесь гостил, про него много говорил. Мол, толковый, выры к нему имеют большое уважение. Это для Горнивы полезно. Да и тебе удобно: мужик он, так я понимаю, до власти не жадный, до княжьих дел не охочий. Тебе укорачивать руки не возьмется, меня не отравит к Пряхе прежде срока…

Из всего, что помнилось в доме, прежним остался только отцов любимый халат – толстый, тёплый, богато расшитый южным узором и украшенный дорогими искристыми камнями. Было ново и непривычно сидеть, ощущая сильную отцову руку, упрямо гнущую к плечу, гладящую по голове. Зато слова звучали хоть и нежданные, но приятные, нужные. Кима здесь, оказывается, готовы принять. Она-то боялась как раз отцовского гнева. Ей ли не знать, сколь ужасен и разрушителен тот гнев!

Трижды батюшка подбирал женихов строптивой дочери. От первого она и сбежала в столицу, ещё девчонкой. Тот плечистый гнилец едва приехав в деревню, едва шагнув на двор материного дома, попытался поймать невесту да прижать у плетня. Чем упрямая дочь отравила второго – о том озверевший батюшка выспрашивал с плеткой, пока молодец стонал и метался по дальним кустам со спущенными штанами. Марница хмыкнула, припомнив переполох. Как же! Очередной бывший выродёр, человек с положением – приближенный помощник самого шаара, обладатель завидного приданого. Помнится, и правда был у него достаточно вместительный сундучок с золотом, награбленным за недлинную жизнь… От третьего бравого хвата, до неразличимости похожего на прочих, она сбежала в лес, спасибо Клыку. Полный месяц пряталась, пока мужик не устал ловить её. После таких женихов Ким смотрится вовсе уж странно. Невысок, ничуть не плечист и сундука с золотом у него нет. Как и наёмничьей лихости, столь ценимой отцом.

– То есть за кого собралась, и ты не возражаешь? – ещё раз уточнила Марница.

– Монька, тебе скоро двадцать три, – рассмеялся отец. – Я тебя сколь мог, столь ломал под себя. Пожалуй, готов признать, что мне надоело. Опять же: а ну как ты прирежешь негожего мужа? Я тебя знаю, ты можешь.

– Могу, – усмехнулась Марница.

– Дурёха, упрямства хватит на трёх умных, – развеселился князь, вцепился колючими пальцами в волосы и пару раз дёрнул. – Поздно вытрясать из тебя дурь. Если бы я Купу не выгнал двадцать с лишним лет назад, всё развернулось бы иначе. Но я выгнал. Можешь считать, разрешаю идти за бестолкового мужика потому, что тем хочу обелить прошлое. Драться этот Ким не горазд, в учётных книгах не смыслит, торга не ведёт, службой княжьей не заинтересован. Такой тебе нравится? Ну и тащи его на горбе до конца дней. Но чтоб всё по закону, чтобы свадьба и гости, желательно – выры. Договорились?

Марница кивнула, куда охотнее устраиваясь щекой на халате. Она готовилась кричать и спорить с отцом до хрипоты, отстаивая свой выбор. Ошиблась…

– Теперь рассказывай толком, почему ты сегодня похожа на кисель, – буркнул князь. – Я знаю тебя. Была бы прежняя, ко мне на коленки не села бы. Вывернулась. Что, так плохо?

Марница кивнула, глянула, как мать заканчивает суетиться и устраивается в своём кресле, гордая, с прямой спиной и видом настоящей княгини. И золота на шее немало, аж тяжело, наверное. Камни в серьгах такие – блики по комнате бегают… Ново всё, непривычно. Этой гордой Купаве и жаловаться неловко, к ней и прижаться боязно: а ну помнёшь дорогое платье? Марница вздохнула и стала рассказывать о дороге через пустоши – коротко, без подробностей. Потом о землях за проливом, о пустыне. Как увидели с холма «странное» и как она подвела всех, глядя на Кима, вместо того, чтобы следить за Холом, как и было велено. Как Киму пришлось её выручать, свою природу снова выворачивать наизнанку, становясь чудом лесным и отказываясь от людского удела. И как его теперь не захотели запросто отпускать из леса. Мать слушала молча, иногда всплескивала руками и мяла платочек. Дважды внимательно приглядывалась к лицу мужа, делала движение – и от дверей появлялась девка, несла князю питье. Тот безропотно глотал, не отвлекаясь от рассказа.