Дэн Вилета - Дым

— Можно позвонить, вызвать слугу, — предлагает Чарли.

— А вдруг заявится она . И отчитает нас.

— Непохоже, чтобы она отвечала на звонки. Может, придет другая девушка.

— Та, что с большими…

Томаса прерывает стук в дверь.

— Ужин, — раздается голос дворецкого. — Леди Нэйлор ожидает вас.

Леди Нэйлор великолепна в длинном, до пола, вечернем платье из бархата и шелка. При появлении мальчиков она поднимается со стула, здоровается с ними за руку, бросает на Томаса странный ищущий взгляд. Чарли не понимает, что происходит с другом: тот немедленно погружается в задумчивость, будто пытается что-то вспомнить. Так он и садится за большой обеденный стол — с наморщенным лбом. Чарли сидит напротив Томаса, отделенный от него четырьмя футами накрахмаленного камчатного полотна. Справа и слева от фарфоровых тарелок положены столовые приборы — по пять штук.

— Надеюсь, путешествие было приятным.

Мальчики переглядываются. Оба вспоминают кучерскую с холодным полом и тревожное выражение на лице возницы, когда тот объяснял, что постоялого двора на станции нет.

— Очень, — говорят они почти хором.

— Я рада.

Входит мисс Нэйлор. На ней все то же, по-монашески скромное, платье, в котором она была за завтраком, только на шее появилась нитка жемчуга. Пока она идет к столу, чтобы сесть напротив матери, мальчики довольно неуклюже встают, роняя салфетки. Сразу же после этого слуга вносит супницу.

— Прошу вас, — говорит леди Нэйлор после беглой молитвы, — начинайте. Мы здесь не очень-то соблюдаем этикет. — Нелепость этого заявления подчеркнута лучезарной улыбкой. Ее дочь хмурится и зачерпывает суп с такой беззвучной точностью, что сидящий по соседству Чарли чувствует себя свиньей у корыта.

— Смею надеяться, ваши родители здоровы, мистер Купер.

— Здоровы, благодарю вас.

— Это очень великодушно с их стороны — отпустить вас к нам в эти праздничные дни.

Чарли вспыхивает:

— Вовсе нет.

— Ливия, ты забыла рассказать мне, что мистер Купер — исключительно обаятельный юный джентльмен. И мистер Аргайл, разумеется, тоже. — Она снова улыбается, на этот раз с тонким озорством. — Должна сказать, что ее отчет был весьма несправедливым.

— Мама! Я настоятельно требую не лгать. — На скулах девушки выступает краска.

— Видите, как мы здесь живем, — обращается ее мать к гостям. — Под тяжелым башмаком у блюстительницы нравов.

Обеду не видно конца. За супом следует язык в желе, за языком — утка в соусе из красного вина, затем жареная свинина с пастернаком, сливовый пудинг, сыр и кофе. Несмотря на весь шарм леди Нэйлор, она не в силах вытянуть из своих гостей больше полудюжины слов. Даже ее дочь упорно не желает вовлекаться в пикировку. Несколько раз она явно сдерживает себя изо всех сил, но в целом принимает уколы матери с покорностью мученика. Чарли внимательно наблюдает за всеми: за Томасом, который стесняется своего побитого молью смокинга, ест мало и главным образом пережевывает какую-то мысль; за Ливией — тонкой, красивой, которой неловко от поведения матери и за мать; за леди Нэйлор, ухоженной дамой лет сорока с высокой прической над подвижным, накрашенным лицом и с тонкими губами, подведенными яркой помадой. По большей части она обращается к нему, к Чарли. Кажется, Томас интересует ее меньше, но изредка она бросает на него мимолетные вопрошающие взгляды. Эти взгляды занимают Чарли так сильно, что он забывает о еде.

Наконец убрана последняя перемена блюд. Леди Нэйлор поднимается. Чарли и Томас торопливо вскакивают со стульев.

— Торп проводит вас, — объявляет она и показывает на пространство позади них. Оказывается, Торп, дворецкий, уже в столовой: уму непостижимо, откуда он взялся. Его лицо идеально воплощает идею пожизненной службы и настолько лишено всякого выражения, что заставляет думать о полном равнодушии дворецкого к любым событиям, важным и мелким. И уж определенно его не волнует то, насколько хорошо и удобно гостям.

— Если понадобится что-нибудь еще, обращайтесь к нему, пожалуйста.

Леди Нэйлор опять пожимает обоим руки, опять на долю секунды задерживает взгляд на Томасе, затем берет дочь под локоть и уходит с ней.

— Доброй ночи, — произносит им вслед Чарли, но слишком поздно, чтобы получить ответ.

— Сюда, прошу вас.

Дворецкий, как тюремщик, ведет мальчиков прямо в их комнату. Там он передает ответственность напольным часам, чьи узорчатые стрелки отмеряют срок заключения. Еще нет и семи. Ужин закончен, их отослали в спальню.

Пожалуй, тут хуже, чем в школе.

— И как они тебе?

Чарли думает над ответом. К чему спешить? Времени предостаточно.

— Мать — сплошь духи и очарование. А дочь…

— Дегтярное мыло и молитвенник.

Друзья смеются, но им не весело. Комната уже кажется тесной, кровати — узкими и слишком мягкими. Они открывают двери на террасу и сидят там, замерзшие, глядя в черную дождливую ночь. На ветру.

Лишь бы почувствовать себя живыми.

— Ты ее узнал? — спрашивает Чарли, поднимаясь, чтобы изучить книжную полку. Там неполный комплект энциклопедии — тома от «Аа» до «Ре», Библия, шахматы в деревянном ящике, игральные карты, пыль. — Леди Нэйлор? Мне показалось, что узнал.

Томас начинает мотать головой, потом пожимает плечами:

— Не уверен.

— Далекое воспоминание? Из детства?

— Нет, дело не в этом. Что-то еще. — Он ищет нужное слово, строит гримасу, когда неспособен точно определить свои ощущения. — Кого-то она мне напоминает. Лицом, манерами. Кого-то из школы, кажется.

— Одного из учителей?

— Может быть.

Они сидят еще некоторое время, встают, открывают дверь в безмолвный сквозняк коридора, снова закрывают ее, выходят на террасу, мокнут под дождем. Из ночной тьмы не доносится ни звука. Даже бродячий фазан покинул их. Если где-то в доме и горит свет, он надежно скрыт гардинами и ставнями.

В конце концов Томас запирает стеклянную дверь и плюхается на кровать.

— Совсем не так я это себе представлял. Наш приезд сюда. Думал, что будет… ну, не знаю. Какое-то противостояние. Еще одно зубоврачебное кресло. Или наоборот — как мой дядя объясняет устройство мира. Открывает секреты. — Он хмурится при мысли о собственной наивности. — В любом случае какое-то приключение. Но похоже, у него был совсем другой план. Нас хотят уморить скукой.

— Может, мы должны послужить дурным примером для его дочери. — Чарли стряхивает с себя уныние и вновь подходит к книжной полке. — Как насчет партии в шахматы? Или в шашки?

Но Томас слишком безутешен, чтобы ответить другу.

Он просыпается через час после того, как лег в постель. Томаса будит не сон, а мысль. Он вспомнил, где он видел ее раньше.

Видел леди Нэйлор .