С Лисочка - Легенды Ицкарона. Сказка о пропавшей жрице

Думаю, у меня бы получилось, достань на это времени, но «начинка» вывалилась из «пельменя», когда он еще и наполовину не был готов. Слишком быстро. Очень быстро. Меня, сосредоточенного на работе с пространством, а потому не обращающим внимание на происходящее вокруг, спасла Лара. Когда черная гранитная стена треснула, лунная жрица в прыжке смела меня на землю, избавив таким образом от града каменных осколков. Останься я стоять, на этом моя история, скорее всего, закончилась бы.

— Пууууууу!!!

Черный песец возник в стенном проломе, сжимая в левой лапе изогнутый нож с костяным лезвием — видимо тот самый нож, о котором Лара говорила. В правой лапе Пу держал лутомскую секиру — такие были у некоторых керамических воинов в зале. Кинжал он сходу метнул в Сонечку, рванувшую ему на перехват, но, разумеется, не попал — химера без особого труда отбила этот снаряд своим мечом. А вот секиру он метать не стал, а поднял ее над головой, крепко сжав рукоять обеими передними лапами.

Сонечка перескочила через нас с Ларой и атаковала песца; тот не стал защищаться. Наоборот, позволив Хрисаоре вонзиться в поросшую черным мехом грудь, он подался вперед, нанизываясь на светлое лезвие. Сократив таким образом дистанцию к химере до минимума, он ударил ее секирой по голове. Попытался ударить. Сонечка, выпустив меч, перехватила секиру обеими руками, одновременно превращая свои ноги в гибкие щупальца и обвивая ими песца в районе поясницы, но Пу ударил ее в лицо локтем сверху вниз, сбив на землю, а после отбросил прочь мощным пинком.

— Пуууууууу!!!

Шагнув вперед, демон оказался вне кармана и прямо рядом со мной и Ларой — подняться на ноги или отползти сторону мы попросту не успели. Секира поднялась для удара, и удар этот предназначался нам. Однако опустить ее Пу не успел — где-то рядом тонко взвизгнула Лу, и в песца сверху ударила молния, выбив оружие из лапы.

— Песец вам!!!

Лишившись секиры, демон, видимо, решил меня и Лару попросту растоптать — теперь над нами нависала его черная задняя лапа. Краем глаза я видел, как шагах в двадцати поднимается Сонечка, готовая рвануть нам на помощь, видел, как вскидывает правую руку Лу, призывая с неба еще одну молнию. Видел и понимал: не успеют. И если у меня еще есть шансы выжить — я лежал чуть дальше и мог попытаться откатиться в сторону или ускользнуть в Тень, то у Лары их нет — роняя меня на землю, она сама упала не слишком удачно и, видимо, неслабо ударилась. Конечно, можно было бы попытаться утянуть в Тень и ее следом за собой, но одно дело уходить туда одному, а другое — с грузом. Оставалось мгновение, чтобы что-то предпринять.

«Как насчет помолиться мне? — спросил у меня в голове насмешливый хриплый голос. — Попросить помощи и все такое? Или ты предпочтешь бросить Лару, спасая собственную шкуру, но так и не рискнешь позвать меня?»

Все вокруг замерло, время заснуло, как тогда, в храме, когда в меня летела стрела.

«Что-то раньше тебе не нужны были ни молитвы, ни просьбы, чтобы вмешаться, — отозвался я. Или та часть меня, которую я привык считать собой. — Если считаешь нужным помочь — помогай, а если явился напоследок, чтобы поглумиться, то не трать время. Мировоззрение не переворачивается за мгновение. Я не верю, что боги могут вмешиваться в дела смертных, и не поверю даже за секунду до смерти. Или тебе нужна именно моя молитва? Легко! Будет тебе молитва, кто бы ты ни был — бог или мое собственное больное подсознание. Я не гордый. Но искренности не обещаю. Как там… О, Владыка Теней, стоящий извечно между Светом и Тьмой, о, Отыскивающий Путь, там, где никто не видит пути! Я, идущий следом за Тобой, я, тень от Тени Твоей, взываю: будь Проводником моим [101] Первый стих, с которого начинаются торжественного малинослужения. …»

Мою молитву перебил хриплый смех. Смеялся я сам, выбрасывая руку навстречу песцовой ступне. Удар вышел не слишком ловким, зато вполне действенным: Пу отлетел прочь, потерял равновесие и, ударившись боком об угол мавзолея, растянулся на земле, давая мне возможность подняться на ноги. Встав, я протянул руку Ларе, ставшей вдруг платиновой блондинкой, остроухой, сереброглазой, крылатой и хвостатой, помогая подняться и ей. Мимо нас пронеслась Сонечка, на бегу меняя облик — теперь она снова напоминала того юношу, который не так давно накостылял бронзовой статуе Атая. Я оглянулся на ведьму. Лу осталась такой, какой была, однако, если приглядеться, можно было заметить, что тень у нее чужая — тень высокого худощавого красавца с волосами до плеч.

— Пуууууууууууууу!!! — завизжал песец, когда Сонечка, или тот, кому она служила, с разбегу впечатала ему сапогом под ребра, вырвав Хрисаору из раны на груди. — Пууууууууу!!!

Светлое лезвие Хрисаоры, загоревшись нестерпимым голубым пламенем, поднялось и опустилось на шею демону, песцовая голова покатилась прочь. Сонечка-Нуран, отшагнула в сторону, с любопытством наблюдая, как обезглавленное тело встает сначала на четвереньки, а после и на задние лапы. Тут только я заметил, что Пу выглядит несколько иначе, чем прежде. Его мех вновь стал белого цвета с характерным серым отливом, но внутри песца разливалась и кипела чернильная тьма, которая и давала иллюзию черного окраса.

— Когда-то этими тварями занимался отец, — произнесла Сонечка баритоном, совершенно ей не свойственным, зато очень подходящим к тому облику, что она приняла. — Теперь моя очередь.

Она протянула руку к той черноте, что бурлила в демоне, но я ее остановил, положив ладонь на плечо.

— Не в этот раз, Нурани, — сказал я. — Я знаю, это твоя работа, и не собираюсь претендовать на твое место. Но будет правильно, если сейчас это заберу я. Мне уже случайно досталась часть, пусть некогда разделенное станет целым. А, кроме того, мне крайне любопытно кое-что проверить…

И я шагнул к безголовому телу, ударом руки пробил ему грудь и потянул на себя клубившуюся внутри тьму. Та, запаниковав, рванула было прочь, но моя хватка была сильнее. Несколько секунд она сопротивлялась, пытаясь освободиться, выскользнуть из моих пальцев, затем вдруг сама рванула ко мне, ударив черной волной безысходной ярости, гнева, желания разрушать все и вся, низводить до состояния первобытного хаоса. Она облепила меня, накрыла непроницаемым черным покрывалом, забилась в уши, рот и нос. Я ослеп и оглох, захлебнулся ею, вмиг потеряв представление о том, где я нахожусь, и что происходит вокруг меня.

А потом была боль. Ослепляющая, всепоглощающая, испепеляющая. Бесконечная пытка, описать которую мне никогда не найти слов. Меня — рогатого, рыжеволосого, крылатого — складывало от этой боли пополам, я срывал голос, пытаясь криком облегчить ее. Эта боль разрушала меня, сводила с ума, растаптывала самую мою сущность, уничтожала ее, заменяя ее темной пустотой. Эта пустота в конце концов поглотила меня, и я исчез, будто меня никогда и не было.