Изяслав Кацман - Деревянный Меч и Та, Которую Любит Небо

Но сначала самое важное - предать земле Дандальви. Даргед вынул меч из ножен . С осени клинок не использовался ни разу - с тех пор, как им была выкопана яма, ставшая могилой для двоих трупоедов, павших от руки гиалийца. И теперь благородному оружию вновь предстоит послужить лопатой могильщика.

Даргед пошёл вверх по склону горы, возвышающейся к западу от башни. Последний приют его любимой должен быть открыт всем ветрам, ей это должно понравиться. Вот, кажется, подходящее место: почти ровная площадка, с которой просматривается округа на сотни харилей во все стороны. Снег здесь сошёл дней десять назад и, уже подсохло. Почва, как и везде в горах, каменистая, но ничего, древний клинок выдержит - не сломается, не затупится. А уж у него, Даргеда, сил выкопать яму поглубже хватит.

Гиалиец окинул взглядом окрестности: лесистые горы с проплешинами каменных осыпей и лужайками, заметно понижающиеся к югу, межгорные долины, покрытые слежавшимся снегом. Самые высокие вершины еще покрыты льдом и снегом - их время придёт в начале лета, когда жаркое солнце наполнит по второму разу водой речки и ручьи, бегущие с гор. Глаза Даргеда скользнули по ярко-синему небу. И гиалиец бессильно опустил меч, занесённый для первого удара: Несколько десятков точек быстро передвигались по южному краю небосвода. Сомнительно, чтобы дикие "секущие" забрались так далеко от своих любимых пологих степных холмов.

"Кажется, люди, Хорг" - невесело произнёс он, обращаясь к волку, сидящему в двух шагах - "Значит, нам не придётся ловить козу или олениху. Зато придётся драться. Ведь летящие на риси наверняка аганы. А аганы имеют на нас зуб".

Крылатые всадники продолжали медленно приближаться. Они были ещё далеко, и Даргед решил, что успеет добраться до башни, раньше их: нужно пройти только три хариля, и всё время под уклон.

Аганы на "секущих" по-прежнему оставались темными точками на светлой синеве неба, когда Даргед устроился на верхней, смотровой, площадке башни. В руках у него был верный лук, рядом лежало три сотни стрел - он покажет этим трупоедам, что такое гиалиец, пусть даже давно переставший сам себя считать таковым. Летите, трупоеды, быстрее.

II

Нардхор вглядывался в проплывающие внизу лесистые горы - скоро должна появиться та самая башня, о которой совершенно случайно удалось узнать в деревушке, прилепившейся к самому краю предгорных лесов.

Просто удача, что всё так получилось. Его дружина - три десятка самых верных Гвану Змеиное Жало и его сыну воинов - собирала дань с агэнаяров, живущих в предгорьях. И потому именно Нардхор услышал жалкий лепет охотника, оправдывающегося, что не выдал положенный урок из-за того, что осенью в горах на ничейной земле он и двое его погибших товарищей столкнулись с неизвестным, который колдовством одолел их. На силу ему удалось ноги унести. Но раны, нанесённые колдуном, не позволили ему охотиться всю осень и начало зимы.

Сын Гвана Змеиное Жало сделал грозное лицо и разразился потоком ругани на аганском и агэнаярском. Но в душе он был рад: колдун, вдобавок ко всему светловолосый, мог быть только лумаргом. И потому дикарь отделался десятком плетей.

Ведь где лумарг, там и эта сучка, опозорившая свой род. В отличие от большинства аганов, переживавших из-за недостойного поведения дочери Великого Князя, Нардхор втайне этому радовался - теперь опозорившая себя девка достанется ему - Бардэдас и его сыновья будут рады выдать её за любого, а кто из знатных аганов, ведущих своё родословие от самих Четырёх, согласится взять в жёны такое сокровище, пусть она дочь самого ард-дина. Ну, он то не будет особо привередничать. Хотя, конечно, то, что это тварь принадлежала когда-то колдуну-лумаргу, он, Нардхор, сын Гвана Змеиное Жало, никогда не забудет, и не раз, и не два она получит от него хорошую взбучку.

Нардхор так спешил домой, собирать отряд для поисков колдуна и дочери ард-дина, что даже не удосужился замести следы. Потом, в Келен-Конноте, он упрекнул себя за то, что не вырезал всё население деревни. Дабы кто-нибудь из них не сообщил о беглецах ард-дину или тем более Кувандасу, возле которого отирается этот зазнавшийся Андахор, всё преимущество которого перед сыном Гвана в том, что его отец чистокровный аган, хотя такой же бывший несвободный, как и Змеиное Жало.

С какой радостью Нардхор собирал верных людей, посылал гонцов к талдфаганам, с каким нетерпением ждал ответа от Андазира Талдфаганского. Наконец, собрались все, имеющие интерес в этом деле: Нардхор, желающий заполучить Дандальви, и Андазир, жаждущий отомстить убийце брата и иных сородичей.

Потом были долгие дни в седле, на палящем солнце и леденящем ветру. К концу дня все валились с ног. А утром, едва солнце окрасит восток, Нардхор и Андазир поднимали своих людей. И опять было внимательное разглядывание однообразных гор, плавными навалами поднимавшихся всё выше и выше. Но, кажется, теперь цель близка: агэнаяры говорили, что башня стоит там, где горы начинают понижаться к северу. Значит где-то здесь.

Башню увидел длинноусый дружинник Андазира. Он тотчас же огласил воздух радостным криком. Вслед за ним её заметили и другие. Сверху строение казалось неказистым, совсем не похожим на огромное и неприступное сооружение, каким оно рисовалось со слов агэнаяров, охотившихся в окрестных лесах.

Восемьдесят всадников направили своих крылатых коней к покрытому соломой четырёхугольнику. На крыше темнело что-то.

Первый воин-талдфаган - тот самый усач, увидевший башню первым - снизился вровень с кровлей. И в следующий миг из его глаза торчала стрела. Прежде чем аганы убрались на безопасное расстояние, ещё четверо распрощались с жизнями.

III

Даргед спокойно наблюдал за приближающимися аганами. Среди них он легко узнал Нардхора и Андазира. Значит, предстоит умереть. Что будет с сыном. Может быть, трупоеды пощадят ни в чём невиноватого перед ними младенца. Остаётся надеяться только на это: верный Хорг может, конечно, унести Дагодаса до ближайшего человеческого селения, но вряд ли донесёт живым. Лучше уж положиться на милосердие аганов.

Вот трупоеды подлетели на расстояние выстрела из лука. Даргед, улыбаясь, вложил стрелу в изгиб лука и натянул тетиву - до самого уха. И отпустил тугую струну. Аган, в которого попала стрела, коротко взмахнул руками и обмяк, свесившись в седле набок. Гиалиец потянулся за новой стрелой, не сводя взгляда с парящих вровень с крышей трупоедов. Вот ещё один всадник грузно свесился вправо. А следующий - влево. Мимо Даргеда просвистели несколько стрел, но это нестрашно - с непрерывно движущегося и дёргающегося в такт взмахам крыльев "секущего" затруднительно метко выстрелить. Поняв, что так их всех перестреляют, а сесть на крышу всё равно нельзя, аганы отлетели и стали садиться на вершину горы - как раз на ту самую, что он облюбовал под могилу Дандальви.