Инбали Изерлес - Снежная магия

Когда неторопливая ночь наконец смыкала свод у нас над головой, по всей тундре начинали танцевать в воздухе мерцающие зеленые огоньки.

– Что это такое? – в изумлении спросила я.

Фарракло и Лоп одновременно склонили головы.

– Эти вспышки предсказывают появление королевы Канисты, – торжественно ответил принц. – Они набирают силу с каждым днем, до кануна махи, когда наша древняя королева засияет прямо над нами.

Я вспомнила, что говорил Рупус: «Волки думают, что их свет представляет собой огромную волчицу, королеву, олицетворяющую воинственный дух предков. В легендах о бишарах королева Каниста живет в нашем мире».

– А когда наступит канун махи? – спросила я, всматриваясь в зеленые огоньки.

Они метались над тундрой, слегка окрашивая снег своим светом.

– В ту ночь, когда мы вспоминаем королеву всех волков. В ту ночь, когда мы подносим дары нашим предкам. – Фарракло задумчиво склонил голову. – Мы поем песни в их честь, благодарим ушедших. Лишь память о прошлом дает нам смелость сделать шаг в будущее. Все мы напитаны силой махи. Таков путь волков.

По моей спине пробежал холодок.

– Свет Канисты и для лисиц тоже важен. Может быть, и для собак, и для койотов… Мэйг властвует над лисицами Диких земель. Мало осталось таких, кто ему противостоит. Если бы мы могли использовать силу этих огоньков… Если бы нашли в себе силы сопротивляться…

Фарракло внимательно посмотрел на меня:

– Что ты имеешь в виду?

– Не знаю…

Я поглядела в сторону Бурной реки. Дымки Темных земель не было видно. Но память о Мэйге не давала мне покоя. Его мерзкие глаза преследовали меня…

Мои мрачные мысли перебил Лоп.

– Зайцы! – прошептал он.

Я моргнула и уставилась на снег. Зверьки были похожи на больших кроликов, только повыше. У них был белый мех, и лишь кончики ушей оставались темными. В лунном свете я заметила двух зайцев рядом с каменным гребнем, третий прыгал в сухой траве. Лоп уже подкрадывался к парочке. Фарракло стал обходить зайцев с другой стороны.

– Я думала, вы охотитесь только на больших животных вроде бизонов…

Фарракло бросил на меня слегка растерянный взгляд:

– Мы делаем, что должны.

Так могла ответить лисица. Я наблюдала за тем, как волки подбираются к гребню, все ближе и ближе к двум зайцам, что прыгали по снегу.

Третий заяц замер. Он будто почувствовал неладное. Ветер дул в его сторону от Лопа и Фарракло, заяц мог почуять их запах. Или он услышал шорох волчьих лап по снегу. Я прижалась к земле, когда заяц запрыгал в мою сторону.

«Что было видимым, теперь невидимо; что ощущалось, становится неощутимым. Что было костью, сгибается; что было мехом, стало воздухом».

Заяц превратился в размытое пятно света. Пятно росло, заполняя все поле зрения. Я удерживала невидимость. Ближе, ближе… Мой нос уловил вкусный запах. Не в силах сдерживаться, я прыгнула. Заяц испустил странный крик и подскочил высоко в воздух. Я бросилась за ним. Он двигался с огромной скоростью, но я успела его перехватить, ударила лапой по спине. И прижала к земле, задыхаясь. Заяц сопротивлялся – он был почти таким же сильным, как я. Я собрала свою маа, изогнула лапы, добираясь до горла жертвы. И укусила, быстро и сильно. Заяц еще раз дернулся и затих. Что-то зашипело в воздухе. Легкий свет поднялся от его тела и быстро растаял в темноте. Несколько капель крови окрасили снег.

Маа зайца угасла.

Я отпустила его, лизнула раз-другой. Глаза зайца стали похожи на льдинки. Подняв голову, я увидела Лопа и Фарракло, каждый из них нес в зубах добычу. Они приветствовали мою удачу, замахав хвостами.

– Вот видите, и лисицы кое-что умеют, – с гордостью произнесла я.

Мы вернулись под защиту темных камней, где нас никто бы не увидел, и там смогли как следует насытиться.

– Пусть павшие обретут покой в лесном мире, – сказал Фарракло, перед тем как разорвать мягкую плоть.

Я посмотрела на тундру. В лунном свете кровь на снегу казалась черной.

Мне не нравилось, как смотрит на меня бабушка, – ее вид выражал тревогу. Мне хотелось проскочить мимо нее в нору, где спала Айла. Но бабушка повела меня к плющу, что свисал с изгороди в дальней стороне нашей зеленой полосы. И кивком велела следовать за ней под густую листву.

Я сел, оглядываясь на нору.

– Я просто играл! – Мои слова прозвучали неубедительно.

Бабушка легла на живот рядом со мной.

– Не все игры хороши для юных лисиц. – Она облизнула нос. – И не все игры безопасны.

Мне не хотелось смотреть ей в глаза.

– Что ты имеешь в виду?

Бабушка вздохнула:

– Ты родился рано, до малинты. И ты, и Айла тоже. Если такое случается, иногда в сердце детеныша словно появляется плотный ком маа. И он разворачивается, когда они растут. Такие малыши редки, ты понимаешь. У них больше жизненных сил, чем у взрослых лисиц, и они могут делать то, чего не дано другим.

Мой хвост задергался, и я повернулся к бабушке, припоминая, как поток силы пронизал мое тело.

– И что они могут?

– У них разные таланты. Возможно, они бегают быстрее и забираются выше остальных. Некоторые могут похвастать крепкими мышцами. Другие находят свой дар в неведомых знаниях. И без обучения, инстинктивно, они овладевают лисьим искусством.

У меня на загривке шевельнулась шерсть.

– А это что такое?

Бабушка пристально посмотрела на меня:

– Думаю, ты уже понял.

– Но то, о чем ты говоришь… это же была просто игра. Я могу стать невидимым, если очень постараюсь. И ощущаю связь с землей и воздухом. Особую связь…

Я боялся, что бабушка отнесется к этому с неодобрением, но должен признать: мне стало легче, когда я поделился своими ощущениями. Однако больше всего я хотел рассказать об этом сестре. Не знаю даже, почему я этого не сделал. «Я ее удивлю, – говорил я себе. – Когда буду по-настоящему готов, я и ее научу». Но на самом деле это было не так. Я наслаждался тем, что у меня есть тайна.

– А почему Айла не такая, как я? Мы же в один день родились.

– Не надо недооценивать твою сестру, – сказала бабушка. – Ее маа сильна. Хотя и не такая, как твоя… У тебя в глазах свет Канисты. Я уже это видела… – Она осторожно выглянула из-под нависшего над нами плюща. – И другие тоже могут увидеть.

– Ну и что с того? Разве это опасно? Я просто становлюсь невидимым. Я заставляю краски танцевать в небе. Иногда мне кажется, что я слышу обрывки мыслей – мыслей Айлы, не моих.

Бабушка словно окаменела.

– Ты чувствуешь ее мысли? И говоришь, что это не опасно?

– Но я ведь не сделаю ничего дурного. Я не подслушиваю ее мысли, если ты об этом. – Я сел и обиженно выпрямился. – Я никогда такого не сделаю!