Алеф Элдер - Глазами Странника [СИ]

Комната практического колдовства находилась за аршинной каменной стеной одной из галерей Алакрея и открывалась словом-паролем, которое из соображений безопасности время от времени менялось. В местонахождении комнаты не было большой тайны, а безопасность предполагала, в первую очередь, упреждение попадания в комнату случайных людей, кое несло для них смертельную угрозу.

— Черный пергамент, — произнесла Азара. Часть стены повернулась, девушка вошла внутрь, произнесла пароль повторно, и дверь затворилась.

Она попала в большую цилиндрическую комнату трех саженей диаметра и тридцати саженей длины. Белый камень стен, несмотря на могучие защитные чары комнаты, почернел, пропитавшись множеством заклинаний. Весь интерьер составляли стоящие по углам и у дальних стен шесть железных видавших виды манекенов. В центре напротив двери руны прочертили белый треугольник на полу.

Азара вошла в него. Древние символы полыхнули, их призрачнее копии закружились и сцепились, образовав вокруг нее голубоватую пирамиду. Она сжималась и по мере сжатия меняла очертания. Верхний угол ее стал невидим, стороны продолжили сужаться в районе пояса, образовав подобие рукавов, углы расправились. Поблескивая, прозрачные письмена робы Ренталана медленно вращались в разных направлениях, то теряя очертания, то отчетливо проявляясь в воздухе. Движениями рук волшебница собрала энергию, после чего выбросила кисти вперед.

— Ша-ди-ит-та-ло.

Из ладоней вырвался поток огня и с ревом устремился к центральному манекену. Достигнув цели, огонь взорвался шаром и расплескался искрами во все стороны. Манекен даже не покачнулся.

Азаре на нравилось это заклинание: шумное, небрежное, любимое начинающими магами и презираемое могущественными колдунами оно, тем не менее, было самым сильным из известных ей. Орден Аланара в большей степени интересовался безопасностью адептов, его арсенал не располагал могущественными заклинаниями разрушения, но имел большой спектр всех возможных защит, оберегов, целебных чар. Эльмуд слишком ревностно ее опекал. Девушка чувствовала себя сиделкой, лекарем, нянькой, повитухой, кухаркой, — кем угодно, но не настоящим магом. Она умело залечивала раны и мастерски владела бытовой магией, обладала большой теоретической подготовкой и совсем не имела практического применения боевой магии. Даже огненный шар она выучила втайне от наставника, подглядев заклинание в его магической книге. Простой в изучения язык богов он же язык магии божественного происхождения рошъянтис был дарован людям Аланаром. Это слоговый язык, каждый слог которого схематически изображает необходимую постановку языка и положение губ, так что даже ребенок, не понимая смысла, может его читать. Однако на письме рошъянтис имел компоненты, воспроизводимые не только вербально, но также соматически — движениями и жестами, потому даже владея рошъянтисом сызмальства, нельзя сотворить заклинание просто озвучив желаемое действие. Возможности колдовства, разумеется, ограничивались не только знаниями, но и собственными магическими силами заклинателей. Использование языка богов не являлось обязательным условием колдовства. Иные ордена магии, изучающие силы других, не подвластных богам миров, общаются иным образом, порою, вовсе не прибегая к словам. Так, например, Эльмуд рассказывал Азаре об альмандах — исконных жителях Яраила, великих ученых и волшебниках. Изначально не имевшие языка и общавшиеся с помощью мысленных образов они запечатлели увиденную вокруг природу на коре Яргулварда: полуденное солнце и животворящий дождь, величественные облака и упоительный ветер, пахучие травы, и многообразных зверей. Увидевший эти первые письмена странник Нигдарабо восхитился и признал, что узрел в них себя. Альгар есть самый простой в мире язык, но он же и самый сложный. Он фундамент и ступеньки других языков, прародитель и часть их. В альгаре еще нет букв, иероглифов и даже идеограмм, лишь только графемы. И нет у каждой из них определенного смысла и звучания, складываясь вместе, графемы образуют цельные картины, и картины эти — оттиски мира. Это письмо наполняло первые книги — круглые и плоские, высеченные из срубов деревьев, и графемы в них спиралями расходились из центров страниц. Одно заклинание на языке альгара Азаре было известно.

Большими пальцами она прижала указательные к ладоням и воздела руки.

— Последний танец Хьердхано.

Ничего не произошло. Азару удивил бы иной результат, ведь со смертью последнего альманда умер и альгар. Слова древнего языка больше не имели власти. Тысячелетия истории похоронили его прахом минувших дней. Но немногие анияристы сохранили его отзвуки в глазах потомков, подобно самим альмандам. Они берегли память о причудливых письменах не в эфемерной надежде возродить язык, но лишь в уважении к нему. Они верили — альгар не набор знаков, но осколки беззвучного голоса Аяра, что до начала времен озвучил дотоле несуществующее и породил вселенную. Альгар слышит первый среди айинъяра — Имурья и записывает имена всего сущего. У него нет прочтения, альгар суть любой язык и образ одновременно, но в нем истина слов, их суть.

Этому заклинанию научил ее аниярист, приглашенный для лечения девушки. Оставшись наедине, он назвал черные жилы не проклятием, а даром и сказал, что если когда-нибудь ей потребуется помощь почитателей анияра, достаточно будет лишь обнаружить этот дар. Он предсказал ей великое будущее. Разговор с ним приободрил тогда Азару, но сейчас, вспоминая о нем, она думала об альгаре и альмандах. Ее огонь не оставил и следа на каменном полу, а что могли бы сотворить альманды? Пробить дыру в стене, а может осыпать Алакрей песком… Пустые мысли, она знала об этом, но не могла от них отрешиться. А Ренталан, чья защита оберегала ее сейчас, какой силой он обладал? Великий зеркальный маг жил пятнадцать веков назад в лета яви и мечты, когда волшебники подвергались массовым гонениям по всему Яраилу, ютились в хлипких хибарах, пещерах, на отдаленных островах. Группа таких изгоев во главе с Кромильером Великодушным оторвала остров Знаний в небо и основала Кзар-Кханар. Кромильер сплотил вокруг себя магов самых разных школ и его прибежище до сих пор остается непокоренным в уединении. Но Ренталан не страшился ни полонения, ни самой смерти. В прежней столице магии — Сигиллоре его уличили в колдовстве, хитростью заключили в тюрьму и приговорили к казни. На глаза беснующейся толпе вывели его: одноглазого, окровавленного и в рубище. Когда палач подъял топор, Ренталан засмеялся. Лезвие опустилось, и к ногам толпы покатилась голова, но не Ренталана, а палача. Тщетно стражники Сигиллора пытались схватить мага. Кто желал поразить в руку — лишался руки, кто вонзить клинок в живот — пронзал самого себя. В ладони Ренталан сжимал свой второй глаз, который превратил в артефакт великой силы. Он был анахоретом, сумасбродом и настоящим чудотворцем, ставшим легендой при жизни. Он понимал магию как никто, играл с ней, экспериментировал, самосовершенствовался, но на звание бога не претендовал, не искал власти над миром, чем грешны многие заурядные маги незаурядной силы и после себя оставил наследие грядущим поколениям. Но самые большие секреты маг предпочел оставить самому достойному, укрыв за печатями своей обители. Зеркальная башня сверкает отблесками слабого света, что дает скупое северное солнце гор Рентас. У стен ее собирались и дикие маги и напыщенные магистры Кзар-Кханара, но лишь спустя тысячу лет со дня смерти зеркального мага Луазард сумел в них проникнуть. Ушел Ренталан внезапно: одним ранним утром не далеко от башни, на берегу маленького озера, у которого даже не было имени, рыбаки нашли дряхлое окоченевшее за ночь тело. В ночном халате Ренталан сидел на грубо сколоченной скамейке, которую ему эти же рыбаки и подарили. На земле возле него стояли домашние тапочки, на них лежала аккуратно сложенная прозрачная бело-голубая роба, а поверх нее записка: «Эти три вещи мне более не надобны». В робе не оказалось ни единой ниточки, вся она состояла из чистой энергии, которая льнула к телу при попытке ее надеть. Одеяние доставили в Кзар-Кханар, где апостериори обнаружилась ее неуязвимость для всех доступных лучшим волшебникам заклинаний. И хотя сотворить ее копии так и не удалось, ее облик научились воссоздавать в статичном состоянии, используя элементы магической поддержки — артефакты, круги и другие места скопления сил. Много позже неуязвимость Робы Ренталана была опровергнута Элисиром плетью Сурхосула, правда обстоятельство это не прекратило повсеместного использования соименного заклинания в качестве защиты преимущественно в практиках учащихся магических учебных заведений, а также в испытательных залах некоторых обособленных магов. Загадочная смерть и послание Ренталана еще долго бередили умы волшебников. Опираясь на формулировку, одни утверждали, что к числу робы и тапок третьей вещью следует считать тело зеркального мага, иные полагали, третий предмет есть сама записка. Он мерещился магам в зеркалах и водных гладях, его пытались найти, не желая верить, что великий мастер мог умереть в принципе. О том, что Ренталан при всех заслугах оставался человеком, как-то позабылось.