Джордж Норман Липперт - Руины Камелота (СИ)

Она начала видеть признаки человеческой деятельности. Появились поляны, покрытые пнями, часто попадались маленькие хижины или домики с зажженными свечами в окнах и тонкими струйками дыма, выходящего из каменных дымоходов. Их она обходила вокруг, подавляя желание подойти, постучать в тяжелые двери и попроситься на ночлег, получить даже простую соломенную постель и чашку горячего бульона. Но она устояла. Она должна была двигаться дальше. В какой-то степени, несмотря на серьезность своей миссии, она боялась, что, если она остановится один раз, даже для малейшего комфорта, для нее может оказаться вдвойне трудно начать путь снова.

«Ради Маленького принца, — думала она, заставляя себя идти вперед. — И ради Сигрид, и моего отца, и всех остальных».

А затем добавляла более мрачно:

«И ради Дэррика. И Рисс. Ради их памяти и мести…»

Она вынуждала себя идти вперед, пока месяц дугой висел в небе над деревьями, отбрасывая холодный свет и создавая свои собственные причудливые тени на земле.

Время от времени сквозь подлесок стали проглядывать залежи серых горных пород в виде бугорков и острых выступов. Габриэлла проходила мимо них с растущим трепетом, зная, что она приближается к самым удаленным границам жуткой Штормовой Пустоши. Чем дальше она продвигалась, тем меньше человеческих поселений она обнаруживала. Этот факт, наряду с порывистым ветром и безмолвным взглядом луны, наполнял ее тихим ужасом. Тем не менее, она не остановилась и не замедлила шаг. Она придерживалась намеченного пути, несмотря на ее невыразимый страх.

Ходило много историй о Пустоши. Большинство из них, напомнила она себе, были чистой фантазией, изобретенной ради забавы, чтобы рассказывать за полуночными посиделками у очага в безопасных стенах таверн и замков. Возможно, только небольшая доля этих сказок были правдой.

Но ее не переставал мучить вопрос, какая именно доля?

Непроизвольно в ее памяти всплыли старые легенды, которые она слышала еще когда была очень маленькой девочкой. Бесплодная степь была проклята древней черной магией, как утверждали эти истории, она являлась свидетельством тех дней, когда там сражались волшебники, выжигая землю самыми худшими и самыми изобретательными боевыми заклинаниями. Магия, заразившая скалы и равнины, так и не рассеилась, но проникла в землю, как кислота. Она незримо скапливалась в пещерах и оврагах, прорастая в самой траве, отравляя существа, которые питались ею, и превращая их в жутких мутантов.

Хуже того, легенды гласили, что магические армии использовали для своих целей мистических существ — драконов и кентавров, эльфов и гоблинов, великанов и циклопов, а также чудовищных пауков, ходячие деревья и горных троллей с кулаками величиной с глыбу. Многие из этих существ были оставлены, и они блуждали по Пустоши на протяжении многих веков, в безумии и злобе нападая на неосмотрительного путника.

Но, что ужаснее всего, мифы шептали об армиях мертвецов, которые до сих пор бродили по равнинам, проклятых призраках, отвергнутых даже адом, вечно марширующих в поисках врага, чтобы убить и сожрать его, принеся себе в жертву.

Не может быть, чтобы самая худшая из историй оказалась правдой. Как и большинство легенд, реальность была, конечно, не такой ужасной, как сказки, которые вырастали вокруг нее. Даже сегодня, отчаянные авантюристы время от времени отправлялись в Пустошь в поисках артефактов и сокровищ, остатков магии, которые можно использовать для собственной выгоды. Многие из них вернулись, имея в избытке безумные истории и желая произвести впечатление на своих покорных слушателей. Конечно же, без преувеличений не обойтись. Но вероятно, самое худшее, что можно было ожидать от этих бесплодных степей — это нехватка питьевой воды, случайный могильный холм с наложенным на него проклятьем или нападение дикой кошки.

Габриэлла говорила себе эти вещи, в то время как ночь сгущалась вокруг нее, а деревья утончались, становясь чахлыми и голыми. Она продолжала путь, и земля, как ей смутно казалось, уходила постепенно вниз, растительность исчезала, уступая место все более крупным участкам мертвых камней и щебня.

Ей встречались древние места стоянки, которые выглядели как черные отметины, где когда-то горел костер, окруженный разбросанными мелкими костями. Однажды она натолкнулась на заброшенную хижину, почти похороненную в зарослях плюща, разделенную пополам скрюченным дубом, выросшим через ее крышу. Над открытым дверным проемом давным-давно были нанесены символы, но теперь они исчезли в волнующую неизвестность. Габриэлла обошла вокруг, держась на расстоянии и стараясь не думать о том, что это наклонившееся строение наблюдало за ней, пока она проходила мимо.

Высокая, желтая трава стала преобладающей чертой пейзажа, усеянного лишь изредка низкорослыми деревьями и чахлыми кустарниками. Трава деловито покачивалась, когда ветер проносился через нее, создавая тысячи шепчущих голосов, похожих на слова.

Луна, взгромоздившаяся на небо, висела словно фонарь высоко над головой. Тень Габриэллы двигалась рядом с ней, короткая, но отчетливая, как чернильной призрак.

Она устала и проголодалась. Холод затянувшегося ночного бдения уже начинал тяготить ее. Девушка остановилась, наконец, в центре океана шелестевшей травы и решила прилечь на нескольких часов. Теперь она, должно быть, находилась очень близко к границе Пустоши, а ей не хотелось закрывать глаза в пределах этого проклятого места даже на одну ночь.

Габриэлла немного перекусила, раскатала свое одеяло, а затем, с мучительной болью избавившись от доспехов, легла.

Она страстно желала зажечь костер, но была слишком измучена, чтобы найти хворост и использовать кремень для разведения огня. Однако, даже в холоде она чувствовала едва уловимое тепло подвески вокруг своей шеи. Возможно, это было ее воображение, но, казалось, от сигилы с соколом исходил волнами жар, неся ей утешение и успокаивая ее дрожь. Такое невозможно, конечно, но она не отвергла ее помощи, даже если это было всего лишь вымыслом ее изможденного ума. Рядом с ней, весело подпрыгивая на ветру, висел в паутине между двумя стеблями паучок. Габриэлле казалось, что он приглядывает за ней, напомнив ей паука в стенах замка, того, который нанес ей короткий визит в ночь убийства Рисс.

— Присматривай за мной, дружок, — прошептала она, отворачиваясь. — Будь моим охранником этой ночью.

Она лежала в высокой траве, медленно моргая, испытывая пугающее чувство дежавю. Ей казалось, что она слышит школьный колокол, слабо доносившийся под порывом ветра, чувствует склон холма под собой, ведущий вниз к ручью долины и мосту возле замка. Она закрыла глаза и вспомнила тень Дэррика, когда он был еще мальчиком, его грязное лицо и растрепанные волосы, вырисовывающиеся на фоне солнца.