Антон Кучевский - Такая разная тьма

Сейчас груз благополучно трясется на телеге в центре растянувшегося отряда. Сейтарр скачет рядом и поминутно облизывается, представляя, как будет крутить все эти болтики, рычажки, крепить тетиву, настраивать прицел… что ж, каждому — свое.

Ойген… я раньше не совсем понимала, что с ним приключилось. Всю жизнь знала, что «приносить в жертву» по отношению к живому существу — убить. То есть, «принести себя в жертву» казалось чем-то вроде добровольного вонзания кинжала под сердце. На деле не все так прискорбно.

Матрос пожертвовал обычной жизнью — возможностью быть на суше, завести семью, растить детей. На худой конец, шататься по портовым кабакам, таскать кошельки у беззаботных мещан или играть на скачках. В любом случае, теперь, если он когда-нибудь ступит на сушу, то умрет. К кораблю это, как ни странно, не относится.

Взамен Мившарату дала ему способность сколь угодно долго находиться под водой, не лишая и обычного дыхания, умение плавать на очень больших глубинах, огромную физическую силу и кое-что еще… боги, к сожалению, контрактов не составляют. А, по словам команды, Ойген так и не выяснил до конца, что еще умеет. Наверняка умеет многое, но Искру ему богиня моря так и не пробудила, а все прочее лежит за пределами моего понимания.

Он дважды, зимой, в ледяной воде выходил в океан в поисках рейдера. Не уверена, что смог бы хоть как-то навредить, но пытался и возвращался ни с чем. Один раз, взбешенный бесплодными поисками, напал на торговое судно, ничего не взял кроме бутылки вида и скрылся в водной пучине. Кажется, у моряков скоро будет новая байка.

Обо всем команда узнала от него самого — Ойген, как привязанный, неизменно возвращался к «Храпящему». Холодный, мокрый, мерзнущий на воздухе и отлично чувствующий себя в воде с точно такой же температурой. Очередная смена стражи тепло относилась к соратнику, хоть он и приобрел зловещий вид. Ну, к страшным рожам им вообще не привыкать.

Маскировку Джад сотворил добротную. Если бы не знакомая линия берега, то шиш бы отличила, где корабль, а где просто скалы. Предоставила старпому поупражняться в уничтожении образов, вызванных его собственным разумом, и с задачей он справился на отлично. Вообще, можно и так зайти на корабль, однако мне хотелось его увидеть после долгой разлуки, да и ящики по узкому, качающемуся трапу таскать, не видя ничего — тоже не самое приятное занятие.

Эх… почти, как в день постройки. Только более светлое дерево у кормы выдает, что его ремонтировали, причем основательно. Сколько усилий им пришлось вложить — даже не представляю, но безмерно благодарна.

С борта свесился Деррек, одетый в кафтан невообразимо пурпурного оттенка. Явно не с его плеча, к тому же, но толстый и подбитый овчиной. Увидел, что я смотрю на него, помахал рукой:

— Э-ге-гей! Капитан, мы уж заждались совсем.

— Вы — это кто? — с интересом уточнила я. Деррек смутился:

— Ну… Ямми, Ойген и я.

— Уж мне-то известно, как моя команда несет вахту. Небось, дрыхли целыми днями и в карты дулись на деньги.

Помощник боцмана ухмыльнулся:

— Мы бедные моряки, капитан… какие уж у нас деньги.

Я легко взбежала по узкому трапу, спрыгнула на палубу, распорядившись:

— Показывай.

— Что?

— Рыбу нашу показывай… мне о нем уже все уши прожужжали. Хочу убедиться, что дело именно настолько безнадежно, насколько Джад описывал.

Деррек пробормотал:

— А… так вон он, сидит на носу.

Фигура, закутанная в черную шерстяную накидку, и правда красовалась у самого бушприта. Я осторожно, как будто подходя к пойманному в силки дикому зверю, поднялась на нос шхуны, оглядывая то, во что прекратился некогда светловолосый рослый здоровяк.

Увидев мое замешательство, он разлепил узкие бледные губы и проговорил:

— Да я это, я… можете не сомневаться, капитан.

Как сказать, любезнейший, как сказать.

Угольно-черные глаза без белков. Непонятно, куда он смотрит и смотрит ли вообще. Я такое только у некоторых монстров видела, и то лишь в книгах. Человеческая кожа превратилась в серебристую чешую, склизкую и очень прочную на вид. Черты лица видоизменились — волосы выпали начисто, череп удлинился, от носа только небольшой бугорок, в котором две ноздри, выступающие челюсти полны тонких, острых зубов.

На шее и плечах заметны туго сомкнутые щели. Жабры. Видимо, когда он погружается в воду, ноздри перекрываются, а жаберные щели, наоборот, начинают гонять воду. Полностью двоякодышащее существо.

Между пальцев, что теперь стали похожи на птичьи или те, что у ящериц, полупрозрачная перепонка. На ногах, обмотанных в тряпки, готова спорить, точно такие же, но еще подлиннее. И обувь ему, конечно же, не подобрать, да и не нужна теперь вовсе. Зачем обувь человеку, которому предрекли смерть от шага на сушу?

— Не слишком похоже, здоровяк, — честно сказала я, затем уселась рядом и протянула бурдюк с вином. Ойген едва заметным движением головы отказался, я пожала плечами, зубами вытащила пробку и отхлебнула сама.

— Рассказывай.

— Да что тут рассказывать… кретин и есть, — развел руками он. — Конечно, в море много удивительных вещей. Целые затонувшие города, полные несметных сокровищ, древние полуразрушенные корабли, огромные существа, каждое из которых могло бы проглотить меня, как ветер одну-единственную пылинку. Но все это не стоило того, чтоб отказываться от жизни на суше.

— Ты тогда изрядно нажрался, наверное.

— Верите — ни капли не выпил. Все больше подливал Мехресу, следил, чтобы он ничего не заподозрил. А как лысый упал под стол и захрапел, понял — пора. Выбежал на улицу, оседлал коня и погнал к берегу. Я даже не помню, что тогда говорил, но вдруг почувствовал… зов. Призыв броситься в морские волны.

— Это и была Мив?

— Мив?

— Мившарату, балбесина, — криво усмехнулась я. Ойген внимательно посмотрел на меня, если я правильно истолковала направление его взгляда.

— Не стоит так… по-свойски. Я уловил частицу ее мощи. Не стоит, капитан, ради вашего же собственного блага.

— Опомнись, матрос. Я не собираюсь бодаться ни с богами, ни с их прислужниками. У нас хватает и более земных проблем, тебе так не кажется?

— Да. Да, конечно, вы правы. Как были и всегда, — отрешенно посмотрел он прямо перед собой. Попытавшись отвлечь его от тяжелых мыслей, я спросила:

— Но ты говоришь, там, в океане, затонувшие города. А есть еще что-то? Какие-то поселения существ, с которыми мы раньше не сталкивались? Вдруг ты не первый?

Ойген шумно втянул холодный воздух и выдохнул его. Горько сказал:

— Никого. Там, куда я смог добраться, я не нашел ни единого собеседника. Океан мертв, Тави. Совсем мертв.

Я поднялась на ноги и похлопала его по макушке. Чешуя действительно была склизкой на ощупь. Сказала: