Антон Ханыгин - Грани лучшего мира. Дилогия (СИ)

- Я устал, - тихо произнес король. - Не верю, что это происходит со мной.

- Он просто слишком рьяно желал добра и процветания Марии, - ответила Джоанна, поправляя упершуюся в живот рукоять королевского меча. - Это желание переросло в одержимость, и Илид стал настоящим монстром. Республика только помогла ему в этом ужасном превращении, сделав марийским диктатором.

- Не По-Сода - так кто-нибудь другой был бы на его месте, - вздохнул Бахирон. - Из королевского дворца я наблюдал за провинциями Алокрии, но все это время не мог разглядеть людей, которые живут в них, не говоря уже про их взаимоотношения... Гражданская война была неизбежна, теперь-то это очевидно.

Королева подняла голову и взглянула в глаза мужа. Сейчас он был похож на мужчину, скорбящего о судьбе любимого ребенка, коим была для него Алокрия. Его дитя раньше росло, веселилось и было счастливо, пока тяжелая болезнь не привела с собой нетерпеливую смерть. Теперь Бахирон стоял у смертного одра своей страны и с оружием в руках отгонял от нее погибель.

- Значит, нам остается только бороться, - прошептала Джоанна.

- Верно, - согласился король. - Но в этой борьбе мне не победить. Я бы мог смириться с потерей старого друга, пожалеть воспаленный рассудок Илида и на плахе избавить его от мучений. Я пережил бы развал страны, чтобы затем вновь объединить ее, сделав еще крепче и сильнее, чем когда бы то ни было. Я вытерпел бы собственные сомнения, принял тяжкую ответственность за принятые решения и облегчил страдания моего народа, навсегда избавившись от предрассудков об илийцах и марийцах. Если бы все было так, то я бы сражался и победил. Но Кассий...

Бахирон замолчал, однако Джоанна и так все поняла. Ее отец вторгся в Алокрию с северо-востока и уже занял крепость Силоф. Сейчас он бездействовал, но лишь потому, что ждал удобного момента для нападения и окончательной победы. Сегодняшнее сражение королевской и республиканской армий, каким бы ни оказался его итог, повлечет за собой закат Алокрии как самостоятельной страны. Один только факт вторжения Фасилии означал неизбежное поражение Бахирона - любые его решения и действия стали заведомо неверными, результат предрешен - ни алокрийскому королю, ни марийскому диктатору не победить в этой борьбе.

Джоанна мягко, но решительно высвободилась из объятий мужа. Беременная, красивая и невероятно сильная женщина стояла перед королем, и он не мог оторвать взгляд от воплощенного в его жене образа истинного материнства.

- Я поеду к отцу.

Бахирон вскочил на ноги и заставил Джоанну ощутить на себе полный беспокойства и бессилия взгляд. Король действительно боялся за нее, ведь он знал, что помешанный на своем поражении и позоре, олицетворением которого стала его дочь, Кассий может сделать с ней все что угодно. Но точно так же Мур знал, что она ни за что не отступится от своего решения.

- Зачем, Джоанна? Это самоубийство!

- Я должна это сделать. Если кто-либо в Алокрии и может переубедить его, то только я. Он меня недолюбливает, я знаю, но хотя бы выслушает. Этого может оказаться достаточно.

- Кассий одержим местью уже тринадцать лет, его невозможно переубедить. И ты не только свою жизнь подвергаешь опасности, но и нашего сына! - Бахирон упал пред ней на колени. - Прошу тебя, не надо.

Джоанна подошла к мужу, взяла его руки и возложила их себе на живот. Бахирон ощутил, как недоверчиво и осторожно толкнулся ребенок в чреве королевы. Но, почувствовав тепло отцовских ладоней, он успокоился.

- Если я не смогу остановить отца, то наш сын все равно рано или поздно погибнет. Кассий не оставит в живых законного наследника алокрийского престола, даже если тот не будет угрожать его власти.

- Ты знаешь как это опасно и все равно собираешься броситься прямо в пасть зверю?

- Да, - Джоанна улыбнулась, стараясь подбодрить Бахирона, но вышло как-то слишком грустно. - В конце концов, я королева Алокрии, и если ты ее отец, то я - мать. И как мать я должна защитить свое дитя от хищника. Просто поверь мне, я справлюсь.

- Тебе я верю, - вздохнул король. - Но Кассию - нет...

Бахирон уже смирился с отъездом супруги, добровольно предающей себя в когтистые лапы заклятого врага Алокрии. Она сделала свой выбор и не отступится от принятого решения. Если Джоанна увидела возможность сражаться с неизбежностью, то сделает все, чтобы воспользоваться ей. Очень маловероятно, что отец, отрекшийся от собственной дочери, прислушается к ней и откажется от дальнейшего продвижения вглубь Алокрии, но даже такая ничтожная искра надежды разжигала в ней пламя веры в лучшее будущее.

Прошло несколько часов. Все это время Бахирон не видел жену, готовящуюся к отъезду. Вероятно, она уже покинула лагерь. Король решил не прощаться с ней, и Джоанна все поняла. Сегодняшний разговор не должен стать последним в их жизни, хотя оба супруга рисковали в скором будущем повстречаться со смертью, кто на поле боя, а кто - от руки собственного отца. "Ерунда, - Бахирон звонкой пощечиной отогнал дурные мысли. - Король и королева не могут позволить себе умереть, когда в стране царит хаос".

Как же ему хотелось принять условия диктатора, какими бы они ни были, но Илид не выдвигал никаких требований. Складывалось ощущение, что он воевал ради войны, забыв обо всем на свете, включая столь любимую им Марию. С упорством сумасшедшего По-Сода направлял свои армии на запад для убийств, только для убийств. Не жалея ни времени, ни сил он слепо шел вперед и пытался пробиться сквозь ряды солдат короля, чтобы вцепиться в горло Бахирону.

- Все-таки я тебя не понимаю, Илид, - сокрушенно покачал головой Мур.

Выбросив из головы бесполезное недоумение и остатки сомнений, он поднялся на ноги. Царственная осанка и жесткий взгляд вернулись к нему, окружив короля ореолом истинного правителя. Целеустремленно и решительно он подошел к выходу из палатки и, откинув полог, шагнул на залитую солнечным светом равнину. Оглушительный приветственный рев готовых к бою солдат сотряс землю и небеса, заставляя кровь в жилах кипеть яростью тысяч мужей. Так осыпаются камни с крутых склонов Силофских гор, так содрогаются марийские степи, так трещат илийские леса во время ураганов. Боевой клич раскатился по всей Алокрии, пробуждая предков, дремавших в земле или развеянных прахом по ветру, чтобы они придали сил своим потомкам, идущим на смерть.

Бахирон поднял закованную в латы руку, и воинственный рокот стих. Король медленно обвел взглядом своих солдат, стараясь запомнить лицо каждого. Что отличало их от марийцев? Верность королю, присяга, происхождение, традиции, привычки? Может быть, страх наказания? Правитель Алокрии не знал ответа. Скорее всего, разницы между людьми и вовсе не было, как бы они себя ни называли. Просто таков порядок вещей - сражаться на стороне тех, кто носит с тобой одно имя, против тех, кто имеет другое.