Сергей Варлашин - Лууч (СИ)

Мы постепенно вышли из-за укрытия, подошли на стороже к ней.

— Глубину кроличьей норы испытывать не будем. — Предупредил я намеки на спуск у бравого напарника.

— Тогда доставай свой нож, попробуем вернуться назад еще раз, думаю на этот раз, в пути, нас никто не перехватит.

Я убрал сувенир, спасший нам жизни обратно в рюкзак, достал особенный нож и вспорол им полотно реальности. Но на этот раз нас не втянуло внутрь, мы спокойно зашли и нас, мягко и легко перенесло в знакомую деревню, прямо на мост через речку, неподалеку от бывшего дома Головуса. Через пятнадцать минут, мы были уже у КерукЭде. На подходе нас встретила знакомая музыка. Увидев лицо шамана я не нашел слов чтобы описать наше путешествие в мой мир и обратно, а просто разрыдался как маленький мальчик, кем в принципе и был, а он обнял нас, как блудных сыновей и ничего не сказав, повел в дом.

Мы пили саурем — медовое какао, личный рецепт КерукЭде, он нам не раскрывал секрета его приготовления, никогда, но охотно готовил, если мы его об этом просили. На этот раз мы его не просили, он просто приготовил его и медово шоколадный аромат заполнил кухню. Оранжево красный свет заполнил комнату, из свежеразведенного огня в очаге, и согрел нас своим теплом, несмотря на достаточно теплую и сухую осень, день выдался дождливый. Стоило нам зайти в дом, как бурные потоки ливня обрушились сверху с небес, гроза ударила с таким шумом, что выходить не захотелось бы даже при самом весомом предлоге.

— А вы знаете, меня овладело чувство, как будто я многое понял. — Согревшийся ХайСыл, отстраненно глядя на огонь, подытожил свои мысли.

— Что ты понял, ХайСыл? — Повернул свой мудрый взор шаман к ученику.

— Все. — Коротко ответил ученик.

— Это как раз говорит о том, что ты стоишь на самом пороге, великого понимания. — Улыбнувшись, открыл ему КерукЭде.

Медовый кофе согрел и меня, и я наконец то очнулся, после долгого раздумья, за темно серой чашкой, из серой обожженной глины, в форме очень толстой, округлой лошади. Как я раньше ее здесь не замечал, пока она у меня в руках не оказалась, ну как и многое из того что есть в доме у КерукЭде, как и все то, что происходит со мной лично и нами.

— У меня есть одна история для вас. История из моего детства, я тоже был, когда то таким же маленьким как ты Лууч, и таким же особенным, но проявлялось это в простоте, это и приметил мой первый учитель. — Начал шаман и достал длинную, музыкальную трубку из красного дерева.

Не верится, что шаман был, когда то маленьким, это все равно что наш мир когда то был маленьким а потом вырос, так же трудно представить. Часто, его истории перемешивались с музыкой, которую он исполнял, на разного рода, инструментах. В этот раз, это была старинная трубка его прадеда. Трубка была курительная, но для него, ее переделал его отец, в музыкальную, потому что видел у нее, другое предназначение для своего сына. Шаман прикоснулся к ней губами, зажал несколько отверстий разными пальцами, обеих рук и полилась мелодия по комнате, как лесной ручей по сухим осенним листьям. Внезапно ручей стал слабеть и вода капля за каплей вся вытекла из ручья и растеклась по лесу, шаман перестал играть, но музыка эхом и фоном по-прежнему стояла в воздухе и наших ушах.

— Я был даже меньше тебя Лууч, на пол головы ниже, и на год моложе. Мы с компанией таких же ребят как я, стояли на мосту. Наша деревня располагалась высоко в горах и единственная дорога к нам вела через этот мост. Мост через горную реку, с очень сильным течением. Река даже весной, во время разлива, не могла снести его, потому что его возвели огромные люди, много веков назад, из камней такого размера, что людям нашего времени и по сей день не снилось, создавать такие монументальные сооружения. Когда одному мальчику надоело стоять и кидать мелкие камни в образовывающиеся воронки, и небольшие проплывающие коряги — камни, он предложил нам всем поплавать. Была уже поздняя весна, течение было не такое сногсшибательное, как сразу после зимы, но мы все равно никогда не рисковали плавать в это время. Да и родители наши всегда предостерегали нас от этого, купальный сезон открывался не раньше середины лета и то, на ее разливе и мелководье, где было не столь опасное по скорости течение. Но разве объяснишь нам это тогда, да и мы сами все понимали, но не хотели отдавать себе отчета, в том, что такие смелые и ловкие малые как мы, чего то не можем, если очень захотим сделать. — Шаман долил себе медовый напиток, еще горячий, отпил и заиграл на трубке.

В этот раз мелодия навеяла бурную горную реку, с порогами, крутыми поворотами, водоворотами и стремительным, опасным для человек течением. Когда мы ярко представили и почти ощутили ее шум и холодную свежесть водяной пыли, он отложил трубку и продолжил рассказ.

— Самый самоуверенный из нас, его звали Шортиск, сошел с моста на берег, отошел немного вверх по течению, разделся на берегу и прыгнул в воду. Течение его тут же понесло к мосту, и он барахтаясь и хватаясь за воду руками, как рыба плавниками, вышел на траекторию одной из каменной опоры и врезавшись ногами, ухватился за нее, а потом по ней вскарабкался наверх, к нам. Все его тело покрывали крупные мурашки, губы у него посинели и дрожали от холодного ветра и контакта, с ледяной водой, с гор еще не сошел снег, поэтому вода была студеной, но он улыбался и его гордости за содеянное, не было предела. Все восприняла его поступок лихим одобрением и по одному пустились повторять, опасную затею. Пока не остался один я. Все это время за нами наблюдал, с другого края берега, пришедший в деревню странник, в будущем, после той истории мой учитель. К нам по полгода мог никто не приходить, так далеко и изолированно от всего остального мира мы жили, потому добраться до нас, можно было только в пешем порядке и было не под силу большинству из людей, да и нечего им было у нас делать. К слову, все вытворяли один за другим славные подвиги, и никто его не замечал. Однако настал мой черед, и тогда я заметил его на том берегу. Я заметил его один, остальные замерзшие и довольные гордились собой и друг другом, заодно подбадривая и подшучивая надо мной, попрекая меня, в незаслуженной трусости. Такого позора перед посторонним человеком я не мог выдержать, хотя с другой стороны, я и не знал его и не видел никогда до этого, но было в нем, что-то такое, от чего мне было стыдно. — Шаман остановился, отпил медового напитка и взял трубку.

— Трубка запела в его руках, и мы отчетливо представили картину искупавшихся детей и улыбающегося странника после долгих недель скитаний по горам, в трудное, но возможное время перехода по ним, после зимы. Как обычно его музыка прекратилась, а образ учителя нашего шамана прочно стоял перед глазами, будто я лично был на том мосту и все видел своими глазами.