Джон Толкин - Две крепости

Охранники подняли тяжелый брус на двери и медленно повернули ее на петлях внутрь.

Путники вошли. Внутри им показалось темно и тепло после чистого и прохладного воздуха на вершине холма. Зал был длинным, полным тени и полусвета. Могучие колонны поддерживали очень высокий потолок. Тут и там яркие столбы солнечного света падали сквозь расположенные высоко в восточной стене окна. В башенке на крыше, через которую проходила тоненькая струйка дыма, виднелось бледно-голубое небо. Как только привыкли глаза, путники увидели, что весь пол вымощен разноцветными камнями. Затейливые руны и странные изображения сплетались у них под ногами. Они разглядели теперь, что колонны покрыты богатой резьбой и тускло отсвечивают золотым. Множество шерстяных гобеленов украшало стены, и по их широкому пространству двигались герои древних легенд. Некоторые с годами поблекли. На одну из этих фигур падал солнечный свет — юноша на белом коне. Он трубил в большой рог, и его желтые волосы развевались на ветру. Лошадь подняла голову, ее пламенеющие ноздри раздувались, словно почуяв воздух битвы. Зеленая вода вспенилась у ног юноши белым.

— Взгляните на Эорла Юного! — сказал восхищенно Арагорн. — Таким он выехал на битву в поля Келебранта.

Четверо товарищей прошли вперед, мимо огня, ярко пылавшего в большом камине в центре зала. Здесь они остановились. В дальнем конце зала, за камином, у выходившей на север стены, был устроен помост с тремя ступенями, на помосте стоял большой позолоченный трон, а на троне сидел человек, настолько согбенный от возраста, что казался гномом. Его густые белые волосы большими прядями ниспадали из-под тонкого золотого обруча, надвинутого на лоб. Над переносицей в обруче сиял единственный крупный бриллиант. Борода, как снег, лежала у него на коленях. А глаза горели ярким светом, когда он взглянул на незнакомцев. Рядом с троном стояла женщина в белых одеждах. У ног короля на ступенях сидел сморщенный человек с бледным задумчивым лицом и прикрывающими глаза тяжелыми веками.

Молчание становилось тягостным. Старик на троне не двигался.

Наконец Гэндалф заговорил:

— Привет, Теоден, сын Тенгела! Я вернулся, потому что надвигается буря и все друзья должны собраться вместе, иначе их уничтожат поодиночке.

Старик медленно поднялся, тяжело опираясь на короткий черный посох с белой костяной рукоятью. Теперь путники увидели, что, хоть годы его и согнули, он все еще высок, а в юности был, вероятно, очень стройным и гордым.

— Я приветствую вас, — произнес Теоден, — если вы пожаловали с добром. Но, по правде говоря, сомнительно, чтобы вас встретили с радостью, мастер Гэндалф. Вы всегда были вестником горя. Беда следует за вами, как вороны за войском. Не хочу вас обманывать: услыхав, что Обгоняющий Тень прискакал один, я обрадовался возвращению коня, но еще больше — отсутствию всадника, и, когда Эомер принес известие о вашей гибели, я не горевал. Но новости издалека редко оказываются правдивыми. Вы снова здесь! И за вами идет еще худшее зло, чем раньше. Почему же я должен приветствовать вас, Гэндалф, Ворон Бури? Ответьте мне!

Он снова медленно опустился на трон.

— Вы говорите справедливо, повелитель, — сказал человек, сидящий на ступеньках помоста. — Не прошло и пяти дней, как получили мы горькое известие о том, что Теодред, ваш сын, убит за Западными Болотами — ваша правая рука, Второй маршал Марки. У меня мало веры в Эомера. Немногие остались бы охранять ваши стены, если бы ему было позволено править. А теперь мы получили известие из Гондора, что на востоке зашевелился Враг. И в такой час возвращается этот чужеземец. Почему, в самом деле, мы должны приветствовать вас, мастер Ворон Бури? Латспелл назову я вас — Приносящий Плохие Вести. И я уверен, что вы их принесли.

Он угрюмо засмеялся, поднял на мгновение свои тяжелые веки и взглянул на путников темными глазами.

— Вы считаетесь мудрецом, мой друг Змеиный Язык, и, несомненно, служите большой поддержкой своему хозяину, — мягко ответил Гэндалф, — но двумя путями может прийти человек со злыми новостями. Он может быть носителем зла, а может — помощником в трудную минуту.

— Это верно, — сказал Змеиный Язык, — но есть и третий путь — путь роющегося в костях, вмешивающегося в дела и горести других людей, питающегося мертвечиной и жиреющего на полях войны. Какую помощь приносили вы нам, Ворон Бури? И какую принесли теперь? Когда виделись в последний раз, мы помогли вам. Тогда мой повелитель предложил вам выбрать любую лошадь и уезжать, и, набравшись наглости, вы указали на Обгоняющего Тень. Мой повелитель был искренне опечален, но некоторые считали, что за избавление от вас это не слишком дорогая цена. Я думаю, что и на сей раз происходит то же самое: вы ищете помощи, а не предлагаете ее. Вы привели с собой воинов? У вас есть лошади, мечи, копья? Это я называю помощью, в этом мы сейчас нуждаемся. Но кто эти следующие за вами по пятам? Трое оборванцев, бродяг в сером тряпье, хотя из всех четверых больше всего похожи на нищего вы сами!

— Вежливость стала редкой гостьей в вашем зале, Теоден, сын Тенгела, — вымолвил Гэндалф. — Разве вестник, пришедший от ворот, не сообщил имена моих товарищей? И редко какой повелитель Рохана принимал у себя таких гостей. Оружие, лежащее у вашею порога, сильнее множества смертных людей, даже самых сильных. Их одежда невзрачна, но изготовили ее эльфы, и она помогла пройти через великие опасности на пути к вашему залу.

— Значит, правда то, что сообщил Эомер: вы в союзе с колдунами из Золотого Леса? — спросил Змеиный Язык. — Не удивительно: там всегда плели сети зла.

Гимли шагнул вперед, но, почувствовав, как рука Гэндалфа сжала его плечо, замер как камень.

Тихо и мягко пропел Гэндалф и вдруг переменился. Скинув свой изорванный плащ, он выпрямился и отвел в сторону посох. Теперь ясным и холодным сделался его голос:

— Мудрец говорит лишь о том, что знает. Грима, сын Галмода, ты превратился в змею без разума! Поэтому молчи и держи свой раздвоенный язык за зубами! Я не для того прошел сквозь огонь и смерть, чтобы перебраниваться с ничтожеством.

Он воздел свой посох. Раздался удар грома. Солнечный свет в восточных окнах померк, в зале неожиданно стало темно как ночью. Огонь в очаге погас, лишь слабо алели тлеющие угли. Один Гэндалф, высокий и белоснежный, виден был на фоне почерневшего очага.

Из темноты вырвалось шипение Змеиного Языка: