Кэтрин Мур - Черные боги, красные сны

Льющийся с потолка свет окрашивал ее прекрасную, хрупкую, словно сотканную из тумана фигурку в изысканнейшие оттенки лилового, синего, льдисто-серебряного, и в то же время она оставалась полупрозрачной, подобной лунному камню. Сейчас, став доступной взгляду, Ниуса даже больше походило на плод фантазии, чем прежде, когда Смит мог лишь пытаться вообразить ее. Если осязание позволило ему ощутить ее гибки и стройный стан, то зрению она предстала лишь призраков просвечивающим, ускользающим, как сон, силуэтом, беззвучно танцующим в бледном свете.

Танцуя, она творила волшебство, и оно волнами расходилось по пещере от изгибов ее тела. Ни один человек, в чьи жилах течет лишь людская кровь, не смог бы двигаться стол замысловато, вплетая в танец тайные знаки, намеки, символы. Под струями зеленого огня она, едва касаясь пола, парила на собственным отражением в зеркально-гладком мраморе, словно прелестный призрак в лунном свете.

Смиту пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы отвести взгляд от этого полупрозрачного создания, танцующего в паре с зеркальным двойником. Он оглядел пещеру, пытаясь увидеть, кто поет,— и зеленоватое мерцание позволило ему это. Их было много, куда больше, чем он мог себе представить. Новы заполняли пещеру, они стояли вокруг площадки, где танцевала Ниуса, и неотрывно смотрели на девушку. Видно было плохо, но Смит сумел разглядеть достаточно, чтобы порадоваться тому, что тьма скрыла подробности. «Новы тоже не вполне люди...» — вспомнил он слова Ниусы. Даже в сумрак и неверном зеленоватом мерцании пещеры в этом не возникало сомнения. На самом деле Смит все понял еще в переулке, когда увидел лицо преследователя,— понял, но не осознал.

Все они были тучные, бесформенные, закутанные в черные хламиды, а лица их белели в темноте, как жирные черви. И еще что-то с этими лицами было не так: черты казались расплывчатыми, изменчивыми, словно не были определены природой раз и навсегда, как у людей. Смит не стал вглядываться из боязни, что загадка этой противоестественной текучести, этой желеобразной аморфности откроется ему.

Ниуса завершила свой танец — покружилась легко, как перышко, и присела в глубоком реверансе, прильнув к собственному отражению. Из рядов новов вперед шагнула фигура с воздетыми к потолку руками. Ниуса послушно поднялась. Черная безлицая тень заговорила — тишину пещеры вспорол переливчатый свист, и Ниуса ответила, неслышным эхом вторя чириканью нова.

Смит так увлекся, наблюдая за этим диалогом, что не расслышал шаркающих шагов в темноте за спиной до тех пор, пока тяжелое дыхание не раздалось у него над самым ухом. Лишь в последний миг, когда тварь уже готова была броситься на него, шестое чувство, которое так часто спасало Смита, забило тревогу. Он резко развернулся, с проклятием вскидывая бластер,— и оказался лицом к лицу с клубящейся, не имеющей границ и очертаний тьмой с тускло светящимся зеленоватым взглядом. Бластер выплюнул струю голубого пламени, и бестелесная тварь пронзительно завопила на всю пещеру, оборвав щебечущий разговор девушки и нова.

Дольф темной тучей метнулся к Смиту и повалил его на пол, не давая вздохнуть. Тело твари было вещественным лишь отчасти, оно оказалось тяжелым, как настоящая плоть, но при этом забивалось в ноздри, словно густой туман, и землянину приходилось дышать им. Смит ничего не видел, почти не мог вздохнуть, но отчаянно боролся, зная, что у него есть только несколько секунд, а потом на крик Дольфа подоспеют новы. Но вырваться никак не получалось, а какая-то невообразимая пакость — сотканная из дыма конечность тем временем пыталась нащупать горло, чтобы вцепиться в него. Ощутив ее прикосновение, Смит удвоил усилия. Одно жуткое мгновение ему казалось, что ничего не выйдет, однако вскоре он ощутил, что свободен. Хватая ртом воздух, отчаянно вглядываясь в темноту, Смит пытался понять, что за чертовщина хотела его убить. Все, что он видел,— луч тусклого зеленого света, словно взгляд единственного глаза, прикованный к нему. Луч этот исходил из огромного, невесомого сгустка мрака, сливающегося с окружающей тьмой.

Дольф снова двинулся на землянина. Шаркающие шаги огромных лап и хриплое дыхание быстро приближались. За спиной Смит слышал вопли новов, топот многих бегущих ног и — надо всем этим — тонкий, пронзительный голос Ниусы, выкрикивающий что-то на щебечущем языке. Дольф снова навис над ним, его невидимая конечность слепо ткнулась в него, нашарила шею, стала душить. Смит рванулся вперед, прижался к податливой черноте, упер в нее дуло бластера и выстрелил. Струя голубого пламени насквозь вспорола клубящуюся тьму, составлявшую тело Дольфа.

Смит почувствовал, как невидимое чудовище конвульсивно дернулось. Пронзительный, полный боли и дрожи визг огласил пещеру, и невидимое щупальце бессильно соскользнуло с шеи Смита. Тусклый взгляд потонул в клубящемся тумане, мигнул, погас. Сгусток тьмы растворился в черной пустоте, сомкнувшейся вокруг, Дольф исчез. После смерти он растаял без следа, как и положено духу.

Смит набрал полную грудь воздуха и резко развернулся на каблуках, чтобы лицом к лицу встретиться с первыми из новов. Они были близко, и их было очень много, но ствол его оружия очертил сияющую голубую дугу и скосил смертельной косой не меньше дюжины тяжеловесных черных фигур, прежде чем Смита сбили с ног и навалились сверху. Короткие пухлые пальцы вырвали бластер из его рук. Он не очень-то и старался сохранить оружие — под мышкой у него висел компактный тупорылый огнемет, и Смит не хотел, чтобы новы обнаружили этот козырь в его рукаве во время рукопашной.

Его рывком подняли на нош и повели туда, где под колпаком зеленого света все еще стояла Ниуса, словно пленница в клетке тусклых лучей. От стремительности событий у Смита голова шла кругом, и он едва не споткнулся, когда его втолкнули в эту клетку. Он сутулился, не поднимал головы, отводил глаза и старался не вырываться из белесых, как рыбий живот, рук, не смотреть в лица, которые теперь были так близко. Новы и правда не были людьми. Теперь, когда их безликие, пухлые рыла окружили его со всех сторон, у него не осталось в этом сомнений.

На краю освещенной площадки появился нов, который раньше разговаривал с Ниусой на щебечущем языке, и нетерпеливо уставился на высокого пленника в окружении многочисленной стражи. Этот нов был особенный — бледный, как смерть, и торжественный, как покойник. От него исходило ощущение властности и невозмутимой силы.

Смита заставили встать перед ним. Взглянув лишь раз в его лишенное черт, белое, как нутро моллюска, лицо, землянин зарекся делать это снова. Тогда он посмотрел через плечо нова на Ниусу, и в нем снова вспыхнула надежда. В том, как она держалась, не было заметно и тени страха. Она стояла прямо и спокойно, не отводила глаз, и в ней чувствовалась скрытая мощь. Сейчас она была и правда похожа на дочь бога — замершая в потоках бледного света, прозрачная, словно бессмертный дух.