Елена Кисель - Аид, любимец Судьбы (СИ)

Два… мир вокруг ломается, оборачивается тысячью нитей, дивным орнаментом на амфоре, болота сливаются с лесами, реки – с небом…

Три.

Под ногами – трава сада Деметры на Олимпе. Пахнет цветущий миндаль.

Два синих родника заглядывают в душу.

– Дядя Аид… а эти великаны…

– Ну?

– Они ведь не взаправду, да? Просто так играют?

« Скажи ему, невидимка. Скажи ему – «нет» ».

«Он не услышит».

– Да. Просто играют.

– Я тете Фемиде так и говорю. Ой, какая тут трава душистая! А мягкая-мягкая, как ковер!

Перемещение отняло последние силы, и сонное зелье Гипноса вступило в свои права: подкосило колени, трепетно уложило в траву, замедлило дыхание…

Селена-Луна сияла чуть ли не ярче своего брата, сотней пик колола глаза: зазеваешься, не прикроешь – и в глазах так и отпечатается: чернота ночи, а в ней два серебряных диска.

Я не моргал.

Кудрявый барашек разметался по траве, бесцеремонно подобрался поближе к боку и засопел вовсю. На носу у него сидела ночная бабочка – пушистая, как весенний цветок. Видно, неслась на цвет глаз-колокольцев, а теперь недоумевала: куда девалась голубизна?

« Ты хочешь, чтобы это сказала я, невидимка? – тихо спросила Ананка . – Ты все сделал правильно. Спи, маленький Кронид. Хватит копаться в себе. У тебя будет на это время, когда все кончится ».

Так нас и нашли спящими в саду – Деметра, что ли, свои владения обходила и наткнулась. Я проснулся уже от разноголосого визга, когда она позвала остальных. Ах, ребенок спит прямо на траве. Ах, у него все волосики перепачкались, а хитон порвался! Где этот Аид его таскал? А губки, губки какие бледненькие, немедленно нектаром поить и молоком!

Мальчика на руках утащила во дворец Фемида, остальные вокруг нее разве что хороводы не водили. Гестия было дернулась в мою сторону, но Деметра за руку уволокла сестру за собой.

Лиловая бабочка вспорхнула из темно-зеленой, сумеречной травы и пристроилась на ярком хитоне Аты. Богиня обмана пощекотала пышное крылышко. С улыбкой смотрела на меня – сперва сверху вниз, потом снизу вверх, когда я подошел.

– Разочарована?

– Чем? – в глазах – две луны. Серебристые, полные…

– Я испортил твою игру.

– Ты сделал ее более изощренной. Острой. Опасной. Мне нравится это. Давай поиграем так.

Сад был полон пением соловьев и вздохами влюбленных нимф. Деметра жалуется, что после ночей вся трава примята: с кем только успевают?

– У нас под землей говорят: в каждом выборе твоя Ананка. Выбирать надо умеючи. Различать необходимость с жестокостью. Свое желание – с долгом. Но если бы все всегда выбирали только необходимость или только долг – это была бы скучная игра.

И засмеялась, глядя на мое лицо.

– Что ты слушаешь меня, будто я мойра? Я – Ата! Я чушь несу! Иди спать, Кронид, тебе завтра еще на братской охоте развлекаться.

Ах да, свора же, братья, странный вызов Зевса…

Над головой стояла ленивая луна. Богиня обмана покатывалась со смеху.

Ждала какой-то еще прекрасной игры.

* * *

– А Зевс говорил, что будет кабан.

Посейдон поскреб в затылке. Как-то неловко закряхтел, покосился на свое оружие – копье с ясеневым древком и гладкий, длинный нож на поясе.

В самый раз – для небольшой божественной охоты.

Тварь вздыбила черные иглы на загривке, оскалила клыки – длиннее среднего меча, кривые и в засохшей крови – и издевательски хрюкнула.

Рыло добычи находилось на четыре локтя выше моей головы.

Охотничьи псы жались к ногам, поскуливали, и в собачьих глазах явственно читалось: «Братцы, зачем мы этот след брали-то?»

Троим собакам было уже не подняться: валялись на поляне окровавленными комками шерсти. Храбрейшие. Лучшие из своры.

А Посейдону уже не хотелось шутить над тем, что, мол, я совсем позабыл, как ходят на охоту, раз приперся со щитом и в доспехах.

– Угу. Зевс говорил.

Короткий ответ Посейдона заглушило очередное издевательское хрюканье.

Близко посаженные глазки чудовища пылали подземным огнем.

Кроновы рати.

Повелитель Времени нынче тоже вышел на охоту: рыщет по миру за призраком абсолютной победы, Офиотавром, сыном Геи. А многочисленной армии скучно. Расползается армия. Кто хочет мирной жизни, как титан Атлант, – начинает дома обустраивать и детей рожать; кто верит в скорую войну… пакостит потихоньку. Горят поля и деревни, разоряются города, заводятся разбойники на дорогах – отчего б не поразвлечься, когда у военачальников другое на уме?

Теперь вот оказалось, что и чудовищам скучно. Что им до какой-то победы, их выращивали в темных ущельях у Офриса, выкармливали кровью пленников, только для одного – чтобы они убивали. Вот и сбегают – выполнять то, для чего родились, претворять в жизнь мелкие, кровожадные смыслы. Невтерпеж.

– Выбрались… поохотиться, – тоскливо хмыкнул Посейдон. – Отдохнуть, как же. Ну так пошли, что ли?

Если со среднего слетел задор – то у меня задора и так не было. На братскую охоту меня вытащили по обыкновению – силой, еще и Гестия в спину подпихивала: «Мрачный брат, сколько можно? Ты так совсем разучишься развлекаться!»

Развлечение пригнуло голову и низко захрипело-зарычало, из ноздрей летели дымящиеся брызги. Хвост – шипастый, и уж точно не кабаний – нервно ходил из стороны в сторону.

– Давай! – решился Посейдон, занося копье.

Брызнула сухая, комковатая земля из-под мощных копыт. Проклятый хряк порхнул навстречу одним прыжком – громадной, щетинистой кровожадной бабочкой, копье Жеребца ушло вперед как-то неуклюже и застряло в мощной хребтине, а потом рядом вскипел вихрь: колючий, жадный, дико визжащий, клыки-глаза-копыта – успевай уворачиваться.

Не успел.

То есть, оба не успели. Посейдон поймал удар копытом и покатился прямо на собак, мне повезло еще меньше: тяжелая голова, увенчанная кривыми мечами, врезалась в грудь, подняла на воздух и перышком швырнула вверх и вбок – почувствуй себя Танатом Бескрылым.

Дыхание прервалось, по груди – словно стадо кентавров протопало, но доспехи выдержали, и перед тем, как грохнуться на землю, я мысленно поблагодарил Ананку, которая не так давно хмыкнула из-за плеч: « Охота, говоришь? Будет вам охота – ты хоть воинское снаряжение не забудь ».

« Не за что, невидимка. Но лучше б ты еще и шлем прихватил ».

Вот уж точно – лучше, согласилась макушка, которая с размаху познакомилась с корнем дерева.

Небо на несколько мгновений поплыло, окрасилось невиданными оттенками, проросло леопардовыми пятнами – заболел Уран, что ли? Прикрыл глаза, ощупал голову – и правда, шлем бы…

– Аид, берегись!!

Черная туша надвигалась, взрывая копытами землю, – неторопливо и неотвратимо. Тяжелая лобастая башка опущена, горящие глаза сверлят с неотступным упрямством – вот точь-в-точь Афина, когда Фемида пытается ей за что-нибудь выговорить.