Елена Кисель - Аид, любимец Судьбы (СИ)

«Не выносит зла», – напомнила в памяти Фемида. Если бы не выносит – а то не знает! Эх, мать-Гея, лучше бы ты его родила с бычьей головой и змеиным телом.

– Так это… во дает, – радостно гукнул младший великан, вслушиваясь в болтовню мальчишки.

Ладно, что можно сделать? Если Гипнос объявится – хорошо, если не объявится – лучше о таком не думать, из оружия – меч да тьма, но после поездки на Гелиосовой колеснице я едва ли готов к такому бою…

« Для тебя будет лучше, невидимка, если Гипнос не появится ».

Как всегда вовремя. Хмыкнул из зарослей, отгоняя ладонью назойливую муху.

«Почему это?»

« Потому что тогда тебе придется выполнять задумку Аты самому ».

Старший потопал с котлом к недалекой речке за водой. Момент был подходящим.

Только вот старший Кронид колодой лежал в зарослях: врос – с места не двинуться…

Крысы-мысли успокаивались. Охлаждались от бешенства. Лапками сучили размеренно и чинно.

Ата задержалась, – сказала Гестия. Должна была присматривать за мальчиком – а задержалась…

«Зачем?»

« Потому что для этой игры не нужен мальчик-Офиотавр на Олимпе. Потому что есть уже другой – сын Геи с бычьей головой и змеиным туловищем. Тот, которого Крон ловит по всему миру ».

А этот, значит, просто опасен. Мало ли кому проговорится: он же не умеет молчать! И взаперти не удержишь: лезет к конюхам, к рабам, к нимфам… И наверняка же еще своим именем называется.

Помеха для обмана. Для настоящей игры. Для чудной, великолепной игры с Кроном.

« Пойми, невидимка… мальчик обречен. Он был обречен, когда пошла молва про Офиотавра, внутренности которого дарят силу. Его имя, его родство с Геей – смерть для него. Даже если вы выиграете эту войну – его не оставят в покое… »

Мертвый мальчик улыбался синими глазами в начинающее темнеть небо. Напевал. Бабочку увидел: аж дыхание затаил. Поймал на ладонь, зашептал что-то лазурнокрылой.

Ягненочек в загоне. Жертва, не подозревающая, что она уже определена для алтаря.

И только дело времени – когда…

Конечно. Ата же не станет убивать сына Геи, навлекая на себя гнев великой богини. Кто виноват, что мальчик сбежал и попался в лапы к великанам? Какой-то безымянный мальчик.

А Офиотавр – он недавно был на крайнем западе, где у волн Океана скитается безутешная Рея, мать богов. Слыхали?

Дыхание – рваное, хриплое, колышет тонкие ветки кустарника. Крысы в мыслях лихорадку какую-то подцепили: разодрались не на шутку.

Нужно уйти. Отозвать Гипноса. Гестия будет плакать – ладно, пусть. Зевс погневается и перестанет. Может, сам поймет, что это лучший выход. Что лучше сейчас, пока это безвредно для нас, что все равно ведь мальчишку – на алтарь Игры…

Старший притопал назад. Злой, как я с похмелья. Вытащил из котла ужа длиной локтей в семь, хмыкнул – червячок! – сдавил пальцами: только брызнуло.

– Ногу подвернул, ага, – бухнул котел, лысину поскреб. – Жрать хочется.

– Так – это… свежевать будем?

– Кого? – к месту вставил мальчишка. – А мне еще тете Афродите надо ее лошадь вернуть… Ой, ножик…

Наконец-то сообразил – полностью, не полностью, но голову в плечи втянул, глядя на широкое кремневое лезвие, с зазубринами и отколами. Глаза распахнулись в недоумении шире неба, губы дрогнули вопросительно…

Где там Гипнос? Хотя пусть бы не появлялся, пусть бы не видел…

Кривой нож – над испуганным ягненком.

Ягненку ведь все равно – умирать.

Какая разница – раньше? позже? Зарежут на жаркое? Придержат в отдельном загоне – откормят для алтаря?

– Нежный, – хмыкнул великан. – Года два таких не едал.

Его брат неторопливо готовил вертел: отирал от остатков старого козла, а то как бы не пригорело.

Крысы мыслей прыгали, вертелись, кусали друг друга, сливались в единый, пищащий в ушах ком…

Небо готовилось рыдать и в отдалении жалко всхлипывало громом.

Синь пока еще незамутненных небес – в отражении ножа, сливается с синью пока еще широко распахнутых колокольчиковых глаз, ненадолго, сейчас смоется алым, предпиршественным соком…

Ата так и задумала – конечно.

– Оставьте мальчишку.

Мысли-крысы замерли. Дрыгнули лапками – разом.

Сдохли – все, как одна.

Глупость – страшнее яда не сыщешь.

* * *

Тот, что с лысиной и обвислым пузом – сообразил быстрее. Его брат только начал, повернувшись ко мне:

– А ты что за…

А этот второй определил сходу:

– Зараза! – и за дубинку схватился. А я стою на этой поляне дурак дураком, в руке – меч, ни доспехов, ни шлема: хитон и волосы по плечам, как вытолкали. В голове – свалка подохших мыслей, только одна извивается, живая: это вообще я сказал? сделал?

Судьба из-за плеч молчит задумчиво и советов не дает. Этот, Офиотавр, моргает большущими глазами из-под ножа, нож-то никто так и не убрал. Внимание от него отвлечь, что ли, а то ведь и его на жаркое пустят… и меня. Правда, меня скорее в расход, но уж лучше одного, что ли.

– Я сказал – оставьте мальчишку.

– Дядя Аид! – ахнул ягненочек. – А зачем вы тут… они же просто играют… играют?

Все. Отвлекать великанов и не надо: оба в меня вперились, тот, что с ножом, ближе подходит и свою палицу ногой ощупывает. На рожах – счастье несусветное, щербатые усмешки аж за уши поползли, у старшего – за правое, у младшего – за левое…

– Так это… Аид, значит? Так это… того… братик Зевса, значит?

– Слышь, так это… награда за него, ага? Три сотни овец, ага? От Крона тогда приходили, ага?

Три сотни? Обидеться впору, за Зевса, небось, тысячами исчисляют. Или, может, я еще не напакостил отцу как следует?

– Три сотни? Да я вам сам столько дам. Больше дам. Ухожу отсюда с мальцом. Плачу пять сотен овец.

– Так это… жирных?

– Жирных.

Младший призадумался – поскреб башку лезвием ножа, звук – будто по камню полоснуло. А старший заухмылялся с идиотской хитрецой, вертелом покрутил.

– А малец-то этот – тоже шишка какая-то, ага? А если Крон за него нам баранов – ага? Ему ж вроде нужен какой-то сын Геи, а…

Прыжок – и мой меч снизу вонзился великану в брюхо. Вошел с натугой, чуть ли не со скрипом…

Все равно ведь договориться не получалось.

– …га? – договорил крупный и посмотрел вниз удивленно. – Ты чего? Гад, ага!

Нет, не получалось. Вон сейчас младший какую-то мысль родит…

– Так это… если Аид, то он же дядьку Лина прибил!

А сейчас они вспомнят, что дядька Лин был хорошим мужиком, и начнут бить. Меня.

Я рывком выдернул меч, нырнул под вертел – тот прошел над самой головой, но медленно, пока еще в раздумьях… Перескочил через очаг, пять шагов – и буду возле Офиотавра…

– К роще, дурак! Развязывай узел! К роще беги!

Только бежать и осталось, пока они не…

Голубоглазый Офиотавр смотрел на меня с тишайшим, ягнячьим интересом: а что это он несется и орет? А кому орет? А какая это такая игра, что я ее еще не видел?