Елена Кисель - Аид, любимец Судьбы (СИ)

Самое время для свадебных пиров.

Во-вторых…

Новость мне принес Гипнос: не отстал все-таки и на Олимпе с желанием побалагурить. Вообще-то, на Олимп его, как и старшего, не приглашали, но кто ему, сыну Ночи, законы пишет? Брызнет настоем из чашечки – брякнешься мордой в кубок амброзии.

Он подловил меня в час трапезы, хихикая, подлетел к столу и вывалил все как есть: Зевс и Гера, свадьба, торжество.

В ответ я поперхнулся и окатил его нектаром. Еще несколько мгновений пытался осознать…

Потом впервые в жизни захохотал.

По-настоящему. Так, что из глаз брызнули слезы, заболело в груди, а вокруг затряслись стены. От чистого сердца – без всякого злорадства, просто было очень, очень смешно…

Мне потом говорили, что титаны на земле поежились от этого звука, видимо, посчитав его великим знамением.

Гипнос с забрызганной нектаром физиономией молча пялился на меня. Что я-то? – говорили его глаза. За что мне-то? Я новость принес, а он… Аид Громкоржущий, понимаете ли.

– Зевс и Гера… – я опять не удержался от хихиканья. Эта новость била в голову лучше хмеля. – Уж лучше бы Деметра или Гестия. Что это он к ней так воспылал.

Легкокрылый хихикнул за компанию. Бесцеремонно шлепнулся в кресло.

– А у него с ней пару веков уже. Если не больше. Фетида говорит – превратился он, стало быть, в пташку, чтобы Геру охмурить. И петь начал, печально так: «Ку… ку… ку-ку…»

А я ему говорил, что он не той головой думает? Надо было спрашивать: он вообще думает?

Кругом война – а он в птичку, понимаете ли.

– В общем, она умилилась, к груди ее прижала, а он ее… ну… гм…

Гера умилилась. Не могу сказать, чтобы мы долго там вместе просидели, в батюшкином животе, но я успел уяснить: если она кого-то прижмет к груди – то чтобы задушить.

– Ну и куковали бы себе, – в сердцах сказал я. – К чему церемонии разводить. Или она еще и в тягости?

Гипнос плечами пожал – кто там знает? Налил нектара поровну – мне и себе.

– Он сам настаивает, – сказал сын Ночи вдруг без малейшего отзвука улыбки. – Она самая красивая из сестер. А ты – старший из братьев.

– Ну и что?

– А то, что он боялся, что ты его опередишь…

Тут я окатил его во второй раз. И смех у меня стал окончательно ненормальным. Он, что же, думал, что я и Гера… что мы с Герой…

Клянусь серпом Крона – да я лучше на Гекате женюсь! Видел два раза издалека… страшна!

А лучше на ней.

Когда я отфыркался в очередной раз, Гипнос смотрел на меня странно.

– Скверный характер, говорите, – пробормотал, не обращаясь ни к кому особенно. – Ну-ну. А торжества как же?

– Будут им и торжества, и подарок, – покладисто согласился я, все еще слегка задыхаясь. – Хочешь – можешь сам слетать. Сообщить, что я не явлюсь.

– Ты лучше Чернокрыла попроси. Чтобы он, значит, вестником.

Ну, если Танат заявится моим вестником, – тогда, конечно, поймут. Такой отказ прозвучит не просто внушительно…

Смертельно, как это у Убийцы в заводе. Только ведь – кто поверит, что он с добрыми намерениями. Раз на лицо взглянуть…

– Просто скажи им, что мне не по душе свет и ликование. В общем, меня там не будет. Это сам по себе подарок.

Но я, конечно, не стал портить отношения с младшеньким уж настолько. Свадебные дары отослал через Эвклея. Ему – трофейный щит, доставшийся мне в последнем сражении – крепкий, гулкий, скованный еще циклопами из небесной меди – как намеки на будущие сражения…

Ей – расшитое золотыми цветами покрывало, которое мои вояки прихватили в каком-то сундуке при последнем штурме.

Правда, моими дарами остались зверски недовольны: на щите красовался Крон, заглатывающий младенцев, и все сочли это нехорошим намеком. А на покрывале, как выяснилось, дикие тюльпаны – асфодели, и Деметра сообщила об этом общественности в самый подходящий момент, приправив смачным: «Какая ж он все-таки скотина!» Видимо, это тоже сочли чем-то таким…

Словом, мнение о моем характере укрепилось в очередной раз, а самым блестящим из свадебных подарков стала яблоня, которую подарила молодым бабушка. Золотые яблоки, позволяющие оставаться вечно юными – из недр своих специально вырастила, для «милой Герочки», значит.

А я сидел у себя в чертогах, потягивал нектар, с содроганием представлял лицо «милой Герочки», и мне почему-то казалось, что мы еще наплачемся из-за этих яблок.

Еще мне почему-то казалось, что сегодня братец-Зевс благодаря своему желанию утвердиться обрел свой личный Тартар.

Тартар. Тартар… если подумать, ведь это же…

Очень хорошая мысль…

[1] Даймон – дух-защитник.

[2] Гинекей - женская половина дома

[3] Пеплос – разновидность хитона с отворотом, прикрывающим плечи.

[4] Пеней – главная река Фессалии. Энипей – один из основных ее притоков. Место слияния Энипея и Пенея находится приблизительно между Олимпом и Офрисом.

Нет, недолго пить осталось из отрадной чаши жизни;

Из очей росятся слезы: не дает покоя Тартар…

Анакреон

– Циклопы, – сказал я тогда. – Гекатонхейры.

Она медленно обернулась ко мне. Смерила глазами, в которых зелень травы мешалась с густой коричневатостью распаханной нивы.

– Сын Крона, – сказала. Так, будто Крон не был ее сыном. Будто не она уговаривала его отрезать детородные органы ее мужу, а его отцу.

Бабушка у меня боевая, а потому представлял я ее себе малость иначе.

А она стояла передо мной – иссохшая и потемневшая, с нездоровым румянцем во всю щеку. Роженица, уставшая от родов. Измученная болью.

Предвечный Хаос – да ведь я сам сейчас стою на горной дороге, то есть, на ее недрах. И смотрю ей же в глаза.

В этих глазах – ни следа хмеля и ни следа радости, хотя я ее специально подловил после пышного застолья по поводу свадьбы Зевса.

– Они будут биться за нас?

Она мрачно усмехнулась, разглядывая мое лицо.

– Они будут биться против него.

– А ты?

– А что я?

– Они заключены в тебе.

Она медленно покачала головой, как бы говоря: не все так просто…

– Во мне и подо мной. В той бездне, куда я и сама не могу заглянуть, как ты, Кронид, несмотря на твое могущество, не можешь голову сунуть себе в…

Одно слово – и я понял, что бабуля у меня таки боевая.

– Ты поговоришь с ними? Призовешь их нам в союзники?

– Зачем?

– Чтобы закончить войну.

Улыбка у нее напоминала трещину в земной коре.

– Мой муж боялся своих детей и заточил их во мне. Это было больно… я умоляла сыновей отомстить. Восстать на него. Оскопить подлеца, чтобы я не могла рожать – я устала рожать… Крон согласился. Сверг и оскопил. И те, кто были заключены во мне, остались заключены. Появились войны, бедствия… мне еще больнее. Что будет, если вы закончите эту войну, Кронид? Как вы будете править? Не будет ли так, что мне станет еще больнее?