Жаклин Кэри - Стрела Кушиэля. Битва за трон

Забавно, как стремительно порой меняются наши взгляды. За время поездки на Гиппокамп я стала смотреть на Гиацинта по-другому. Мы миновали множество тсыганских повозок, намного ярче и удобнее, чем скромная иешуитская кибитка Таави и Данель, хотя и схожих по конструкции; из окон то и дело высовывались девушки, которые строили Гиацинту глазки. Я научилась отличать незамужних: они ходили с непокрытыми головами. Девушки болтали и заигрывали с Гиацинтом, и чем больше внимания он привлекал, тем более желанным для них становился.

Тсыгане кажутся ангелийцам довольно бесстыдными – даже на мой взгляд, некоторые тсыганки вели себя нескромно, – но это только видимость, как я узнала впоследствии. Их вызывающее поведение – просто маскарад. Целомудрие в их среде почитается величайшей добродетелью. Но тогда я об этом не подозревала и, признаюсь, раздражалась, глядя, как нахалки наперебой борются за внимание Гиацинта.

Что до Жослена, его внешность вызывала хихиканье и перешептывания. Скальдийки неприкрыто его вожделели, тсыганки же не осмеливались к нему приблизиться. Их останавливало правило лаксты . Гиацинт не смог подобрать равнозначного слова на нашем языке, но по сути это незапятнанность репутации тсыганских женщин. Ее можно потерять сотней способов – я-то свою, по придуманной Гиацинтом легенде, давным-давно потеряла, если вообще имела, – но хуже всего допустить смешение драгоценной тсыганской крови с кровью гадзе , инородца.

Воочию убедившись в важности этого закона, я в какой-то мере осознала, сколь великий грех совершила мать Гиацинта. Она не только лишилась девственности без подобающего союза, тем самым осквернив свое тело и став врайной , но и запятнала свою родословную. Тем самым она утратила лаксту , всю свою ценность как тсыганской женщины.

Но тсыгане, едущие на Гиппокамп, этого не знали. Они лишь видели, что Гиацинт говорит и поступает как один из них. Думаю, это ангелийская кровь подарила ему ослепительную красоту, но тсыгане рассматривали его как идеальный образчик своего рода, настоящего Принца Странников.

Да и кем еще он мог быть, со своей яркой дорогой одеждой, смуглой кожей, блестящими черными кудрями и задорным огоньком в темных глазах? Когда он крикнул, что ищет табор Маноха, тсыгане с готовностью показали, в какую сторону ехать. Манох, старый патриарх, уже занял место на поле. Конечно же, он с радостью примет внука, кровь от его крови, а заодно с ним и все дядья, тетки и двоюродные братья-сестры, с которыми Гиацинт никогда не встречался.

Такой была давняя мечта Гиацинта, и она, похоже, сбывалась. По мере приближения к стоянке родного табора Гиацинт все явственней томился в предвкушении, а его белые зубы все чаще сверкали в невольной улыбке.

Простая и обыденная мечта: быть принятым соплеменниками, найти свою семью. Я молилась, чтобы она претворилась в жизнь. Гиацинт очень многим рискнул, отправившись с нами в опасную миссию, и исполнение давнего желания стало бы для него самой лучшей наградой. Но мы с Жосленом не могли не думать об одном и том же, пока ехали бок о бок и вели в поводу вьючных мулов с легкостью, выработанной за долгие дни наших странствий. Я видела отражение своих опасений в голубых глазах кассилианца. Он, презревший святой обет, слишком хорошо знал, как внезапно все может измениться.

Мы достигли Гиппокампа.

Это было обыкновенное поле и не более того, просторное и, несмотря на раннюю весну, уже зеленое. Широкий участок земли, поросший свежей травой, тянулся вдоль могучей реки Лусанд, прорезающей весь Кушет. Мы приехали как раз вовремя. Многие тсыганские таборы уже добрались до места и обустраивали на поле свои кибитки, шатры и загоны для лошадей, но некоторые еще были в пути, и потому мы достаточно легко нашли место для стоянки и вбили по углам колышки с яркими лентами, специально купленными Гиацинтом.

Куда ни оглянись, повсюду были лошади: пони, упряжные, охотничьи и верховые, тяжеловозы и даже боевые кони с широкими спинами и изогнутыми шеями, достаточно могучие, чтобы нести на себе всадника в полном доспехе, но длинноногие и проворные в бою. Поодаль топтались худосочные годовалые жеребята и малыши, еще пошатывающиеся на некрепких тонких ножках.

В центре поля находилась общая поляна с костром посредине, вокруг которой разместились самые влиятельные таборы. Многие тсыгане, столпившиеся вокруг огня, музицировали, пели и плясали. Я предположила, что они отмечают какой-то свой праздник, но Гиацинт заверил, что его народ так развлекается при каждой оказии. На окраинах большого лагеря, где расположились и мы, собирались компании числом поменьше.

Солнце клонилось все ниже к горизонту, и в воздухе начали разливаться ароматы вкусной и сытной горячей еды, отчего наши припасы, закупленные на королевские деньги, – лепешки, сыр, орехи, сушеные фрукты и вяленое мясо – показались еще более пресными, чем обычно. Как всегда предприимчивый Гиацинт сходил к нашим соседям, где обменял мех неплохого вина на три миски тушеной дичи с фенхелем и прошлогодней морковью и заверения в том, что нас еще покормят.

Это был мудрый шаг, положивший начало дружбе с соседями, как это принято у Странников. Рядом с нами пристроилась молодая семья, еще не ставшая полноценным табором; вожак – тсероман – Неси, представил нас своей жене Гизелле, ее сестре, мужу сестры и своему двоюродному брату, который тоже прибыл со своей семьей. Вокруг сновали и спали на руках у матерей дети, от младенцев до десятилетних, а то и старше, подростков. Тсыгане женились молодыми. Женщины осыпали меня приветственными поцелуями, мужчины кивали, с любопытством оглядывая нас темными глазами. Я неплохо усваиваю языки и довольно скоро начала разбирать их искаженную ангелийскую речь, обильно пересыпанную тсыганскими словечками. Гиацинт поведал соплеменникам нашу легенду о том, как тсыган-полукровка обманом продал меня в бордель, а затем совершенно ни к чему, на мой взгляд, добавил, что его мать из жалости приютила меня, увидев, как я побираюсь на улице.

Потом Гиацинт представил Жослена, который быстро поклонился, отчего его плащ взметнулся, явив буйство цветов. Семья Неси рассмеялась, а дети вытаращились на «мендаканта».

Гостеприимные соседи пригласили нас к своему костру, где муж сестры Гизеллы – кажется, его звали Парди – собирался поиграть на скрипке.

В тот вечер мне здорово помогло, что тсыгане считали молчание добродетелью; я тихо сидела рядом с Гиацинтом, слушала, как он беседует с Неси, и пыталась понять, о чем речь. К моему удивлению, чуть поодаль Жослен весьма успешно вел рассказ на ангелийском под аккомпанемент скрипки и тамбуринов. Гизелла, ее сестра и дети внимали ему с раскрытыми ртами, и с каждой минутой подтягивались все новые слушатели, привлеченные байкой мендаканта.