Ксюша Ангел - Я - хищная. Ваниль и карамель

— В войне? — До меня поздно доходит смысл сказанного ею.

— Она ничего не знает? — Алиса поворачивается почему-то к Эрику.

— Не успел рассказать, — отвечает он и встает. Смотрит на меня серьезно. — Если вкратце, то после смерти Альрика охотников больше некому сдерживать.

— Сдерживать… от чего?

Я все еще не понимала, как он погиб. Нет, мне не было его жаль, но все же Альрик — единственный, кто контролировал существующую систему. И теперь, когда его не стало, кто будет следить, чтобы все оставалось по-прежнему?

— От войны, верно? — ответила сама же на заданный вслух вопрос. — Охотники снова нападут?

У них для этого есть все, что нужно. Локализация племен хищных, отчеты, планы… И никакого сдерживающего фактора.

— Не о том сейчас нужно думать, — подал голос Влад. — Альрик мертв. Последнее звено цепи. И теперь охотник придет за кеном сольвейга. Самое время обсудить альянс.

— Я не могу ничего требовать, — глухо сказал Эрик. — Только просить.

— Не надо просить. Атли у тебя есть. Альва?

— Не совсем еще понял, в чем тут дело. — Мирослав немного отстранил меня и спросил очень серьезно: — Ты снова влипла, да?

— Сначала тебе поможем, — проворчала я, — а потом о делах, ладно? Не вижу необходимости в таком ажиотаже. Здесь безопасно. Безопасно ведь, Эрик?

В сознании всколыхнулись отголоски ночного кошмара, и предупреждение Барта эхом звучало в ушах.

— Конечно, безопасно, — ответил Эрик, не глядя в глаза. И мне не нужно было читать мысли, чтобы понять: врет.

Иногда мы прощаем друг другу вынужденную ложь. Иногда врем сами, чтобы успокоить.

Я старалась не думать о плохом.

В кабинете скади пахло мускусом. Воском еще — свечи оплыли, и он стек на медные подсвечники, образуя причудливые фигуры. Свечи Роб унес сразу же, а я усадила Мирослава на диван.

— Будет больно, — попыталась оправдаться.

— Потерплю.

Он метнул настороженный взгляд в сторону письменного стола, на который, ни капли не стесняясь, уселась Алиса. Пришла посмотреть, как я буду вытягивать кен Гектора. Странно, но внезапный интерес ни капли не льстил, а наоборот, раздражал.

Я присела рядом с Миром и взглянула на Эрика.

— Подержишь?

Алиса сложила руки на груди.

— Лучше я, — вызвался Влад и, не дожидаясь ответа, уселся по другую сторону от Мирослава и крепко обнял его за плечи.

Ира глубоко вздохнула в полутемном углу. Ей было неуютно здесь, и на Эрика она косилась с опаской, но неприязни не выражала.

— Нужно, чтобы ты поднял… ну… — Я указала на кашемировый свитер, светло-серый, который собрался на животе складками. Мирослав молча подчинился.

Закрыла глаза.

Жила была спокойна. Затихла в ожидании вторжения. Кен ясновидца — мутный, темно-серый, лениво ворочался и, казалось, спал. Его владелец благосклонен и не собирается причинять вреда. Пока не собирается. Мы не знаем, что стукнет в голову Гектору завтра. Особенно, если охотники…

Я приказала себе выкинуть дурное из головы.

Мои ладони — магнит. Цепляю кен и тяну на себя. На этот раз он не обжигает — приятно холодит кожу и выходит легко, не сопротивляясь.

Наверное, все равно больно, потому что Мирослав стонет и впивается пальцами в обивку дивана, а Влад крепче сжимает руки, чтобы не дергался.

Мирослав сильнее Игоря, и ему удается сохранить самообладание. Я радуюсь, что он нашелся — целый и невредимый. Но мне хочется поскорее с этим покончить и узнать о том, где он был, почему отключил телефон, что с ним произошло за то время, пока мы не виделись. А еще безумно хочется расспросить Эрика об Альрике. Мне до сих пор не верится, что он мертв — сильный, умный, хитрый. Кто мог убить его? А главное — что этот кто-то использует, когда придет за мной?

Ночной кошмар не давал покоя, возвратившись назойливым мыслями и тупой болью в затылке. Барт словно прощался со мной во сне. Словно… приговорил. А ведь я только начала жить! Только нашла семью, любимого, у меня сын растет.

Не хочу умирать! Только не сейчас. Это несправедливо.

Жизнь редко показывает справедливость. Бережет, видимо, на будущее.

Серый кен закончился внезапно. Ладони опалило мятой — освежающей и терпкой, а значит, жила чиста, и больше Миру не придется бояться мести ясновидца.

Я поправила его свитер и устало вздохнула.

— Все? — разочарованно поинтересовалась Алиса. Кажется, ритуал ее совершенно не впечатлил.

— Ты просто… сокровище, — шепнул Мирослав и осторожно меня обнял, а я уткнулась носом ему в плечо, понимая, что это только начало. Действий. Планов. Трудных решений. Казалось, я на грани очередного — и оно мне совершенно не понравится.

— Не нужно было уезжать так надолго, — обиженно ответила я.

— Знаю, я заставил поволноваться. Сначала я искал тех, кто может… — Он запнулся, посмотрел почему-то на Влада и тут же продолжил: — Сольвейгов, в общем, искал. И набрел на одно племя. Там было много сильных воинов, но не один из них не выжил. Тогда я узнал о готовящемся бунте охотников.

— Один выжил, — поправила его Алиса, с безразличным видом рассматривая собственный маникюр.

— Один выжил, — исправился Мирослав. — Алиса.

Воительница. Ну теперь понятно, почему она так себя ведет. Воительницы часто забывают о чувстве такта.

— А потом мы нашли ту стаю убийц, что напали на мое племя, — продолжила она и улыбнулась. — Славная была охота.

— Их было десять, из них один древний, — мрачно продолжил Мир. — И они не единственные, кто перестал подчиняться Альрику. Первозданный в последние месяцы потерял авторитет среди своих.

— Его никто не прикрывал, — тихо сказал Эрик, и волнительная радость от победы, азарт от свершившейся мести тут же улетучился из глаз Алисы. — Альрик был совсем один, когда…

Он замолчал. И словно не чувствуя себя в праве продолжать его фразу или даже разговор в целом, остальные молчали тоже.

Тишина стучала в висках пульсирующей болью, накатывала волнами, заставляя жмуриться. И я поняла, насколько устала. Прятаться, пытаться вычислить маньяка, переживать за жизнь близких и свою собственную.

— Кофе бы сладкого, — вырвалось у меня против воли, и кто-то в кабинете тихо выдохнул.

Ира — а это была она — тут же вызвалась помочь:

— Я сварю! — Осеклась, нерешительно посмотрела на Эрика и добавила: — Если можно.

Он кивнул, и она быстро вышла из кабинета.

Наверное, ей тяжело было тут находиться — вернуться в Липецк после нескольких лет, проведенных в бегах, находиться в доме человека, которого она с детства — нет, не ненавидела — сторонилась. Побаивалась. И считала виновником, хотя вины Эрика ни в чем и не было.

Но Иван ненавидел Эдмунда, и ненависть эта, даже отголосок ненависти, остался Ире в наследство от отца. Больше ничего не осталось, и она берегла эту эмоцию, лелеяла, взращивала в себе новые побеги. Зачем? Возможно, чтобы не забыть собственные корни.