Юлия Пушкарева - Хроники Обетованного. Осиновая корона (СИ)

И Шун-Ди сказал.

- Перед вами дочь Альена Тоури, кровь от крови Повелителя Хаоса. Она приказывает выслушать нас. Любой, кто попытается причинить ей вред, умрёт.

ГЛАВА XXXVIII

Лэфлиенн. Великий Лес, племенной союз Двуликих

"Этот мир пропитан ядом. Тёмные боги правят им", - сказал её отец. Он явно знал, о чём говорит. Иногда Уне казалось, что он сам и был одним из тех тёмных богов. И что, возможно, доля этой божественности передалась ей - по лишённым логики и света законам, страшным в своей непреложности.

Иногда - как сейчас.

Как только она вырвалась из боли, жара и вспышек чёрных молний в сознании - молний, несущих нездешнее, хмельное могущество, - её охватило счастье от того, что она жива (животное, инстинктивное счастье: я дышу, я слышу, как бьётся сердце - спасибо, спасибо, успокоить себя, это был просто морок, новый ночной кошмар), а затем - стыд. Стыд, точно чудовище с гигантской пастью, поглощал её, смачно пережёвывая кости, кожу и сухожилия, выплёвывая ненужную одежду. С ней будто сделали нечто ужасное, унизительное, лишающее достоинства - нечто не обсуждаемое ти'аргскими дамами и отныне известное всем.

И ведь действительно это случилось. Даже кое-что худшее. Уна впустила в себя темноту, и темнота объяла её. Шагнула навстречу Хаосу, и Хаос её признал.

Зеркало на поясе прекратило исходить трещинами от напористой Силы, а цепочка кулона - жечь шею. И не глядя на сапфир, Уна знала, что тот вновь посинел. Исполнил своё предназначение: защитил её и показал, кто тут главный.

Прикоснувшись к нему на корабле, после колдовства русалок, Уна поняла, что ей подарили древнюю, изящную магию - изящную, как старое, начинающее чернеть серебро или афоризмы кезоррианских философов. Она заглядывала в синеву, в переливы граней и чуяла теперь не только прошлое камня - то, как агхи добыли его у себя в горах и как вставили в оправу, - но и эту магию: волны морского прилива, лесной ручей, весенняя капель в Кинбралане... Власть над стихией, пусть не абсолютная и непредсказуемая - какая защита может быть надёжнее, какая связь с миром прочнее? Поэтому Уна ждала ливня, хлынувшего на Лес, и благодарила его за каждую каплю, за каждый круглый прозрачный "зонтик", который набухал, когда капли отскакивали от листьев и ветвей.

Она ждала ливня, но не того, что произошло перед ним. Не мрачного бреда, не извивающихся в боли живых существ - извивающихся у её ног. Вид бездыханного волка в клочьях пены и ещё двух его собратьев - чёрного и светло-серебристого, почти белого - поверг Уну в ужас. Она смотрела на себя, на свои руки и ноги, и не верила, что силы, овладевшие ей недавно, избрали вот это заурядное тело своим вместилищем. И тело, и зеркало, и подарок русалок, впитавший цвет Хаоса - ничего не избежало этих сил, их пряного тлетворного дыхания.

Отвратительно. Это сделала я. Я отвратительна.

Уна помнила, что рассказывала Индрис о борьбе Цитаделей Порядка и Хаоса; убеждала себя, что Хаос - не зло и такая же естественная часть Мироздания, как всё другое. Но это не помогало. Было противно. Есть силы, извращающие всё, с чем связываются; неужели они извратили и её, её магию, оттого что изначально в ней были их семена?

Хуже, чем огонь и тот человек на тракте. Гораздо хуже - ибо оборотни не заносили меч над её роднёй и не были убийцами, подстерегавшими жертву в засаде. Они защищали свою землю от чужаков, они не доверяли людям и имели на это право. И то пламя она вызвала своим гневом, хотя бы отчасти могла управлять им; сейчас о каком-то "управлении" было смешно и думать. В ней жила тьма, которая ликовала, оказавшись в запятнанном Хаосом месте.

"Дочь Повелителя Хаоса", - сказал Шун-Ди, и Двуликие поклонились. Две лисицы и волки, что могли стоять - поникли, подогнув лапы, склонили головы, едва ли не припали животами к земле. Унизительно и неправильно. Не так. Уне хотелось, чтобы они перестали преследовать кентавров и помогли их отряду сами, по осознанному решению - не из тупого страха. Не потому, что она - просто-напросто дочь своего отца.

Просто-напросто?..

- Как ты себя чувствуешь? - тихо спросил лорд Ривэн. Уна пожала плечами.

Они брели за Двуликими, и в чащу нехотя просачивался рассвет. Стволы деревьев становились всё темнее и выше; стая ускоряла бег. Точнее, уже не совсем стая: красная лисица сменила облик, обратившись в коренастую невысокую женщину с сальными волосами. Она бежала впереди всех, не оглядываясь на Уну, и несла самого пострадавшего волка на плечах, будто он весил не больше воротника. Остальные не перевоплотились в людей. И хорошо: Уна не испытывала никакого желания смотреть в лица тем, кто корчился от боли из-за её магии. Тёмной магии.

- Терпимо.

- Не верится.

Уна попыталась улыбнуться.

- Что Вы чувствовали, сделав что-нибудь очень плохое?

Лорд Ривэн поразмыслил.

- Ну, обычно удовлетворение. И гордость. Я радовался, если удавалось стянуть кошелёк потолще или выпить крепкого вина. Включая те случаи, когда выпито было лишнего...

- Я о другом. Что-нибудь, что и сами считали очень плохим.

Лорд Ривэн приобнял её за плечи. Слишком часто он это делает. Уна отстранилась.

- Ты не должна винить себя, Уна. Это магия. Порой она сама принимает решения.

- Необязательно это мой случай.

- Необязательно, - легко согласился лорд. - Но, согласись, вероятно. И потом, - он понизил голос, кивнув на волков и пушистый хвост рыжей лисицы, - все они живы. Ты не убийца.

И правда. Потрясающее утешение.

Лис тоже бежал чуть впереди и, несмотря на раны и прихрамывание, ловко перескакивал через низкие кусты, кочки и корни. Он был прекрасен - настолько, что нелепо было отрицать это даже перед самой собой. Опрятность, плавная текучесть движений, сверкающая, почти неправдоподобная чистота (Уну иногда удивляло, почему от него пахнет землёй и хвоей, а не мылом и ароматическими маслами из товаров Шун-Ди) - всё это оставалось и при нём как человеке; но лисий облик придавал всему этому завершённость и тёплую золотую полноту. Маленькое тонколапое солнце, невесть зачем спустившееся в Обетованное. Невыносимо было видеть, как это солнце то кричит, то шипит от боли; может, поэтому Уна и не сдержала родственную Хаосу магию?..

Но ещё более впечатляющим оказался момент превращения. Магия древняя, как само Обетованное, и столь же непостижимая. Сейчас, закрывая глаза, Уна видела сначала красные лучи, рвущиеся из зеркала и кулона, потом - волков, которых поработили эти лучи, и, наконец, самое запретное. То, как вытягивается смуглое лицо, заостряются уши, а синяки и шрамы на коже скрывает густая, по-королевски великолепная мантия меха. Совершенное, алхимически точное изменение формы. Слава Порядку, Лис предпочёл не заметить произведённое впечатление - или был слишком устал, зол, шокирован поклоном Двуликих, чтобы его замечать.