Марина Александрова - Судьба первородной

— Я не беру в руки мечи уже очень давно, — выразительно посмотрела я на свой посох, — с моим призванием убивать и калечить выходит не слишком продуктивно. Вот наподдать кому для лучшего кровообращения — совсем другое дело, — подбросила я свою палку в руке.

— Что ж, посох — значит, посох…

— Сперва уговор, — поспешила я вставить слово, — в зубы не целиться! Когда растут новые, ощущения — хуже не бывает!

И это правда, тут вам полный набор грудничка, начиная с жара, зуда, рвоты и заканчивая совсем уж непотребными последствиями.

— Договорились, — поспешно согласился Рэйн, давая знак своим людям, а уже спустя всего минуту у него в руках был новенький посох из темного дерева.

Не то чтобы я была виртуозным бойцом, не знавшим поражения, но, когда ты заражен долгожительством, обладаешь всеми необходимыми способностями вкупе с мерзким характером, частенько возникают моменты, когда тебе хотят набить морду. Это как бы естественное следствие. При всем при том, даже несмотря на то, что на мне все быстро заживает, когда тебя колотят — все одно неприятно. А если взять во внимание тот факт, что чем я злее, тем несдержаннее, то частенько дело не ограничивается простой затрещиной. А уж когда тебе под ребра загоняют нож или бьют булыжником по темечку… одним словом, нужно уметь за себя постоять. Потому очень давно я выбрала для себя простое оружие, не требующее особого разрешения, поскольку и оружием-то не считается. Да, в Алании мечи дозволялись лишь военным, стражам порядка и благородным. Нищебродам мечей иметь не полагалось. Во всяком случае, средь бела дня с ними по улице никто не ходил. А тут вроде бы старикашечка с палочкой или бабуля, а иногда и девчонка, смотря куда мне надо сходить, ничего особенного. Естественно, что я не самоучка, заниматься начала, еще когда существовала Эйлирия, то есть очень давно, и с мастерами своего дела, которые должны были научить юных целителей защищаться.

Я не любила долгие прелюдии перед боем. То самое время, когда двое противников кружат друг напротив друга, стараясь увидеть что-то такое, что впоследствии сыграет им на руку, казалось слишком скучным и утомительным. Бесполезной нервотрепкой. Чему быть, того не миновать, и когда дело касалось тренировочного поединка, я предпочитала просто получать удовольствие от происходящего. Потому стоило Рэйну показать мне свой шест, как я резко ушла в сторону и нанесла первый удар. Он отразил его мгновенно, как и всю серию последующих. Я нападала, он защищался и, судя по тому, какой искренний задор отражался в его глазах, уже видел себя победителем, полагая, что в таком темпе я быстро устану. Но мое телосложение, особенности физиологии и годы тренировок сделали из меня выносливого и быстрого бойца. Хотя стоит признать, один прямой удар — и я позорно рухну, как любая нормальная девушка. Быстрые точные удары, дерево о дерево — и двор наполняется эхом стонущей древесины. Если я хочу удержать преимущество, то не должна позволить ему перейти в нападение, потому уже через несколько секунд к простым ударам шестом добавляются удары ногами, сложные переходы и стойки. Все эти приемы когда-то выполнялись мастерами моей родины, а теперь я даже не знаю, дерутся ли так еще? Но Рэйн — искусный воин, и даже если то, что умею я, и ново для него, он весьма умело подстраивается, держит ритм и не дает мне спуску. В какой-то миг эта схватка перестает быть такой уж легкомысленной и развлекательной для меня. Вдруг начинает казаться, что я сражаюсь вовсе не с ним, а будто бы у меня лишь один враг — я сама и мне во что бы то ни стало необходимо одержать победу. Это важно! Я забываю… слишком быстро рядом с ним я забываю, и кто я, и что именно заставило уйти меня однажды под жалящее солнце Элио. Почему столько лет были отданы затмению моей души, жизни, чувств. Зачем я подпускаю его ближе, чем на самом деле требуется? Почему спустилась во двор, когда следовало отвернуться от окна и выкинуть его из головы? Почему сейчас даю ему право думать, будто бы мы приятели. Нет. Надо помнить! Я должна помнить — он мой враг. Рано или поздно круг замкнется и все вернется на свои места. Маски будут скинуты, и все станет очевидным, правильным, настоящим…

С каждой такой моей мыслью мои удары становились яростнее, жестче, сильнее, пока наконец я не ударила со всей силы, на какую была способна, и дерево под моим посохом жалостливо затрещало.

— Решили меня убить? — усмехнулся удивленно Рэйн, рассматривая треснувший шест. — Из какого дерева ваш посох, Соль?

Тяжело переведя дыхание, я устало оперлась о свой шест.

— Дерево? Таких деревьев больше нет. Как и я, этот посох — последний в своем роде.

— Эйлирский вяз? — неверяще прищурился мужчина.

— Он самый, — просто кивнула я, испытывая сейчас вместо удовлетворения острый приступ тоски. Я знаю, что я одна. Но быть одной и чувствовать себя одинокой — немного разные вещи. Сейчас, стоя на залитом солнцем внутреннем дворе Ариен, я как никогда остро чувствовала себя призраком прошлого, по странной воле судьбы застрявшим в толще страниц настоящего. Рэйн смотрел на меня тепло и дружелюбно, а я… Я словно была давно выцветшей картинкой прошлого, совершенно не сочетавшейся с яркими красками настоящего… Гребаные критические дни!

— Мне жаль, — вдруг сказал Рэйн, а я по своему обыкновению ощетинилась.

— Тут не о чем жалеть, — просто пожала я плечами, — кто бы ни растворился в песках времен, жизнь на этом не остановится. Как бы странно это ни прозвучало, но смерть никогда не мешает жизни, и Двуликий каждому рано или поздно дает увидеть оба своих лика.

— Вы философ, Соль, — усмехнулся Рэйн, с интересом рассматривая трещину на своем шесте, — философ, который вопреки стереотипам неплохо дерется.

— Это потому, что я забил на книги несколько десятков лет назад и решил заняться спортом на старости лет, — хмыкнула я.

— Ну да, я так и подумал.

— Чё я, собственно, пришел-то, — неожиданно возникшая пауза в разговоре вдруг показалась неуютной, и мне до ужаса захотелось сказать хоть что-то, лишь бы оборвать это молчание между нами. — Завтра я съезжаю…

— Я в курсе, — поспешил заверить он меня.

— А я в курсе, что ты в курсе, — заворчала я, — если бы ты не был в курсе, то был бы поваренком на кухне, а не главой Дома.

— Хорошо-хорошо, — примиряющее поднял он руки, легко улыбнувшись, — я понял, что вы что-то хотели сказать и мне не стоит вас перебивать.

— Лучше поздно, чем никогда, — фыркнула я. — Собственно, решил, чтоб ты знал, — глубоко вздохнула я. — Ты мне нравишься, Рэйнхард Эль Ариен.

Вот ради одного такого взгляда, когда черные словно ночь глаза распахиваются так широко, что кажутся размером с половину его лица, стоило это сказать!