Анна Замосковная - Жена из другого мира (СИ)

— Вы, расскажите о происшествии, — велел министр, кивая садовнику.

— Вы мне не верите? — Сарсанна даже отпрянула, прижала ладонь к сердцу.

— Я обязан выслушать остальных свидетелей, это мой долг.

Губы Сарсанна всё же надула и демонстративно уставилась в сторону.

— Говорите, — кивнул министр и, пощупав языком разбитую губу, отложил платок.

— Ну… ээ… — покосившись на Сарсанну, садовник неуверенно заговорил: — Так это, я с линейкой траву мерил, а уважаемая длорка Мондербойская ругала меня на чём свет стоит…

— Делала справедливые замечания, — обиженно поправила Сарсанна и подтянула декольте.

— Так-то… замечания, да, — уныло подтвердил садовник. — И тут её окликнули. Рёбята точно не местные, все местные длорку Мондербойскую знают и ни с кем не спутают. А эти уточнили. Ну, я выглянул из-за куста, а у одного в руках-то пистолет, и ручонки трясутся. А уважаемая длорка Мондербойская его ка-ак огреет зонтом.

— Неправда, я хрупкая женщина и никогда не нападаю первой.

— Да-да, — испуганно покосился на неё садовник. — От ужаса пальнул парень, значит, в нашу уважаемую длорку, а она даж не заметила вроде.

— Я истекала кровью, умирала.

— Да? — Садовник присел. — Ну и… зонтиком парнишку прохаживали. Второй попробовал приятеля спасти, так вы ему с одного удара нос-то и расквасили, толкнули подолами, он бедный упал, а вы его…

— Это возмутительно, — побагровела Сарсанна. — Вас послушать, так это я на них напала.

— Да как вы смеете оскорблять благородную длорку, главу дома, — вытянулся в струнку полицейский. — Благородные длорки не нападают на людей.

Садовник выглядел каким-то несогласным, но промолчал. Министр устало спросил:

— А где нападавшие?

— Доставлены в городскую больницу для бедных, — отчеканил полицейский. — А уважаемая длорка Мондербойская пожелала в первую очередь встретиться с вами, уважаемый министр.

— Что же с ними такого случилось, что их отправили в больницу? — Министр поморщился и коснулся губы. — Полиция — это вам не извозчики.

— У арестованных обнаружились множественные переломы, — полицейский выпятил грудь колесом.

Министр нахмурился:

— Опять при задержании руки распускаете?

— Никак нет. Арестованные не сопротивлялись.

— Что, даже убежать не пытались? За нападение на главу рода у нас полагается повешение.

— Так переломы же. — Полицейский сосредоточенно смотрел поверх головы министра. — Идти они не могли.

Мы с министром уставились на Сарсанну.

— Я слабая хрупкая женщина, — заливаясь румянцем, повторила она и, приподняв колокол платья, прикрыла им зонтик.

Как хорошо, что физический вред главы рода могут причинить супругу только с его разрешения, а то я бы, пожалуй, забеспокоился о Смузе.

***

Звонок дом тоже хорошо имитировал. Я чуть не свалилась с табуретки. Прокралась к двери и сдвинула язычок на глазке.

По ту сторону сиял улыбкой гот в перьях.

Моргнув, отступила и тихо уточнила:

— А это кто?

— Длор Хлайкери Эрджинбрасский, — просипела стена. — Через дыру в ограде пробрался.

Тут пресса тоже настырная.

Звонок повторился. Я покачала головой: ни стыда, ни совести у человека. Устроилась на табуретке и попробовала представить обои цвета глаз Лавентина.

В дверь опять позвонили. Вера недоуменно на меня смотрела. Я, конечно, управляю домом, и тут всякие призрачные слуги есть, но это не повод открывать дверь всяким непонятным личностям даже в самых очаровательных костюмах.

— Я его не приглашала, — тихо пояснила я и зажмурилась, вдруг так лучше получится на дом повлиять.

Ведь совсем не обязательно представлять прихожую в стиле какого-нибудь барокко или ампира. Даже суровый минимализм лучше обычного подъезда.

Гот всё названивал в дверь, пока из-за моего раздражения не исчез звонок. Тогда гот постучал. Я вообразила, что дверь снаружи мягкая резиновая, и через минуту стук прекратился.

***

— Тебе к патологоанатому пора. — Министр расписался в очередном документе.

Зря я к нему поехал. Я вертел в пальцах чёрное перо из веера Сарсанны. Слова давались с трудом, ради каждого приходилось буквально переступать через себя:

— Только после того, как ты объявишь в розыск мою маму и начнёшь полномасштабное расследование.

— Не надо меня шантажировать, я этого не выношу, — пророкотал министр.

— Знаю. Это против моих принципов. И ты… ты мой друг, но если выбирать между благополучием мамы и твоим комфортом… — и моими очень неприятными ощущениями, потому что мне проще было прыгнуть в окно и проверить, что будет, чем так на него давить, — я выберу маму.

Министр со вздохом потёр лоб, оставив на нём чернильный росчерк.

— Лавентин, я уверен, она живёт у какой-нибудь подруги или уехала в пансион.

Я совсем тихо возразил:

— Моя мама со мной так не поступает.

У министра дёрнулся уголок рта, голос стала резче:

— А что с ней могло случиться? Если бы поезд сошёл с рельсов — мне бы об этом сообщили. О любом неординарном случае. И чего ты боишься? Что на твою мать, длорку, на тот момент ещё владеющую женскими правами главы рода, путешествующую первым классом, напали, рискуя закончить жизнь в петле?

— Но ведь на Сарсанну напали, — напомнил я.

Ручка выпала из пальцев министра. На мгновение он оцепенел, а в следующее затрезвонил в колокольчик. Секретарь распахнул дверь.

— Принеси все дела о происшествиях с длорками за последние полгода, — резко велел министр.

Кивнув, секретарь умчался выполнять поручение. Я похолодел:

— В чём дело?

Снова потирая лоб, министр ответил:

— Когда расследовали обстоятельства гибели жены Какики, мальчишка, разносчик газет, сказал, что видел, как под ноги её ящерам бросили хлопушку. Другие свидетели это не подтвердили, хотя некоторые вроде бы слышали резкий звук, и случай в итоге сочли несчастным. Но если сложить это и целенаправленное нападение на Сарсанну Мондербойскую, то исчезновение твоей матери… почти подозрительно.

Я остро, до боли в груди захотел, чтобы министр был прав в своём начальном предположении, и мама просто впервые не известила меня о своих перемещениях по стране.

***

Прихожая получилась очень даже ничего: светлые серо-зелёные обои с золотым оттенком в цвет глаз Лавентина, когда в лицо ему светит солнце. Даже подставка под обувь и столик с миской для визитных карточек вполне приличные, по каталогам IKEA воображала. А у двери нафантазировала милейшую вешалку из чугунных котят с хвостами-вешалками.

Подумав, ещё и зеркало большое на полстены вообразила.

И коврик.

А диванчик для ожидания парчой отделала. И в целом могла собой гордиться, хотя всё выглядело сурово в сравнении с прежними эффектными интерьерами.