Анна Замосковная - Жена из другого мира (СИ)

Не думал, что ждать, когда тебя спасут, так утомительно. Но если меня хотят убить, лучше не высовываться.

Бутылка с зажигательной смесью раскололась о крышу кэба. Мгновение бешеного огненного рыка — и внутри стало жарко. Я толкнул дверцу с противоположной от каменной стены стороны. Заклинило! На миг меня захлестнула паника.

«Спокойно!» — велел сбоившему сердцу и, ухватившись за поручни, пнул дверь. Скрипнув, та поддалась. С той стороны в щель протолкнули лом, видимо снятый с задка, поднажали, и дверь с хрустом распахнулась.

— Быстрее, — офицер указал на бакалейную лавку.

Пожираемый пламенем кэб сухо потрескивал, сбоку захлопали выстрелы. Через гребень поднятой стены перелетели пять бутылок с подпаленными запалами, разлились по нашей части улицы огненными кляксами. Густой мерзкий дым нахлынул на нас, ослепляя и удушая.

— Оно ядовитое! — через кашель прокричал я и плотнее прижал к лицу рукав.

Покрасневшие глаза офицера, его лицо смазались, в моём теле появилась странная лёгкость.

Я очень не хотел этого делать, но воззвал к браслету. Тонкий узор его поверхности ожил, зацвёл серебристыми листьями, гибкие веточки проползли на сгиб локтя и вонзились в вену.

Это было как лёгкий укол, хотя должно быть очень больно. Вместе с упавшим на колени офицером это показалось мне симптомом близкого обморока.

— Ко мне! Все ко мне! — успел крикнуть я.

Соскальзывая в омут беспамятства, видел серебристые ветки, опутавшие меня и небо, и землю вокруг, и людей. Хотя, нет, это больше походило на грибницу, и на её перемычках распускались белые цветы с дутыми пористыми листьями.

Пространство между перемычками затягивалось мембранами. Рядом бушевало пламя, валил дым, но воздух терял мерзостный запах, становился сладковато-умиротворяющим. Рядом тихо покашливал офицер, кто-то возился.

Один из Мондербойских продолжал натягивать над нашими головами щит из взломавшей мостовую земли.

В общем-то всё неплохо, но почему-то казалось, что министр опять будет недоволен.

***

Проснулась я резко, как от удара, и пока безумно колотилось сердце, в памяти восстанавливались события последних дней.

Другой мир.

Покушение.

Короткое возвращение домой.

Дурные известия здесь.

Надеюсь, я не попала в начало кровопролитной революции.

Зевнув и потянувшись, встала. В окнах-иллюминаторах с бронированными стёклами мерцало солнце. Вроде бы такое же, как на Земле.

И может быть из-за естественности и привычности освещения мне труднее стало осознавать чуждость этого мира, ведь всё вокруг выглядело очень по-земному, а на стуле ждали кожаные штаны, майка и жилетка.

«Отдыхай, думай о вечном, наслаждайся. У тебя просто годовой отпуск, только и всего», — посоветовала себе.

Но не получалось.

Снова зевнув, я оделась и отправилась на кухню.

За время сна в доме расширилась прихожая моей «квартиры», окно кухни переехало на другую стену, а вместо прежнего появилась дверь в крытый переход, соединявшийся с другой кухней.

Там за столом сидела элегантная, словно сошедшая с портрета девятнадцатого века, Близенда. Она отсалютовала мне чашкой, но молчала, предоставив самостоятельно решать подойти или нет.

Поговорить с ней следовало. Хотя бы ради советов по обращению с домом.

Только вколоченные с детства страшилки нашёптывали на ухо: «Это же свекровь — оживший кошмар любой жены». Ожившим кошмаром выглядела только затянутая корсетом осиная талия Близенды, точнее, сам корсет, скрывавшийся под синей тканью с глянцевым узором.

Она меня не съест. Это ясно.

Только на стул напротив неё садилась с опаской. Пока я шла, Близенда рассмотрела мою одежду, и я рефлекторно ждала нотаций.

— То, что вы пьёте, этот «чай», — Близенда покачала чашкой, — удивительно вкусно.

— Согласна. Подумала, стоит сюда захватить немного.

Прямо из столешницы всплыла чашка с ароматным горячим чаем. Надеясь, что мой приказ о продуктах с пола повар помнит, я обхватила её руками и чуть пригубила.

— Сладости тоже весьма интересные. — Близенда кивнула на столешницу, где в ряд стояли коробки с конфетами.

От Raffaello остались одни фантики.

Так, вступление было. Кажется, Близенде пора заговорить о моём поведении, планах, одежде… Я огляделась в поисках повода сбежать.

— Мне надо проведать Веру, — приподнялась.

— Она спит после сеанса терапии с доктором Лирикири.

— Амм, — учитывая, что мы заперты в доме, иных поводов уйти не было.

Разве что помыться отпроситься или на разминку. Я села. Близенда заговорила:

— О Вере я бы хотела поговорить отдельно. Ей не место на острове длоров.

У меня глаза полезли на лоб: она казалась довольно терпимой, и вдруг такое неприятие.

— Почему? — довольно резко уточнила я.

— Потому что здесь она всегда будет чувствовать себя чужой, — без малейшего раздражения моим грубоватым откликом пояснила Близенда и погладила кромку чашки. — Полагаю, Лавентин не объяснил особенности магии и жизни на острове.

Вспыхнувший было гнев улёгся в груди потревоженной змеёй. Я ожидала подвоха — сказывалось общение с мамой Павла, та всегда норовила меня уязвить тайно или явно.

— На острове длоров только три семьи не владеют магией, и лишь у одной дети близкого Вере возраста. И они очень богаты, то есть всё равно другие. Все остальные или владеют магией или ожидают доступа к ней. Старшие в роду учатся владеть ею с пелёнок, младшим дают пробовать её по графику. Всего этого Вера будет лишена, и другие дети сочтут её ущербной. Простолюдины на остров длоров могут попасть лишь получив метку одного из родов. Став старше, Вера без вашей помощи не сможет провозить к себе в гости друзей.

— И никаких шансов это исправить?

— Только браком с главой рода. Она простолюдинка, даже если вы возьмёте над ней опекунство — удочерить не сможете, закон не позволит, — и она станет женой обычного длора, ни одна глава не распределит ей магии в ущерб чистокровным длоркам.

Осмыслив сказанное, я протянула:

— Жёстко у вас тут.

— Таковы законы наследования магии: мужчины и девушки получают силу от рода отца, женщины — от рода мужа.

— А если не вышла замуж?

— Остаётся в своём роду. Если отношения с главой хорошие — при магии.

— А если вышла замуж повторно?

По губам Близенды скользнула улыбка:

— Полностью переходит в семью нового мужа. Небольшое исключение составляют вдовствующие главы рода: после смерти супруга мы ещё полтора года, если наследник не женится, владеем всей силой родовой магии, а после их брака сохраняем возможность накладывать проклятия старейшин рода на своих отпрысков.

Покручивая в пальцах фарфоровую чашку, я пыталась представить жизнь Веры здесь: жизнь вечного изгоя. Сможет ли Лавентин толком за ней приглядывать после моего возвращения домой? Наверное, есть пансионы для благородных девиц, но… принимают ли туда простолюдинок?