Келли Барнхилл - Девочка, испившая Луну (ЛП)

- Мать выразилась очень ясно… - начала было Ксан, но чудище только быстрым жестом прервало её.

- В любом случае, давно уже известно о его наследии и о месте в этом мире! А я продержался куда дольше, чем вообще должен был это делать! Но сейчас… - все четыре лапы Глерка прижались к земле, и он наконец-то немного ославил спину, позволив наконец-то своему тяжёлому хвосту обвить тело огромной, блестящей ракушкой, а животу провисать прямо над кривыми, сложенными ногами.

- Не знаю, моя дорогая, что – но что-то уж точно изменилось, - его влажное лицо помрачнело, стало хмурым, но Ксан только покачала головой.

- И мы вновь пришли к этому самому! – издевательски протянула она.

- О, как говорит поэт, когда изменилась Земля…

- О, чтоб этого проклятого поэта повесили! Извиняйся! Немедленно! Прямо сейчас, в эту же секунду! Ведь тебя, в конце концов, видят! На тебя смотрят! – Ксан взглянула на небо. – Пора лететь, мой дорогой. Я опаздываю, так что, давай, я на тебя рассчитываю.

Глерк рванулся к ведьме, и та похлопала его ладошкой по щеке. Он мог, конечно, ходить на своих двух, но со старостью всё чаще предпочитал двигаться на всех шестерых своих лапах – или даже семи, если считать за лапу хвост… Или на пятерых, если одна из его передних лап тянулась к ароматному цветку, подносила его к носу… Или же он собирал камни, или наигрывал какую-то надоедливую мелодию на какой-то резной дудочке. Он прижал свой массивный лоб ко лбу Ксан.

- Прошу, будь осторожна, - промолвил он, и его голос звучал очень тревожно. – Слишком часто в последнее время меня посещают страшные сны. Ты уходишь – и мне страшно за тебя… - Ксан изогнула брови, а Глерк, загудев, отстранился. – Замечательно! – промолвил он. – Что ж, скажем другу нашему Фириану… Путь к Истине – в сердце, в котором живёт мечта, как говорят нам поэты…

- Да что за вздор! – выдохнула Ксан, прищёлкнула языком и поцеловала чудище. А после подпрыгнула вверх, рванулась вперёд, пропадая в густой зелени.

…Вопреки странным убеждениям людей Протектората, лес не был проклят, и магии в нём оказалось не так уж и много. Вот только он всё равно был опасен. Под лесом таился вулкан, огромный, широченный, очень хитрый… Он ворчал сквозь свой сон, выпускал воздух гейзерами. Сначала никто не думал о трещинах, пока те наконец-то не стали настолько глубокими, что и дна не увидеть… Там кипели целые ручьи грязи, сыпались земляные водопады, люди пропадали в глубоких ямах, туда же стекали воды, пролетая милю за милей. Сквозь дыры прорывались странные запахи, пепел сыпался белыми хлопьями, а ещё были дыры, что, казалось бы, совершенно ничего не демонстрировали людям – до той поры, пока ногти человека не синели вдруг от дурмана, а мир не крутился перед глазами.

Единственным местом, по которому безопасно было идти через лес, по крайней мере, обыкновенному человеку, оказалась Дорога, что тянулась по тонкой линии скалы, пусть и сгладившейся со временем. Дорога не менялась, не сдвигалась, и вулканов под нею не было. Вот только, жаль, управляли ею головорезы-хулиганы из Протектората, поэтому Ксан никогда не пользовалась ею. Терпеть не могла головорезов! И хулиганов. Слишком уж много обвинений сыпалось с их уст. По крайней мере, в прошлый раз, когда она решила проверить… С той поры столько лет прошло – столько веков! И она проделала свой путь, пользуясь магией и странным новшеством в виде здравого смысла.

По лесу ходить было нелегко, но это оказалось необходимым. Прямо возле Протектората её ждало дитя, дитя, чья жизнь зависела от её прихода, и дойти следовало вовремя.

Сколько ни помнила себя Ксан, каждый год в одно и то же время мать из Протектората обрекала своё дитя на смерть в лесу. Ксан не знала причины и не судила людей, но в тот же миг не собиралась позволить погибнуть несчастному младенцу. Именно по этой причине каждый год она отправлялась к тому кругу из сикоморов и забирала оттуда юное дарование Протектората, брала дитя на руки и несла на другую сторону леса, в один из Свободных городов, к которым и вела дорога. То были счастливые места, да и детей там очень любили.

Кривая тропа вела к стенам Протектората. Быстрые шаги Ксан стали более осторожными. Протекторат – то ещё местечко. Отвратительный воздух, гадкая вода, бесконечная скорбь, скользившая облаком над крышами домов. Она чувствовала, как это гадкое чувство отлагалось в её собственных костях отравой.

- Просто забери ребёнка и уходи, - повторила про себя Ксан эту ритуальную, ежегодную фразу.

Со временем она стала готовиться – то брала с собой одеяльце, сотканное из самой мягкой овечьей шерсти, для того, чтобы укутать младенца, согреть его, то прихватывала немного простыней, чтобы сменить мокрые пелёнки, хватала пару бутылочек коровьего молока, дабы накормить… Или козье. Когда оно заканчивалось – ведь поход был длинным, а молоко – слишком тяжёлым, - Ксан делала то, что могла сделать каждая разумная ведьма: однажды, когда стемнело достаточно, подняла руку и собрала свет звёзд, и с той поры каждый раз собирала шелковые нити паутинок сияния и кормила дитя. Каждая ведьма знала, что свет звёзд – это лучшая пища для крохотного младенца. В этом свете прячутся ловкость, талант, да та же магия, но дети ищут в ней просто пищу. Они полнеют, насыщаются, глазки их блестят.

Прошло не так уж и много времени, прежде чем Свободные Города принялись считать ежегодное прибытие Ведьмы чем-то вроде праздника. Детишек, что она привезла с собой, издалека было видно, и их кожа, их глаза изнутри светились звёздным светом, и их принимали за благословения. Ксан выбирала правильную семью каждому ребёнку, подбирая их характеры, даже чувство юмора, чтобы они оказались хорошим подспорьем для маленькой жизни, о которой она заботилась столь долго. И Звёздные дети – так их звали, - превращались из счастливых младенцев в добрых подростков, потом в любезных взрослых. Они были совершенными, щедрыми и богатыми, и умирали от старости в богатстве и достатке.

Когда Ксан прибыла в рощу, ребёнка ещё не было - слишком рано, да и она устала. Она подошла к одному из огромных деревьев и прислонилась к нему, судорожно вдыхая запах коры своим старым носом.

- Немножко сна – и мне станет намного лучше… - промолвила она. Да, чистая правда. Путешествие, что она совершила, было долгим и изнурительным, а то, что как раз она собиралась начать, оказалось ещё более долгим. И ещё более изнурительным. Так что следовало присесть и немножечко отдохнуть. Она часто так делала, надеясь обрести покой вдали от дома – и уже по привычке Ксан превратилась в огромное дерево, покрытое лишайниками, с широкими лапатыми листьями и крепкой корой, что напоминала кору платанов, что стояли на страже этой крохотной рощицы. И, только-только став деревом, она так и уснула.