Келли Барнхилл - Девочка, испившая Луну (ЛП)

- Бедняжка потеряла душу, - промолвила старшая сестра. – Как далеко ты от дома! Как ты заплутала! Тебе повезло, что я тебя здесь отыскала, прежде чем тебя раздерут звери. Это опасный лес. Самый опасный в мире.

Горы грохотали. Столб дыма вырвался из дальних кратеров. Старшая сестра побледнела.

- Нам надо покинуть это место, - промолвила сестра Игнатия. Сумасшедшая почувствовала, что её колени начинали дрожать. – Смотри, - сестра указала на кратер. – Я прежде видела это. Давным-давно. Хлопья пепла, дрожь земли, первые взрывы, а после извержение. Если мы будем здесь, то обе умрём. Но если ты дашь мне эти сапоги… - она облизнула губы, - то я смогу воспользоваться их силой, чтобы отвести нас обеих домой. Обратно в башню. В твою безопасную башенку, - она вновь улыбнулась, и даже её улыбка была ужасающей.

- Ты лжёшь, Тигриное сердце, - прошептала сумасшедшая, и сестра Игнатия содрогнулась. – И ты не собираешься отводить меня обратно, - она положила руки на камень. Камень давал ей многое увидеть. Или, может быть, это были сапоги. Она видела магов, стариков и старух, которых предала старшая сестра. Тогда она ещё сестрой не была. Тогда не было Протектората. Старшая сестра должна была переносить волшебников на своей спине, когда извергался вулкан, но ничего такого не сделала. Она оставила их умирать в дыме.

- Откуда ты узнала это имя? – прошептала сестра Игнатия.

- Все знают это имя, - ответила сумасшедшая. – История о том, как ведьма съела сердце тигра. Но это, конечно, шепоток известный. Но сердца у тебя нет. Вообще.

- Нет такой истории! – принялась расхаживать по поляне сестра Игнатия. Плечи сгорбились, с уст сорвался рык. – Я сотворила Протекторат и его истории! Я! Все они от меня! Нет историй, что я не рассказала бы!

- Ты не права. Тигр ходит, сестры говорят. Я слышала. Они говорили о тебе, ты знаешь.

Старшая сестра побледнела.

- Это невозможно, - прошептала она.

- Это невозможно – жизнь моего ребёнка, - ответила сумасшедшая, - а она жива. И она была здесь. Долго. Невозможное возможно, - она огляделась. – Мне нравится это место, - сумасшедшая вздохнула.

- Дай мне эти сапоги.

- И ещё одно. Невозможно ездить на бумажных птицах, а мне удалось. Не знаю, где они, но ко мне они вернутся. И невозможно знать, куда пошло моё дитя, но я вижу, где она сейчас. В этот миг. И я знаю, как до неё добраться. Не в моей голове – в ногах. Это крайне умные сапоги.

- Отдай сапоги! – взревела старшая сестра. Она сжала руки в кулаки и подняла их над головой. А когда опустила руки вниз, её пальцы обратились в острые ножи. Она выставила руки вперёд, направляя лезвиями в сердце сумасшедшей. И они поразили бы её, если б сумасшедшая не отпрыгнула в сторону.

- Сапоги мои! – взревела сестра Игнатия. – Ты даже не знаешь, как ими пользоваться!

- О на самом деле, - улыбнулась сумасшедшая, - немного знаю.

Сестра Игнатия ринулась к сумасшедшей, что отступила на шаг назад, прежде чем исчезнуть в мгновение ока. И сестра осталась одна.

Закипел второй кратер. Земля задрожала, едва не сбив сестру с ног. Она прижала руки к каменистой земле, и та была горячей. Близилось извержение.

Она встала. Поправила платье.

- Ну что же. Хотите играть… И я сыграю.

И она отправилась за сумасшедшей в дрожащий лес.

Глава 41. В которой несколько дорог сходятся в одну.

Луна вскарабкалась вверх по крутому склону хребта. Верхний край луны только-только появлялся над линией горизонта. Она чувствовала в себе громкий гул, словно пружины слишком тугими стали и вырвались из-под контроля. Она почувствовала, как что-то плескалось дико в её руках. Споткнулась, и руки ударились о гальку. Камешки принялись ползти прочь клопами. Или нет. У них не могли быть ни ноги, ни усы, ни крылья… Или они стали водой? Льдом? Луна только поднялась выше над линией горизонта.

Бабушка учила Луну, когда та была маленькой девочкой с разодранными коленями и спутанными волосами, как живёт гусеница, прежде чем обратится в кокон. А внутри кокона она изменяется. Тело изменяется. Каждая часть распутывается, раскручивается, расстёгивается, становится иным.

- На что это похоже? – спрашивала Луна.

- Это кажется волшебным, - медленно отвечала бабушка, щурясь.

А тогда Луна становилась пустой. А теперь она видела, как в пустоту птицей улетала магия, вытекала из её ушей. Она могла видеть каждую буковку, что убегала. Но теперь всё вернулось. Бабушка пыталась пояснить ей магию. Может быть, больше. Но тогда привыкла, что Луна ничего не знает. И теперь Луну обуревали воспоминания, вырывающиеся из черепа.

Гусеница становится куколкой. А потом меняется. Кожа, глаза, рот. Пропадают ноги. Каждый кусочек, даже знание становится кашей.

- Кашей? – широко распахнув глаза, спрашивала Луна.

- Ну, - успокаивала её бабушка, - не каша. Материал. Звёзды. Свет. Вещество, в котором была планета прежде, чем стала планетой. Ребёнок до рождения. Семена платана. Всё, что ты видишь, меняется в своей жизни, умирает, рождается. Всё меняется.

И теперь, взбежав на гребень, Луна изменилась. Она чувствовала. Кожа, кости, глаза. Дух. Её тело с каждой весной менялось, каждый хорошо оточеный рычаг изменялся, всё встало на свои места. Другие места. И она стала новой.

В верхней части хребта оказался мужчина. Луна его не видела, но чувствовала. Чувствовала бабушку. Или думала, что это бабушка. Она видела бабушку отпечатком в собственной душе, но ё собственное ощущение было каким-то размытым.

- Это ведьма, - услышала она слова. Луна почувствовала боль в сердце. Она побежала ещё быстрее, хотя хребет был крутым, а путь долгим. И с каждым шагом она становилась всё быстрее.

Кричало сердце бабушки.

Уходи. Это слышали не уши. Это слышали кости.

Повернись.

Что ты творишь, глупое дитя?

Ей мерещится. Просто мерещится. Но всё же, почему она слышит голос бабушки? Почему это голос Ксан?

- Не волнуйся, мой друг, - повторял кто-то. – Я сделаю это быстро. Ведьма придёт – и я перережу ей горло.

- Бабушка! – закричала Луна. – Будь осторожнее!

И она услышала звук. Крик ласточки. Звон в ночи.

- Мне бы хотелось двигаться быстрее, друг мой, - промолвил Глерк, держа Фириана за крыло и волоча его за собой.

- Я так болен, Глерк, - ответил Фириан, падая на колени. Даже если б он упал, он бы порезался. Но ведь вся его спина теперь, и лапы, и всё тело была покрыта тяжёлыми, твёрдыми чешуйками.

- У нас времени на болезни, - Глерк оглянулся. Фириан казался таким же большим, как и он, и всё рос. Морда была зеленоватой, то, может быть, это его нормальный цвет?

Самое неудобное время для роста! Впрочем, довольно несправедливо.

- Простите, - промолвил Фириан. Он подвинулся к кустарнику и вырвал кровью. – О, кажется, я что-то поджёг.