Екатерина Бердичева - Рубиновое сердце

— Ты, детка, всегда хотела от меня жесткого секса. Обзывала слабаком. Не помнишь? Белая кровать? Снег за окном, фонари…

Он говорил и поглаживал ее ссадины.

— Мы были еще молоды и влюблены. А ты смеялась, что я боюсь причинить тебе боль… Ну и как? Я стал старше. И уже не люблю тебя. А боль… — под его пальцами исчезали следы синяков и укусов. Кожа снова матово заблестела. — Это лишь фантом. Глупая причуда тела. Твое тайное желание. Помнишь, я гладил тебе спинку? Ты заснула. Проснулась оттого, что я слишком сильно навалился на тебя во сне. Встань, посмотри. На тебе — ни единой царапины.

Юдифь встала и прошла в ванную. Иржи быстро оделся и застыл у двери, прислонясь спиной к косяку. У него кружилась голова, и подгибались ноги, а осознание новых возможностей просто шокировало.

Она вышла из ванной, счастливо улыбаясь. Но, увидев художника, подпирающего дверь, бросилась ему на шею:

— Прости, Иржи, останься! Мне было хорошо! Не уходи!

Тот чувствовал, что еще немного, и он свалится к ее ногам без сознания. Трясущейся рукой он достал сигарету, поднес к ее кончику красный огонек зажигалки и с удовольствием затянулся. Чтобы не упасть, присел на ручку большого кресла.

— Прости за все, милая, и за любовь, в том числе, но встречаться мы больше не будем. — Сказал он Юдифи. — Мне надоело ждать, когда ты наиграешься с очередным папиком и обратишь на меня свое царственное внимание. Тебе не нравился нежный влюбленный юноша. Ты жаждала встреч с пиратами и бандитами. Но этого, мой цветок, я тогда тебе дать не мог. Прошло некоторое время, и тебе разонравились грубые и жестокие отношения. Ты опять просишь ласки. Прости, дорогая, но наши пристрастия давно разошлись во времени. Спасибо, Юдифь, за все. Прощай.

— Но я люблю тебя, Иржи! — она с мольбой посмотрела ему в глаза. — Ты действительно очень изменился. И, знаешь, вот сейчас я бы с тобой осталась!

Он докурил сигарету и сжал окурок в кулаке. Потом открыл руку. На ладони не было даже следов пепла.

— Здорово! — восхитилась Юдифь.

— Действительно, Саминьш. — Проговорил Иржи непонятную фразу и поднялся. — Ложись, спи. Утро вечера мудренее.

Покачнувшись, он подошел к двери и взялся за ручку.

— Ничего не было, Юдифь! Мы просто поговорили.

Девушка зевнула:

— Не было! — развернулась и упала на кровать. Через секунду она спала крепким сном.

— Вот и все. — Иржи закрыл за собой дверь и, будто старик, зашаркал по коридору к себе в номер.

А там, на удивление, было сумрачно и безлюдно. Иржи подошел к окну в гостиной и, не включая свет, раздвинул тяжелые шторы.

— Просто бесконечная ночь! — сказал он вслух луне, равнодушно висящей все на том же месте.

Он дошел до кресла и упал в него, расстегивая рубаху. На светлой коже резко белел круглый медальон. Иржи взял его двумя пальцами и посмотрел на переплетенные змеи? Ветви? А над ними, почти касаясь ушка с продернутой нитью, неярко сияла небольшая корона. Художнику, в свете обманчивого ночного светила, вдруг показалось, что на этой маленькой короне блестят символы, которых он не разглядел днем. Он снова встал и подошел к окну, подставляя загадочную вещь под лунный свет. Несомненно, по нижнему краю шли какие-то, похожие на арабскую вязь, письмена.

С отвращением сняв с себя в спальне торжественную одежду и бросив ее на стул, Иржи пошарил в своем саквояже. Там, в отдельном отсеке, лежало сильное увеличительное стекло для разглядывания камней, ювелирных украшений, а также установления подлинности некоторых картин. Поскольку его, как отличного специалиста, периодически приглашали для консультации при покупке шедевров знакомые состоятельные люди. Причем, не бесплатно, поскольку его заключения ценились наравне с музейными.

Художник босиком прошлепал к окну в спальне, с силой отдернув мешавшую штору. Подставив медальон под холодный лунный свет, он приблизил лупу, выстраивая четкость изображения.

— Что за ерунда? — воскликнул он, обнаружив, что, надпись, похожая на арабскую вязь, наливается серебром и как бы движется, заходя за плоское изображение короны и выплывая обратно. — Не может быть!

И он стал старательно приглядываться к узору, пытаясь понять, кажется ему, или на самом деле буковки меняются местами.

И не сразу понял, вглядываясь в строку, что в его голове начинают складываться какие-то слова. Иржи, боясь потерять ускользающую суть, схватил лист бумаги, карандаш и стал быстро записывать. Наконец, отложив карандаш в сторону и выпустив медальон из пальцев, он смог прочитать: «Ушедшее время вернется, и сердце дракона проснется». Снова взяв лупу, художник внимательно пригляделся к переплетенным на рисунке веточкам. Теперь он ясно видел, как два дракона словно бы обнимают друг друга крыльями и лапами.

— Господи! — простонал он, встав перед окном в лунных серебристых лучах. — Я-то тут при чем?!

За окном, в ночной тишине, дружно заливались соловьи. А внизу, на праздничном приеме, гремела музыка.

У входной двери кто-то шуршал и толкался. Иржи сходил в спальню и надел халат. Потом подумал, взял кочергу от камина и встал напротив. Наконец, дверь распахнулась, и в гостиную спокойно вошел охранник Йожеф Фаркаш. Протянув руку, он включил свет. На него смотрел господин Измирский в халате с металлическим прутом в руке. У Фаркаша широко распахнулись глаза:

— Я же вас только что оставил в зале вместе с господином Бернатом Измирским! Как Вы успели попасть сюда вперед меня и уже даже раздеться?

Иржи усмехнулся и бросил в угол кочергу.

— Это все дом! Заходи, Йожеф, переодевайся. Спать еще не хочешь? Нет? Тогда давай смотреть телевизор!

На высокой правой башне стояли, глядя на луну, черноволосый молодой человек и худенькая девушка с серебристыми волосами. Они держались за руки.

— Милый, как ты думаешь, он не сбежит?

— Нет. Но сегодня в нем проснулась наследная магия. Он это понял и принял.

Удивительно, но ни в одном из наших потомков она так и не проявилась, кроме наших воплощений.

— Но мы так и не смогли ни разу использовать свой шанс, снова влюбляясь друг в друга и снова забывая о проклятии. Как ты думаешь, может, Боги смилостивились и решили через него нам помочь?

— Но он ничего не умеет и тратит слишком много сил на всякую ерунду!

— Придется провести обряд инициации. Я не думал, что спящее во многих поколениях наших потомков волшебство проснется в столь разбавленной крови. Но мне, по своей глупости застрявшему в этом затерянном мирке, его жизнь и сила просто необходима!

— А я, милый?

— Прости. — Он нежно поцеловал ее в подставленные губки. — Нам без него не освободиться. И он — последний. Наш последний шанс.