Max Austen - Спаси мою душу

«Есть ли у людей, не имущих способностей к магии, мечты? Или что они понимают под мечтами? Для меня — мир во всем мире. Это утопия, пока что утопия, и сбыться не может, хотя я и стараюсь приблизиться к разгадке, почему мы различаемся, в чем кроется суть дискриминации, и как решить проблему. Я видела, как люди делились планами на будущее, куда хотели пойти учиться, что делать в течение слишком долгой для них жизни. Видела их задумчивые взгляды куда-то вверх, в потолок, остывающий кофе в их руках. Определенно, мечтать они умеют, но почему мне кажется, что наши мечты все-таки различны? Ведь мы так же предаемся мыслям о будущем, планируем что-либо… Может, люди прикладывают недостаточно усилий для осуществления? Сколько, опять же, наблюдала, мечтать помечтают, а дальше — ну никак не выходит. Маги же, наоборот, меньше думают, больше делают. Разве я, пожалуй, исключение. Хоть и корю себя за это.

Почему я стремлюсь осуществить мечту о мире, хотя шансы на это почти нулевые, а какой-нибудь человек желание поступить в университет, выдаваемое за мечту, осуществить не стремится? Почему не садится за учебники и не готовится к вступительным экзаменам? Легко же! Убейте — не понимаю».

Теплые лапы дотронулись до ног. Лейсана внимательно взглянула на собаку, затем отвернулась.

«Еще меня волнует любовь. Насколько она безгранична? Можно ли любить одновременно сразу несколько, назову их так, душ? Или в таком союзе есть место лишь для двоих? А полюбить заново? Или, хотя бы, разлюбить? Как много вопросов! Но я ищу на них ответы. И почему-то я уверена, что свои чувства можно подарить обычному смертному, разделить с ним эту магию. Чем не лекарство от торжествующего фашизма, путь к миру во всем мире? Любовь свободна от рамок и ограничений — наше чувство безгранично».

Собака не успокаивалась. Она полезла лизать щеки Лейсаны.

— Сатана, ну успокойся уже. Иди с Марком поиграй.

«А вот тупость человеческая не безгранична. Сколько уже можно-то издеваться над нами, ставить какие-то опыты? Неужели им в голову не пришло, что мы могли бы согласиться стать добровольцами? Что-то ни одного мага со злым умыслом в сердце не припомню, каждый пошел бы ради науки в центр исследований. Я думаю, люди хотят получить наши способности, миновав способность любить. Чтобы делать суперсолдат».

Тут до Лейсаны дошло. Шершавый язык прошелся по щеке. Сатана заскулила. Но Лейсана не поняла, что собака хотела сказать. Мысль холодной водой окатила ее: чанк понимать животных пропал, она внезапно утратила свою способность. И сейчас для нее скулеж животного всего лишь скулеж и ничего больше.

Отбросив блокнот и ручку, Лейсана спрятала лицо в ладонях, чтобы никто не заметил подступившие слезы. Вот он. Момент, в котором теряются все мысли и проступает страх. Страх не за свою жизнь, а за мир. Люди лишены наиценнейшего дара. Из-за этого страдают не только маги и природа, но и сами люди. Лейсана и Олесь считали: каждый человек — клетка одного большого организма. И организм этот болеет: ему не хватает любви. Поэтому Лейсана соглашалась с Олесем, что маги должны вылечить мир. Но как, если не можешь справиться даже со своим маленьким организмом, хрупким миром?

Утерев хорошенько мокрые щеки, она взяла блокнот в ладони. Чанки просто так не теряют. Ей вообще известен только миф о том, как одна ведьма его потеряла. Лейсана разучилась понимать животных — но это лишь ее второй дар, не основной. Означает ли это, что основную способность потерять нельзя?

Лейсана применила апперцепцию: считывание информации с блокнота шло всего секунду, но она узнала всю его жизнь. Кто его создал, кто им пользовался. Ей удалось узнать и имя последней владелицы. Незнакомку в порванных майке и джинсах звали Варварой.

— Все путем? — Марк сел рядом и заключил Лейсану в теплые объятия.

— Как думаешь, какой чанк у Варвары?

— Варвары?

— Нашей сокамерницы. Существует ли чанк, забирающий способности других магов?

Марк шумно вдохнул носом и судорожно выдохнул.

— Не знаю. Ты же самая умная. Ты и скажи.

— Может, я умная, но не всезнающая.

Немного подумав, она схватила ручку и дописала:

«Существует гипотеза, согласно которой люди раньше умели любить. Только вот эту способность они стали утрачивать, и любовь угасала, угасала… и угасла. В некоторых все же чувство осталось и даже усилилось. Потом у них развились уникальные умения, названные чанками. Ученые бесятся с того, что чанки без любви существовать не могут. Каждой стране нужна армия. Бездушная армия со сверхъестественными способностями — что может быть лучше? Так и стремятся к этому лабораторные безумцы, ведь какой любящий согласится воевать? С каждым ответом вопросов все больше… А времени все меньше. У магов так устроено: сегодня — жизнь, а завтра — голову под гильотину».

За дверью кто-то нажал выключатель, вспыхнувшие ярким светом лампы заставили Матвея отвернуться лицом к стене. Всю ночь он старался уснуть, но сон пришел лишь пару часов назад. Наверное, сейчас было утро. В прямоугольных размеров комнате без естественного освещения сложно рассчитывать время. Наверное, скоро завтрак. А после — что?

Вчера Матвей возненавидел себя: он должен был сделать все возможное, чтобы избежать плена. Все, чтобы Олесь и Хмылка были на свободе, в относительной безопасности. Относительной — потому что на планете нет ни одного безопасного места для изгоев общества. Как нет и бога, который, если бы они все-таки молились, их спас.

Когда-то, уже очень давно, Матвей сидел с Ирой там, где не мог появиться охотник. И сквозь тишину слышал, как ее, Иры, сердце рвалось убежать из грудной клетки. Оно шептало: беги, девочка, беги. Каждый вдох сопряжен с опасностью.

Сон пленил Матвея. Глаза Иры, блестящие смехом, пугали и стыдили: он должен был ее защищать. «И как? Защитил? — смеялись ее глаза. — Ты не знаешь, где теперь я. Олесь, Катя — их-то защищаешь? Что? Страж семьи позволил им попасться? Что ж. Вы еще вместе, но уже потеряли друг друга».

В руку вцепились. Матвей подскочил.

— Ира?

Он перестал щуриться от света. За руку держал спящий на животе Олесь — парень всегда хватался за Матвея, когда снился страшный сон.

Матвей потер глаза, затем лоб и щеки. Лежали все, кроме него и странной девушки, отодвинувшей свой матрац поближе к туалету. Девушка сидела, прислонившись к серой стене, и игралась с невесть откуда взявшимся ножичком: щупала пальцами, подбрасывала.

Он направился в туалет, решив все-таки вымыть лицо и почистить зубы. За ним потянулась и незнакомка. Оказавшись в туалете, девушка прикрыла дверь.

— Ты и правда похож на веснянку, — бодро заметила она, впервые с кем-либо заговорив, кроме Лейсаны.