Дмитрий Владимиров - Красная книга начал. Разрыв (СИ)

Я почти успеваю до того, как Слизень начинает шевелиться на полу. Добавив пару ударов ногой в область живота, спокойно объясняю ему, почему тот мертв. Он пытается сопротивляться, но его попытки вялы и слабы. Достаю недлинный нож, и показав его жертве со всех сторон, вонзаю острый клинок ему в грудь.

Дождавшись момента, когда на губах запузырится кровь, быстро чиркаю по горлу. На всякий случай. Оглядевшись и подобрав все лишнее, отираю и прячу в ножны клинок. Быстро сдираю с лица макияж специально припасенной тряпицей. Опомнившись, срываю с себя парик и, взлохматив волосы, выскальзываю в коридор.

Ошеломление, именно это слово приходит на ум, когда твердая, словно вырезанная из дерева, ладонь упирается мне в грудь. Ноги теряют опору. Это даже не удар, толчок, но такой силы, что я влетаю обратно в комнату и, ударившись о доски пола, проскальзываю к кровати.

Под руку попадает какая-то палка и я, не глядя, отмахиваюсь. Мимо. В комнату слово нехотя, даже не входит, а вплывает высокий человек. Опрятного вида в одеждах светлых коричневых тонов, простоволосый, сероглазый. Его лицо словно маска: ни эмоций, ни движения, только глаза живут на нем.

Переворачиваюсь, откатываясь подальше от него. У меня в руке странная трость с серебряным набалдашником, пальцы нащупывают кнопку и от трости отлетают ножны, обнажая недлинную шпагу с узким клинком. Сразу появляется чувство уверенности. Вскакиваю на ноги. Незнакомец, не обращая внимания на мою возню, делает шаг вперед, и я, недолго думая, совершаю выпад.

Тонкое лезвие спокойно проходит меж ребер, но на лице незнакомца проступает не боль, не страх — веселая и яркая улыбка. Я еще успеваю сжать кисть сильнее, обхватывая рукоять шпаги, когда тот резким ударом ладони ломает лезвие. Успеваю заметить и другую руку, метнувшуюся к моему горлу. Стальная хватка пальцев перекрывает доступ воздуха, но перед тем, как наступила темнота, я замечаю, что в комнате появился еще один человек.

Новый персонаж возникает словно из воздуха прямо за спиной сероглазого. И словно из воздуха появляется широкий кинжал, перерезающий незнакомцу глотку. Готовлюсь принять на себя струю крови из перерезанных артерий, но из широкой раны только сыплется пыль.

Прежде, чем сознание покинуло меня окончательно, я еще успеваю удивиться красоте открывшейся картины, как в свете опрокинувшейся масляной лампы озорными искорками переливается пыльное облачко, вытекающее из шеи незнакомца.

Прибыв в расположение, капитан отпустил подчиненных и пригласил Альбина в свой кабинет. Там, за широким столом, заваленным бумагами они неожиданно разговорились. За заполнением документов Альбин поведал капитану нехитрую историю о молодом дворянине, который хочет пожить среди народа и ищет квартирку в спокойном районе за не очень высокую плату.

Для виду поворчав, капитан почти сразу присоветовал обратиться к его сестре, которая проживала на Лесной улице в пределах «пестрого города», почти у самых ремесленных кварталов.

Неплохой район, достаточно далеко от Барсуата с его вонючими пирсами, и достаточно близко к Синташте с ее свежестью и прохладой. По рассказам капитана, его сестра не так давно овдовела и теперь, не зная куда себя деть, открыла небольшую лавочку с печными изделиями, при этом часть дома пустовала. И она, конечно, не откажет молодому и достойному господину.

Незаметно для себя Альбин задержался за разговорами и протоколами до самого вечера, и капитан, сдав смену, предложил сразу проводить юношу к новому месту жительства.

Лесная улица встретила их густой тенью черной ольхи, рассаженной вдоль аллеи. Сейчас ее побуревшие почки стыдливо прятались за еще зеленые листья. Все деревья были ухожены, пострижены для избежания ветровала. Этим занимался местный аптекарь, который поздней осенью, а иногда даже зимой, снимал с них щедрый урожай соплодий. Соплодия сушились и отваривались, а из срезанных листьев и коры аптекарь готовил специальные экстракты, коими вполне успешно приторговывал в своей лавочке.

Нор Амос же, давно перешедший с капитаном на «ты», впитывал рассказы и байки Стэна, которому явно нравилось общаться не на служебные темы. Капитан был вполне состоявшимся интересным человеком. Несмотря на разницу в летах, общение с ним не доставляло юноше неудобств, а грубоватая отчужденность, присущая ему на службе, плавно сошла на нет.

— Вот не пойму я тебя, — стуча каблуками по мостовой вещал Стэн, — Чего ты этим соплякам просто не сказал, какую-нибудь чушь, чтобы отвязались. Чего за нож-то хвататься. Нет, ты, конечно, парень молодцом. И купца здорово прижучил. Но ведь не отстанут эти упыри от тебя теперь. Неужто не ведаешь, что вызнают куда делся и пакость подстроят тебе. А папашки у них не из бедных, могут и мужиков нанять, чтобы взбучку устроили.

— Не дело, мне отчитываться перед всякими, — отмахнулся Альбин, — да и не понял я вообще: с чего они полезли ко мне? Я с Данте несколько лет знаком, и дружба наша не такая, чтобы я о ней докладывал.

— Ну, я тут поспрашивал в общем, ежели интерес есть, то расскажу, — капитан усмехнулся, искоса поглядывая на юношу.

— Да не томи уж…

— Вот смотри, компания у них дружная, но главный в ней недавно сменился. Был еще один юнец — сынок торгаша. Не помню имени, да и неважно. В общем, когда твой друг купил тот домик, то слава про него пошла нехорошая. Наших даже вызывали пару раз, на дебоши. Но на поверку все чинно. Господа гулять изволят в саду, а то, что там девки полуголые по саду бегают, и вино чуть ли не по улице течет. На то запрету нету.

— В чем дело тогда?

— Дело в том, что дружок твой местных молодчиков в гости не звал. С соседями он, если только на улице раскланяться. А так, чтобы с уважением в гости позвать или прием устроить, ни-ни. Ну, и решил тот юнец с ним то ли поговорить, то ли проучить — не знаю. Но вошел он к нему не с парадного входа, а через забор перелез вечерочком. Дело недавнее совсем, пары недель не минуло… — капитан протянул паузу.

— Не томи! Что с того? Ну, перелез, собаки его там порвали что ли?

— Да какие собаки?… — рассмеялся Стэн, — Девицы его поймали. Говорят, гоняли его по саду с четверть часа, а потом в дом утащили. А вот что в доме было, то у друга своего вопрошай. Мне не ведомо.

— А парень что говорит?

— А он теперь ничего не говорит. Как подменили его: не балагурит, с друзьями не гуляет, интересу не выказывает больше ни к другу твоему, ни вообще к прежней жизни. Ну, его папашка сунулся к твоему другу, а потом спешно отправился в деревню с семьей, здоровье поправлять. Что, да почем, опять никому не известно…

— Соседи, тогда, жалобу накатали префекту, пытались добиться выселения и запрета. А за что? Инкер этот самый упорный был: в управе все пороги оббил. Ну и послали его подальше. Так он через своих торговых партнеров решил сам наехать на Данте твоего. А те, как узнали с кем связываются, так и обратную сразу дали. Сказали пока он с такими людьми враждует, то торговать с ним не будут. Вот они и злобствуют, а сделать ничего не могут. А мальчишки себе в голову вбили, что там, за оградой страшные дела творятся. Даже в Совет магов обращались для проверки на запрещенные практики.