Лидия Евдокимова - Тёмное солнце

Кашель и стоны, донёсшиеся до неё сквозь гул помех от хлопков газа и каменной осыпи, стал сильнее и явственней. Варвар и её служанка уже сидели в сёдлах, ожидая её. Лаитан поднялась на ноги, и рядом с ней показались три тхади, буквально выпавшие из пузыря пепла и сажи.

Морстен оставался позади своих людей до последнего. Мост дрожал под ногами, извиваясь, как змея, с которой заживо снимают кожу, и, словно та же змея, старался сбросить вниз, в раскалённое лоно бывшей реки, людей и животных.

Да, Владыка Севера считал своих верных тхади, созданных когда-то давно Тьмой, людьми. И относился к ним соответственно, скрывая это от спутников, насколько возможно. «Какие мысли приходят порой, когда замираешь на грани, — усмехнулся он, привычным жестом погладив то место под кольчугой и темными одеждами, где продолжало перекачивать его мёртвую кровь сердце из черного металла. Замок рассказывал, что на изготовление этого механизма ушло пять черных клинков служанок Матери, и Гравейн верил древнему сооружению. — Я не могу терять сейчас никого, ни тхади, ни последнего вшивого варвара. Хотя их предводителя я бы с удовольствием куда-нибудь уронил, не насмерть, но больно. Но он тоже важен, а потому должен выжить. Но самое главное — Лаитан. Кажется, она уже в безопасности. В относительной безопасности», — поправился он, наблюдая, как лопается одна из балок, разбрасывая острые осколки камня.

— Вперёд, дети ночи! — крикнул он замешкавшимся тхади, чьи уккуны, почувствовав приближение скорой гибели, взбеленились, утратив свою всегдашнюю медлительность. — Вперёд, или ваше проклятие всегда пребудет с вами!

И он потянулся за ними, к темным сгусткам сознаний зверей и искрящимся созвездиям мыслей воинов. В этот момент Ветрис на той стороне разлома дёрнулся, ощутив странный болезненный укол, пришедший неизвестно откуда, но продолжил излагать свою точку зрения на утилизацию ресурсов слуг Тёмного. Морстен перехватил контроль над воинами и животными, направив их к цели. Спешившиеся тхади бежали впереди, испытывая, как он ощущал, неизбывное наслаждение от прикосновения Владыки к их душам. Уккуны, ревя, следовали за ними. Звери были напуганы до крайности, и переживали смертельный ужас.

Морстен, замерев, не ощущал ни жара, от которого краснели кольца его кольчуги, ни ожогов — он сосредоточился на задаче. Умения повелителей тьмы были подчас весьма странными, и его сторона, к которой Гравейн присоединился помимо своей воли, сочетала в себе качества всех остальных сил, не являясь ни одной из них. Он сделал шаг, потом ещё один, не ослабляя контроля. Середина моста качалась перед его глазами, и с увеличением расстояния слабело его влияние на тхади, но дальше они могли справиться сами. Если кто упадёт или умрёт — то такова его судьба. Он сделал, что мог.

Видимость снизилась. Впереди, на расстоянии вытянутой руки, медленно плавали хлопья пепла, и искры от каменной крошки, выгорающей в раскалённом воздухе. Лава, замершая в своей яростной круговерти, медленно переливалась всеми цветами пламени, отбрасывая отсветы на покрытые трещинами балки моста, и придавая окружению Морстена непередаваемо адский оттенок.

Владыка раздвигал своим непослушным телом тяжёлый воздух, волоча на себе груз сознаний и душ зверья и людей, которые стремились выжить, и которым он помогал это сделать. Вот первые из них вывалились из тучи забивавшего лёгкие пепла, чтобы упасть, хрипя, к ногам Лаитан и её слуг. Уккун, тряся обгоревшим рогом, рванулся вперёд, таща за собой Ветриса, вцепившегося в упряжь. Медноликая смотрела прямо в глаза десятника, который упал на одно колено перед ней, словно отдавая дань уважения коронованной Светом владычице.

Один из тхади все же сорвался вниз, медленно паря в оранжевой пелене, и Морстен, словно налетев на стену, разорвал с ним контакт. Мост под ногами дрогнул, сотрясся, и Гравейн почувствовал, что словно зависает в воздухе. Оттолкнувшись от рассыпающегося покрытия перехода над рекой пламени, он медленно побежал вперёд, понимая, что, скорее всего, не успеет добраться до спасительного уступа, где заканчивались в тёмном граните балки.

Властелин Севера, досадуя на собственную неловкость, зарычал, вкладывая в свой бег все оставшиеся силы. Они истаивали стремительнее, чем ему хотелось бы.

Лаитан, повинуясь внезапному порыву, наклонилась и помогла подняться тхади, упавшему перед ней. Из пепла посыпались, словно крупные бобы, остальные, включая и уккунов. Животные метались, разбегаясь в стороны, и тхади, только что едва не изжаренные заживо, бросились ловить животных. Другие уккуны, почуяв страх соплеменников, встали на задние ноги, брыкнули копытами передних и задрали морды вверх, угрожающе взревев. А затем все те, кто были в сёдлах, вынуждены были держаться покрепче, так как перепуганные животные бросились прочь, унося на спинах своих наездников. Киоми что-то кричала своей госпоже, пытаясь справиться с уккуном, но Лаитан не слышала. Десятник тоже побежал ловить животных, исчезнув в дымной пелене. Ветрис, продолжавший цепляться за седло, помедлил немного, но все же решил не рисковать своей жизнью, и вскочил в седло в самый последний момент, оставил Лаитан одну. Напоследок он наградил ее долгим презрительным взглядом, очевидно неодобряя порыва помогать подняться на ноги грязному выродку Тьмы. Голова варвара кружилась, а след от болезненного укола некоторое время назад заставил обеспокоиться непривычным ходом мыслей. О том, что он бросил Медноликую, Ветрис даже не думал. Треск ломающегося моста ни с чем было невозможно перепутать. Рядом с Медноликой не осталось никого, только её перепуганный уккун почему-то все ещё топтался неподалёку, переминаясь с ноги на ногу. Зрачки Лаитан стали вертикальными, глаза вспыхнули зеленью, и пепельный морок вокруг будто выцвел, раздвигаясь в новом зрении матери матерей.

Совсем рядом, буквально через десяток шагов, земля начала сползать вниз, обнажая балки моста и корни старых деревьев, уже сгоревших до черных костылей вокруг. Осыпаясь, оседая пластами породы и почвы, поверхность берега реки обнажала кривые болезненные десны скрытого в чреве земляного покрова. Вниз улетели чьи-то древние кости, почти не тронутые тлением и временем. Отдалённый всплеск и уханье подсказали Лаитан, что моста больше нет.

— Морстен! — крикнула она в пепел и газовые облака. Кожу щипало нещадно, глаза слезились, жара стояла такая, что можно было свариться в собственном соку заживо. Ей никто не ответил, и Лаитан, последний раз оглянувшись в ту сторону, куда пропали её спутники, быстрыми короткими шажками пошла к обрыву. Когда земля под ногами начала дрожать так, что она едва не упала, Лаитан опустилась на землю и поползла к обрыву, крикнув ещё раз, пытаясь перекричать ворчание подбирающейся лавы и гул осыпающихся камней: