Всеволод Болдырев - Зарницы смуты

Еще немного отвлечемся от истории. Надеюсь, мне удастся объяснить, насколько важную роль сыграл Валиадо в судьбе Каолита. Хорошую или плохую — судить не возьмусь. Но то, что мир без него был бы иным, бесспорно.

Кое-что, быть может, приукрашу; где-то нарочно совру, но суть событий останется той же.

Пальцы кукловода сжимали прутья чугунной решетки.

Моросящий дождик орошал затянутые утренней дымкой поля, ветер шумел в кронах редких деревьев, мерно скрипели колеса. Изредка повозка застревала в мокрой глине, и тогда воины останавливались, с дружным уханьем вытаскивали ее на более пригодный участок дороги, каковых, к сожалению, встречалось все меньше и меньше — сезон дождей уже вступил в права.

Холодные капли падали на бледное лицо кукловода, стекали по щекам; ветер остужал разгоряченную кожу, принося временное облегчение. Вздохнув, Валиадо отцепился от решетки, лег на пол. От влажной соломы пахло гнилью и мочой.

Кукловод осторожно провел пальцами по полоске красной меди, что охватывала его голову кольцом. Заколдованный замок не оставлял шанса избавиться от нее, а маленькие и острые иглы с внутренней стороны причиняли постоянную боль. Именно так маги решили обезопасить свой разум от проделок кукловода — непрекращающимися муками. В первые дни пленения Валиадо пытался сорвать обруч, но потерял сознание от боли. Новые попытки следовало выбросить из головы сразу. Бесполезно.

Слезы наворачивались на глаза. Он никогда не был хорошим, честным человеком; на жизнь зарабатывал грабежом, прикрываясь, точно щитом, своим редчайшим талантом. Но ведь и отъявленным душегубом или мерзким насильником его не назовешь! Разве заслуживал он такого украшения, как проклятый обруч?

Пальцы вновь нащупали зачарованный замок. Легкое покалывание напомнило о неминуемой расплате за любопытство. На лбу выступили крохотные алые капельки. Валиадо опустил руки и крепко зажмурился.

Собственное бессилие угнетало не меньше плена. Боль не давала собрать мысли, направить их в нужное русло, и здесь можно было только подивиться изощренности магов — они лишил Валиадо единственного оружия. И если раньше, когда его только взяли под стражу, он не собирался причинять вреда своим конвоирам, то теперь с удовольствием отправил бы в Иномирье каждого гвардейца, каждого мага. Раньше ненависть была мало знакома кукловоду, скорее, он смотрел на мир сквозь призму сарказма. Но только не сейчас.

Повозка подскочила на очередном бугре, боль пронзила сдавленную голову. По виску потекла тоненькая багровая дорожка, спустилась на щеку… Кукловод нервно стер кровь рукавом, всхлипнул. Он ждал дня, когда они доберутся до Лей-КванЧи. Дальше терпеть не было сил, и даже смерть казалась избавлением.

На очередном привале его вытащили из повозки и загнали в реку. Маги сняли обруч, правда, тут же заставили выпить кружку терпкой настойки бело-серого цвета. Она одурманивала почище халифатских наркотиков. В воспоминаниях остались лишь обрывки: как бултыхался в холодной реке, смывая дорожную грязь и пот, как получил свежую одежду, как уплетал кашу с жареным мясом, улыбаясь гвардейцам и болтая околесицу.

А дальше и эти обрывки сменились чернотой. Кукловод оказался в плену у изломанной, искаженной реальности мира духов. Странный напиток на время лишил его рассудка, и большую часть дороги Валиадо провалялся на полу фургона, пуская пену изо рта и глядя в темно-коричневый потолок. Что он видел во время болезненного забвения — загадка. Но… последствия транса оказались совершенно неожиданными.

Сейчас можно рассуждать: опрометчиво ли поступили маги, опоив Валиадо зельем? Думаю, что однозначного ответа не существует. Сложно сказать, как повлияло это на дальнейшие события. Известно лишь одно — с тех пор он видел нечто такое, что человеческому взгляду недоступно. Будь ты хоть самым могущественным магом в Каолите…

Пришел он в себя посреди небольшого лагеря, в незнакомом лесу. Какой-то человек в белой сутане плеснул ему водой в лицо, обтер мягкой тканью, что-то проговорил. Валиадо попытался сесть, но завалился на бок. Мир померк, растерял краски. Язык распух и с трудом помещался во рту, жажда иссушила горло, кукловод не мог говорить, только хрипел.

— Ты с ума сошел, Доро'Эш? — кричал кто-то. — А если бы я его не откачал? Ты бы привез в столицу закоченевшее тело грязного кукловода?

— А что такого? — в знакомом, ненавистном голосе мага проступило смущение. — Разве он настолько важен, Риасс?

— У него редкий дар, остолоп ты этакий! — выпалил незнакомец. — Откуда тебе знать, где он обучился управлять им? Боги… да он же может вообще не знать, что у него дар!

— Но куклами-то управлял, — огрызнулся Доро'Эш.

— При чем здесь куклы? Это разукрашенные деревяшки в цветных тряпках! Речь идет о людях, мой дорогой друг.

— Людях… — задумчиво повторил маг. — Я об этом подумал, едва увидел, как куклы слушаются его мыслей. Поэтому на него надели обруч, а потом опоили настойкой.

— Обруч — это страшное дело. Ты ведь и сам его нашивал, правда? — усмехнулся Риасс. — Очень сомнительная радость, наверное.

Немного пришедший в себя кукловод почувствовал, как воздух вокруг него сгущается. Доро'Эш был взбешен:

— Будь ты хоть трижды императорским лекарем, я никому не позволю меня оскорблять! Я — ренегат! И обруч схлопотал только из-за клеветы плененных собратьев. Если еще раз посмеешь намекнуть на мое происхождение… клянусь снегами Фростдрима, Риасс, я вспомню искусство былых лет.

— Успокойся, прошу тебя, — в голосе Риасса появились опасливые нотки. — Моя смерть не принесет тебе облегчения, зато неприятностей — сколько угодно.

Они еще долго разговаривали над неподвижным телом кукловода; тот лежал тихо и внимательно вслушивался в каждое слово. Было решено, что отряд двинется прямиком в Клэйтон Бриж. Валиадо должен предстать перед Трибуналом, чтобы там решилась его судьба.

Как ни увещевал Риасс колдуна-ренегата, тот слушать не стал и поступил по-своему.

Старый целитель лишь грустно смотрел, как безжалостная медная полоса вновь замыкается на затылке кукловода. Тот, в свою очередь, по-собачьи глядел в лицо Риассу. Хотя в душе не надеялся на помощь, но…

И вновь дни потянулись чередом. Мрачные, дождливые, подернутые дымкой постоянной боли и лишений. Валиадо все чаще стал проваливаться в тревожный, прерывистый сон. Он видел смутные тени, далекие страны, где из земли выглядывали черепа и кости. Их было так много, что сердце замирало. Приходили видения еще более странные. О севере, о ледяных пустынях, черных скалах и голубом огне, что горел в их недрах. О свече над морем, которую задула тень. Орды мутантов, разбегающихся по дальним уголкам обжитых земель. Рассыпающийся в прах Легион… радость защитников Бодхардума, их песни и пляски…