Рианнон Томас - Долгих лет царствования

И тогда дворяне зааплодировали, а я отшатнулась, вернулась в своё тело, чувствуя, как сильно дрожать ноги.

Я сделала это. Да, я закончила эту проклятую произошло, не знаю, что сказала, но ведь папа мне улыбался, и Холт шагнул вперёд… Да, я правда сделала это.

Я чувствовала гордость — за то, что это был мой успех, — но мне казалось, что прошло целых два часа энергии на речь, длившуюся от силы три минуты… И мне нужно было выремя — мне нужно было присесть и хоть немного успокоиться. Восстановить силы.

Но вед мы всё ещё не закончили. Сначала мне следует встретить каждого из гостей, пуститься в нескончаемый пляс поклонов и реверансов.

— Это сэр Леонард, Ваше Величество, и его жена Изабелла, 0 представил Холт первую пару. — Они прибыли в столицу из вересковых пустошей на востоке нашей страны.

— О, мы были так убиты горем, когда услышали о случившемся на празднестве! — опускаясь в реверансе, воскликнула леди Изабелла. — Столько хороших людей — пожалуй, это просто кошмарно, находиться здесь и вспоминать, каковы они были, когда мы больше никогда их не увидим… А уж как вам было страшно наблюдать за этим…

— Меня там не было, — промолвила я. — И я не видела ничего.

— О, благодарите Забытых за подобное милосердие, как и мы делаем!

— Я помню вашу мать, Ваше Величество! — промолвила леди Изабелла. — Она освещала своим внутренним солнцем каждую комнату, в которой только находилась, и я была так огорчена, когда узнала о том, что она умерла…

— Спасибо вам, — тихо промолвила я. — Это очень приятно с вашей стороны — помнить мою матушку.

— Ваше Величество, — промолвил сэр Леонард, — когда закончатся похороны, надеюсь, у нас будет время обсудить вопрос налогообложения болот. Там небогатые люди, и я уверен, что вы знаете, насколько тяжёлым и ненужным бременем для них являются высокие налоги короля Йоргена.

— Я с радостью обсужу с вами эти вопросы, — спокойно ответил Холт. — Или, может быть, следует обсудить их с казначеем, отцом Её Величества? Разумеется, только после похорон.

— Я способна обсудить это с вами, — слова сорвались с моего языка прежде, чем меня успели остановить. — Если люди страдают, я должна знать об этом.

Холт посмотрел на меня, и я запнулась.

— Разумеется, мой отец окажет посильную помощь. Но если вы желаете обсудить… — я потеряла свои мысли так же внезапно, как и схватилась за них, но Леонард теперь иначе смотрел на меня, будто бы оценивая.

— О, разумеется, — промолвил он.

Подходило всё больше и больше людей, и каждого я старалась должно поприветствовать. Но я чувствовала себя такой оторванной от всего этого — будто бы действительно не существовало вещи, способной меня к этому миру привязать. Когда я натягивала на губы широкую улыбку, старалась быть дружелюбной и приветливой, казалось, я словно поддразнивала весь мир, слишком радостная для того, чтобы хоронить всех придворных прошлого. А когда я пыталась быть мрачной, то была слишком тиха, холодна и неприветлива — и ничем не примечательная. А когда сквозь всё это прорывались настоящие мысли — только на мгновение я ощущала прилив облегчения, прежде чем осознавала, что всё это не по-королевски, а потом и отталкивала все эти мысли прочь.

Казалось, вскоре всё успокоилось — и вечер потёк так, как должен был. По одну сторону зала была выстроена сцена, и толпа потекла к ней. Там стояло несколько стульев — очевидно, для пожилых дворян, — но самое близкое принадлежало мне. Там не было никаких подлокотников — и значит, мои юбки наконец-то могли поместиться.

Я опустилась на него, благодарная за существование простого стула. Отдышаться не получалось, звуки казались слишком громкими, в ушах звенело, но зато у меня появилась секунда, чтобы восстановить силы — а потом я вновь столкнусь с пугающей неизвестностью.

Артист оказался рассказчиком — и рассказывал о мире из-за моря. Поведал историю, крутя рукоятку и меняя изображение в своей шкатулке, о бедной девице, младшего брата которой поймали на краже хлеба. Она нарядилась мальчишкой и в качестве наказания вместо него отправилась в армию. Случилось это в тёмные дни Эприа, когда всё окутали война и боль, а Забытые бросили мир на произвол судьбы. Но Забытые всё ещё наблюдали за Эприа, показывали свою силу, и они вступились за храбрость и ум этой девочки. Они защищали её, подарили ей власть и дали спасти королевство от разрушения.

Забытых показывали тени, тихий шум ветра, силуэты драконового крыла и элегантные изгибы лебединых шей. Эту историю, как и все при дворе, я прекрасно знала, но рассказчик был просто замечательным, и он превратил даже самые знакомые слова в нечто необыкновенно сказочное и красивое. Все привычные детали стали просто чудом для этой бедной девочки, в которой внутри пылала такая дикая, безмерная храбрость.

Сколько раз я видела это прежде, видела, как художник оживляет тень… Коробочка жужжала, показывая множество рисунков, превращая их в дополнение друг друга, мерцая огнями или шепча что-то для большего эффекта… Но такого я прежде не встречала. Рассказчику свет словно подчинялся, и его история была такая живая…

— Прекрасно, не так ли?

Я подпрыгнула на месте — даже не заметила, как Мадлен Вольф подошла ко мне. Она наклонилась очень близко, и рука с драгоценными камнями покоилась на моём запястье. — Он использует свет так, как будто был там… там, о чём рисует. Удивительно, но он может его и здесь контролировать. Фантастически1

Я кивнула. Она наклонилась чуть ближе, и её ноготки впились в мою кожу.

— Я хотела вас предупредить. Будьте осторожны с моим кузеном…

Что? Я вынудила себя оторвать взгляд от прекрасного представления.

— С вашим кузеном? — ошеломлённо пробормотала я. — Но почему?

— Он хороший человек — действительно хороший, — и желает только добра, но… Но он ослеплён своим горем по старому королю. И мне кажется, что он подозревает, будто бы вы тоже приложили руку к его смерти. Пока у него нет никаких доказательств, вот только он, Фрея, вам не союзник и никогда им не будет. Так что постарайтесь быть с ним более осторожной, вот и всё.

— Почему вы всё это мне говорите?

— Так ведь вы спасли мою жизнь — и заслуживаете знать. Вы куда лучше, чем он может позволить себе считать, — она отошла на шаг назад, сохраняя на губах всё ту же сладкую улыбку. — Это произведение столь талантливо… Надо будет пообщаться с этим артистом после того, как всё закончится…

Она ускользнула, оставив меня одну — просто смотряющую ей вслед. Сердце колотилось. Да, я знала о том, что Стэн подозревал меня, но никогда прежде никто об этом вслух не говорил, чтобы вот так взять и грубо подтвердить мои подозрения. Её поведение было таким странным… неужели она знает больше, чем сказала, понимает, что именно задумал Стэн?