Алексей Фирсов - Красные Башмачки

«Я — шлюха…»

Лиз произносила эти два слова теперь совершенно спокойно, они больше не жгли грудь и не звучали в ушах набатом.

Может это и к лучшему?

У нее своя комната, ее вкусно кормят и врач приходит чтобы осмотреть, каждую неделю. Зато не нужно трудиться, согнув спину на поле или по хозяйству. Раздвигай только ноги!

В воскресенье и по церковным праздникам, по правилам города Неймегена «веселые дома» не принимали клиентов и девочки, одевшись не хуже купеческих дочек в сопровождении Гюнтера или его помощников могли прогуляться по городу. В церковь вход им был строго запрещен. Тем не менее, отец Мартин из монастыря Святой Бригитты каждое воскресенье посещал заведение Гюнтера чтобы проповедовать слово божье шлюхам, исповедовать и отпускать грехи.

«А ведь завтра воскресенье! Ох, как хорошо!»

Лиз отоспится вволю. Потом отец Мартин отпустит ей грехи, накопившиеся за неделю.

В дверь постучали. Лиз удивленно замерла.

Гюнтер в дверь не стучал, а заходил когда хотел.

— Кто вы?

— Я человек ищущий дорогу в рай. Это комната Элизы?

Мужской явно пьяный голос.

«Ишь через губу не переплюнет!»

— Уже звонили к вечере…

— Господин Гюнтер любезно позволил мне вас посетить. Ну, открывай-же, не бойся!

— Так и не закрыто!

«Двенадцатый! Чтоб ты провалился!»

Лиз завернулась в чистую простыню и вышла из-за шторы.

Скрипнула дверь. В щели появился любопытствующий круглый глаз.

— Входите, господин…

Глаз прищурился.

— Любопытный ракурс… перспектива…

В раздражении Лиз сбросила простыню на пол и подбоченилась. Пусть смотрит. Быстрее войдет-быстрее уйдет!

Обладатель глаза немедленно материализовался в комнате.

Среднего роста, плешивый мужичок лет пятидесяти с благостно-изумленным выражением на пьяной морде. Бородка с проседью растрепана. На расстегнутом зеленом камзоле жирные и темные пятна. Ноздри крупного носа хищно раздуваются…

«Накушался и напился. Потянуло к бабам! Хорош, нечего сказать!»

Клиент зажмурил левый глаз и посмотрел на Лиз через дырку в сжатом кулаке правой руки.

— То, что надо!

— Господину помочь раздеться?

Господин махнул свободной рукой, продолжая разглядывать девушку через щель.

Лиз усмехнулась.

— Что вы там увидели, господин?

Пьяненький клиент, наконец, убрал кулак от глаза и по дуге обошел Лиз, разглядывая странно, словно не на голую женщину смотрел, а на статую!

Девушка выпятила грудь. Пусть небольшая, да ладная!

Клиент поморщился. Сел на постель и откинулся на спину, раскинув широко руки раскрытыми ладонями вверх.

Лиз ждала продолжения и дождалась лишь сочные рулады храпа. Она не поверила своим ушам.

«Уснул!!?»

Быстро натянув нижнюю рубашку и юбку, она сунула ножки в растоптанные туфли и быстро спустилась вниз.

Входная дверь заложена брусом. Ставни закрыты. За столом Гюнтер считает деньги, раскладывая столбиками перед собой. Сухие, тонкие губы беззвучно шевелятся.

— Господин Гюнтер…

— Уснул?

— Да. Но…

— Пусть спит до утра.

— А кто он?

— Живописец герцога Умбрийского, из Италики. Епископ переманил к себе. Фрески будет малевать в соборе.

— О-о!

— Будь понежнее с ним, моя птичка, денег у лысого куры не клюют!

Перехватив на кухне у кухарки Магды пару бутербродов и кружку с молоком, Лиз вернулась в свою комнату.

Живописец епископа все также храпел смачно, лежа на спине. Пальцы правой руки еле-еле шевелились, будто чего искали…

Лиз прикорнула рядом, но под храп заснуть не смогла. Пошла к соседке, рыжей Монике.

— Храпит? Вот козел!

— Позволь мне у тебя ночевать. Пожалуйста, миленькая!

— Вот еще! Сейчас мы этого…

— Гюнтер сказал что клиент живописец епископа.

— А хоть и сам епископ!

Лиз перекрестилась.

Моника деловито отправилась в комнату Лиз и сразу приступила к делу-зажала двумя пальцами ноздри клиента.

Важный живописец поперхнулся храпом, зачмокал губами и улегся на правый бок.

— Вот так! Усекла?

— Ага.

— Ложись, спи, Элиза-подлиза!

Закрыв за соседкой дверь, Лиз легла на постель спиной к клиенту, обиженно подумала: «Вовсе не подлиза!»

Сон медленно уходил. Растворялся как ложка меда в бокале чая…

Приснилось что-то хорошее, светлое…

Она пыталась ухватить воспоминание о сне, как мышку за хвостик. Но, сон как мышка, юркнул в норку и не оставил ничего…

Она открыла глаза и замерла.

На расстоянии двух шагов от постели сидел на табурете вчерашний клиент закинув ногу на ногу. На коленях господина квадратный кусок тонкой доски. Левая рука держит доску за край. Правая рука в бесконечном дерганном движении.

Клиент поднял голову. Уже утро пришло. Свет из окна обтекал его голову и Лиз не видела выражения лица.

— Проснулась? А теперь закрой глаза и не двигайся-дай мне закончить.

Лиз закрыла глаза послушно. «Что же он там делает?»

Текли минуты в тишине.

— Господин, мне вскоре потребуется встать…

— Пописать? Еще пару минут терпения, моя красавица.

— Вы рисуете меня?

— Ну ни твой же ночной горшок! Не шевелись!

Лиз тихонько вздохнула.

— Давно ты у Гюнтера?

— Почти два года…

— Дети есть?

— Что вы!

— Ах, да, заклинание бесплодия! На это Гюнтер денег не пожалел, надо полагать. Судя по выговору не местная?

— Наша деревня возле Грюнштадта…

— Ага, беженка! Ну вот, готово!

Лиз открыла глаза. Живописец повернул доску от себя.

На белом шероховатом листе бумаги темно-серые линии сложились в рисунок обнаженной девушки. Безмятежно спящая красавица, длинноногая, с выгнутым дугой бедром и тонкой талией…

— Это я?!

Живописец засмеялся.

— Ты хорошая модель. Я возьму тебя натурщицей. Хочешь?

— А вы не будете со мной…

— Нет, сегодня же воскресенье. Не будем грешить в святой день! — торопливо буркнул живописец.

Он ушел, оставив на табурете золотой дублон.

«Ему не нужна женщина? Он еще не стар… может быть, болен?»

Лиз содрогнулась. Тогда и хорошо что он ее не коснулся!

Воскресенье прошло как обычно. Приятное безделье. Проповедь отца Мартина. Добрые глаза монаха в сетке морщин.

Дублон Лиз спрятала в горшок с геранью на подоконнике. Золото не боится влаги.

Прежде чем спрятать неожиданный дар, девушка изучила монету досконально. В деньгах она уже разбиралась, но золото держала в руках впервые в жизни. С одной стороны монеты гордый профиль императора Иммануила, с другой имперский орел, всклокоченный и злобный.

Лиз вечером сидела у окошка в одной нижней рубашке, поглаживая горшок, хранящий ее сокровище, когда в комнату вошел Гюнтер.

— Одевайся, птичка моя! Мэтр Тоффини прислал за тобой повозку. Поедешь как герцогиня!

Девушка обмерла. Холодок засел под грудью.