Ник Перумов - Эльфийская стража

— Ккуда?! — прошипел Месяц, выпрямляясь. Стрела смотрела прямо в грудь Лемеху. — Лечь! Обоим!

Ариша слепо пошёл на него, взяв наперевес свой сук.

Губы эльфа сложились в презрительную гримасу.

— Нет! — успел выкрикнуть Лемех, но поздно.

— тебя-то я пристрелю с особым удовольствием, предатель, — Месяц надменно склонил голову набок, словно норовя получше прицелиться, и отпустил тетиву.

«Я помогу тебе, — вновь сказала Тёмная Птица. — Борозда глупа, она открыла мне дорогу к тебе. Я помогу. Но и ты должен помочь мне».

Бело-оперённая стрела пронеслась над плечом Ариши. Промахнуться с такого расстояния не смог бы даже мёртвый — или мертвецки пьяный — эльф. Месяц только и успел потрясти головой, в полном недоумении глядя на собственные руки, когда импровизированная дубина Ариши обрушилась на него.

Месяц не был бы Месяцем, эльфом-воином, прошедшим неведомо сколько схваток и вышедшим из них победителем, если б дал уложить себя с одного удара. Он увернулся, гибким неуловимым движением выхватил собственный меч, отбросив подведший лук.

Но теперь он оказался один против двоих, и прежде, чем Перворождённый успел обмануть Аришу ложным замахом, Лемех врезался в него, опрокидывая наземь, подминая под себя; от души приложил топорищем, и эльф затих, дёрнувшись лишь раз.

Слабо тявкнула Найда. Слабо и виновато, мол, прости, хозяин, не смогла.

— Ариша… молодец, — Лемех всё не мог отдышаться.

— Спасибо, батюшка, — сын опустил глаза. — Бежать отсюда надо, бежать скорее. Гриньку возьмём — и ходу!

— У меня кони рядом, — хуторянин наконец смог выпрямиться. — А что ж с… с Гринейто?

— Да что ж? — бесхитростно пожал плечами Ариша. — Угостить пришлось тем же дрыном. А то совсем сбесился, бедолага.

— А… а ты?

— А что я? Я для того и пошёл с ним, батюшка, чтоб приглядывать. Прости, что сразу не сказал, что лицедействовал… что говорил непочтительно. Он поверить должен был. Ну, и потом только и ждал, чтобы момент улучить.

Лемех только и смог, что хлопнуть сына по плечу.

— Последнее дело тут осталось. Оружие у них не забирай, а вот Борозду свяжи. Свяжи и давай ко мне на седло. Она нам щитом послужит, когда из чащи выбираться станем.

— Батюшка, ты уж не серчай на Гриньку-то, он и впрямь не в себе, — жалобно попросил за брата Ариша. — Околдовала она его. И… а почему мы уходим? Почему только Борозду? Надо было б им глотки-то перерезать.

Он закончил буднично, словно речь шла самое большее о том, чтобы забить давно откармливаемого кабанчика.

— Нет, Ариша. — Они ехали по узкой тропе, почти наугад, просто к краю Зачарованного Леса. — Нам отсюда выбраться надо, пусть живут. Они в нашей власти были, все трое — и мы их пощадили. Хорошо б, чтобы поняли — мы крови не хотим, но, если надо, на что хочешь пойдём.

Бледное лицо Борозды, посиневшие веки, закрытые глаза, бессильно мотающиеся руки, спутанные грубой верёвкой. Летит назад тропа, вроде б должна вести к окраине эльфийских владений, и что-то не видать здешних хозяев; как ни торопится Лемех, скоро не получается — и пути не знают. Хорошо ещё, что Найду Ариша на седло взял, кое-как уместились с Гриней.

«Все эльфы сейчас на Ниггуруле, — сказала вдруг Тёмная Птица. — Я помогаю тебе. Там сейчас весело».

— Спасибо… — с невольной растерянностью прошептал Лемех.

«Но ты должен мне помочь, — теперь в низком и полном силы голосе Птицы крылась угроза. — Мне не выбраться, но как только я перестану держать недалёких эльфов на чёрном поле — тебе конец».

— Но ты же… уничтожишь всё…

«Потому что тебе так сказала Борозда? Да, глядя на Ниггурул, трудно не поверить, верно?»

— Никак иначе и не подумаешь.

— Батяня, с кем это ты, батяня?..

Лемех только отмахнулся.

«Выбирай, — холодно сказала Птица. — Или ты помогаешь мне и возвращаешься домой вместе с сыновьями, или эльфы настигают тебя. Я могу ждать ещё очень, очень долго, а вот ты — уже нет».

— Ты же всё сожжёшь! Всё спалишь! Я видел тебя, видел молнии! И пойдёшь ещё дальше, за небо!

«Верно. Пойду за небо. Я оставалась пленницей здесь, в этом мире, слишком долго. Но почему ты так безоглядно веришь Борозде, что я именно намерена сжечь всё и вся?»

— Слово против слова. Ничего больше.

— Батя? Батяня? Про кого это ты?

Лемех только досадливо отмахнулся.

«Слово против слова, именно так; потому что ты просто выбираешь, чему лучше поверить. Ни Борозда, ни я тебя ни в чём не убедят. Потому что это будут просто слова или видения, что у магов — те же слова».

— Кто ты?

«Ты назвал меня Птицей. Пусть будет так».

— Ответь!

«Я пришла сюда давным-давно, на самой заре этого мира. Тот, кто меня породил и послал, ведом населяющим этот мир существам, которых ты зовёшь половинчиками. Вспомни, ты ведь у них бывал».

— Откуда ты знаешь, где я бывал?

Глухой смешок.

«Лемех, Борозда открыла мне дорогу к тебе, твоя память для меня — открытая книга. Я знаю всё, где ты был, я видела всё, что ты видел и что сам давно уже забыл. Но вспомни, вспомни половинчиков, вспомни их камни, украшенные странными для тебя изображениями, вспомни глаз с четырьмя зрачками…»

В горле хуторянина пересохло. Он говорил сейчас с пленённой Птицей, страшной Птицей, существом иного мира, исполненным неописуемой мощи, неведомым путём пленённой и заточённой здесь и мечтающей лишь об одном — свободе. Как ей можно верить? Что для неё слово, данное человеку?

«Ты прав. Ничто. Я видела рождение и смерть миров, я знаю тысячи тысяч наречий. Не я, но создавший меня прозревает самый первый миг, когда сущее явилось и воплотилось. Множество поколений родилось и ушло, а я ждала своего часа под Зачарованным Лесом. Ничего не жажду я больше, чем свободы, но я могу ждать ещё и ещё. А вот ты ждать не можешь».

— Это я уже слышал, скажи, чтобы я поверил!

«Невозможно. Тебя не убедит ничто. Только твоя вера, только твоя собственная вера. Поспеши, хуторянин Лемех. Эльфы уже сообразили, что к чему».

Мертвенно-бледное лицо Борозды. Эльфийка по-прежнему без чувств. Под копыта ложится тропа, освещённая чародейскими светильнями пущи Перворождённых. Сколько ещё до края, сколько до родных мест? Да и то сказать, найдёт ли он там покой? Или придётся бросить всё нажитое, сжечь дом, чтобы не достался супостатам, и на старости лет подаваться куда подальше? Эльфы ведь никогда не смирятся с таким унижением, нечего себя обманывать.

Но что, если Борозда права? кто-то ведь потратил огромные силы, чтобы заточить Птицу, чтобы вырастить Зачарованный Лес, чтобы привести в него самих Перворождённых. И всё это просто так? Забавы ради?

— Кто заточил тебя? За что? Как тебя победили, такую могущественную?

«Ты уверен, что поймёшь? Я стану называть имена и прозвания, что не скажут тебе ничего».