Somber - Fallout Equestria: Project Horizons

— Отчетливо, — ответил он .

— Прямо сейчас я прекрасно понимаю, что ты чувствовал тогда. Надеюсь, я смогу быть такой же убедительной, каким был ты. Прощай, Голденблад, — произнесла Селестия, церемонно склонив голову. Он встал и низко поклонился в ответ. Но когда она исчезла в золотой вспышке, Голденблад не улыбнулся и не усмехнулся. Он сел обратно за стол, выдвинул один из ящиков и достал медную фляжку, вытащил из неё пробку, затем обхватил голову копытами.

Я наблюдала за ним, пока он неподвижно сидел. Затем он пробормотал себе под нос настолько тихо, что я едва расслышала. Однако от его слов у меня кровь застыла в жилах.

— Не заставляй меня убивать тебя, Селестия.

Пару секунд спустя он поднялся и вышел из комнаты. Я висела, пока мое зрение не замерцало и не перезагрузилось. Затем в моем ухе раздался тонкий писк. Я замахала одной конечностью и рухнула со стеллажа, приземлившись прямо на свою кибернетическую задницу.

— Ай! — громко взвыла я, затем поморщилась и потерла круп, прежде чем глянуть на Стигиуса, вымытого и вновь в своей броне.

«Ты норм?» — накарябал он на своей дощечке, затем указал на меня и уставился в пространство.

— Ага. Я. Просто... ай...

Застонав, я поднялась и хорошенько встряхнулась, пытаясь выбросить из головы только что увиденное. Убить Селестию? Разве кто-либо мог это сделать? То есть, зебры могли бы, но им пришлось бы использовать все военные ресурсы, находившиеся в их распоряжении, и даже используя их, они смогли этого добиться, ввергнув весь мир в апокалипсис. Голденблад, может, и был коварным ублюдком, но он не смог бы этого совершить!

Ведь так?

Обнаружение камеры в библиотеке сподвигло меня на поиски остальных, на что мы потратили почти целый час. Оказалось, что в каждой комнате была хотя бы одна, и Стигиус любезно, при этом, отчаянно хлопая крыльями, поднимал меня к месту, откуда я могла увидеть еще больше записей. Хотя, ни одна из них не была такой же мрачной, как виденная мной в библиотеке. Угрожать Принцессе Селестии... это просто... как он - как вообще любой пони - мог думать о таком?

Большинство записей, на самом деле, были не то, что мрачные, но довольно странные и часто скучные. Многие оказались без звука, как например, на кухне, где Флаттершай пыталась приготовить еду для несносного белого кролика. Другая показывала разъяренную Скуталу, беззвучно спорящую и явно кричащую на Голденблада. Не знаю, что он ей ответил, но когда он закончил, она с выражением глубокого ужаса со всех копыт выбежала из комнаты.

В других был звук, но он едва ли имел хоть какое-то значение. Одна из записей показывала Голденблада, рассказывающего о получении в свою коллекцию лунного камня смутно знакомым единорожке и пегасу, похожих настолько, что они, скорее всего, были родственниками. Они поддразнивали его, говоря, что он злоупотребляет полномочиями ради камней. Голденблад улыбнулся и отвечал:

— Камни, — а потом запись заканчивалась, когда он говорил им заботиться о Пинки Пай. Следующая за этой показывала его, жалующегося Хорсу об уродстве Ядра. Желтый пони смеялся насчет того, как функциональность взяла верх над красотой.

Хотя в детской я нашла запись, которую представить себе не могла. Голденблад стоял, прислонившись к пустой кроватке, и рыдал так, будто это у него было в первый и последний раз. Крепко стиснув зубы и зажмурившись, он словно под пытками шипел, захлебываясь слезами.

— Вот ты где, — почтительно произнес странный жеребец. Это был синий единорог, носивший пенсне. Его роскошная грива была серебристо-белого цвета, а на крупе виднелась метка в виде модели атома, рисунки которых я видела в учебниках.

— Прошло три дня.

Голденблад повернулся и покрасневшими глазами глянул на него через плечо.

— Разве мне запрещено скорбеть о потере собственной дочери, Троттенхеймер? — прошипел он.

— Это при условии, если ты признаешь, что она у тебя была, — ответил синий жеребец. — Фор Лиф способна сложить два и два. Не волнуйся, огласки это не получит. МинМира делает все возможное, чтобы защитить Флаттершай. Она хочет встретиться с тобой за ужином. Возражения не принимаются. — Он смотрел, как Голденблад снова прижался головой к кроватке. — Временами я думаю, что ты хочешь покончить с жизнью, взваливая на себя столько тайн. В том не было твоей вины.

Он снова выдал ужасный сдавленный звук. Сперва я подумала, что это от слез, но он запрокинул голову, и я увидела его жуткую ухмылку. По его щекам бежали слезы, пока он хохотал. Глаза Троттенхеймера округлились от шока, а покрытый шрамами жеребец прохрипел:

— В том-то и дело. Это все моя вина...

— Что?

— Во время нашей с Флаттершай близости, — произнес он, сев и уставившись на пустую кроватку. — В порыве страсти... я... выкрикнул имя другой кобылки.

Синий единорог в отвращении скривил губы и нахмурился, затем разочаровано вздохнул.

— Голденблад, ну в конце-то концов?

— Да знаю я. Знаю! — запальчиво прошипел он. — Я до мельчайших подробностей проанализировал эту глупость! Не знаю почему так получилось. Но я сделал это, и... выяснилось, что момент оказался катастрофически неподходящим. Она до ужаса чувствительная... У неё уже были проблемы... стресс... постоянное давление со стороны... она попросту не вынесла всего этого. Она бросила меня... затем шестью часами позже у меня раздается звонок... — Он рассмеялся, но смех быстро превратился в хриплые всхлипывания. — Министерская Кобыла Флаттершай доставлена в Медицинский Центр Флаттершай с подозрением на выкидыш... — Он зарылся лицом в простыни кроватки. — Я не просто потерял возлюбленную, Троттенхеймер. Я убил собственную дочь одним лишь именем!

После мучительно долгой минут Троттенхеймер, наконец, подошел к Голденбладу и неловко похлопал его по плечу.

— Слушай... откуда же тебе было знать... а если бы ты знал, то не поступил бы так. Это просто... просто трагическая случайность, — попытался утешить он рыдающего Голденблада. — Но ты же знаешь, какова обстановка. Мы едва держимся. За последний месяц на Хуффингтон было совершено двенадцать нападений, а если Принцесса Луна передумает и переместит наши исследования в Мэйнхеттен, тогда все станет еще сложнее. Ты нужен нам, Голденблад. Либо помоги, либо отступи. Но только не сиди сложа копыта.

От этих слов покрытый шрамами жеребец, казалось, ожил.

— Ты прав... — прохрипел он, словно испуская последний вздох. — Мне нужно сдержать данные обещания... и ни одно из них не включает жену... или ребенка. — Он снова закрыл глаза. — Назначь на завтра встречу с главами департамента. Нам следует расширить нашу деятельность. Принять как можно более активную роль с целью подавления этого конфликта верными способами за приемлемое время. — Он прижался лбом к бортику кроватки. — Вот... вот что нам нужно делать. А сейчас... прошу, дай мне еще одну ночь, чтобы проститься с Виспер.