Андрей Голышков - Карта Саммона са Роха

Левиора учили многому, но не всему. Он остановил кровотечение и заживил чудовищные раны Кинка, но крови осталось слишком мало, и восполнить её Левиор не мог. Оставалось только ждать и надеяться на чудо.

Надежды не сбылись — чуда не случилось.

— Не корите себя, градд Дигавиар, — мягко сказал ему тогда брат Буго, — вы не могли помочь мальчику. Он потерял слишком много крови.

— Я должен был его спасти, — прошептал Левиор, опускаясь на землю рядом с телом Кинка.

— К сожалению, такое случается.

Это были последние слова Белого, он развернулся и ушел, ни с кем не попрощавшись…

Ветер растрепал волосы Левиора, когда он шагнул к пропасти…

…Был бы там кто-то ещё, он увидел как молодой мужчина с мальчиком на руках и феа встали у края обрыва, и как мужчина шагнул прямо в воздух и, сделав два полных шага в пустоте, остановился, вытянул руки и отпустил мальчика. И как тот, оседлав, невесть откуда взявшуюся диковинную белую птицу, взмыл в небо, в бесконечную его синеву, навстречу абсолютному безмолвию…

Левиор зачарованно смотрел, как летит Кинк, как резвится, в безудержном порыве его оран, делая разворот за разворотом, как скользит, раскинув крылья по глади темнеющего неба.

— Ты всегда хотел научиться летать, мой мальчик, — прошептал Левиор. — Прости, я не смог тебя уберечь. Тихраб те ит алоихо даис — теперь небо твой дом.

Кинк слился с вечностью, стал её неотъемлемой частью, парил навстречу зарождающимся звёздам, наслаждаясь долгожданным покоем.

Левиор не знал, как долго сможет поддерживать эту иллюзию, с безысходной ясностью осознавая, что должно быть совсем не долго — он экриал и пусть в его распоряжении всё Уино мира, но и оно когда-то закончится… всё когда-нибудь заканчивается… Нет в мире ничего вечного…

На улице моросил дождь, двенадцатый день кряду.

Совсем не заурядное явление для ногиольской весны, однако Раффи уверял всех, что на его веку такое уже было, и не единожды.

— Двенадцать лет назад, — предавался он воспоминаниям, — как сейчас помню, залило всё. Даже уровень в канале на ладонь поднялся и площадь Трёх Мостов притопило тоже.

Маан хмурился — как бы там ни было, а день, когда они смотрели «Ксамарка и Фижу», был последним ясным днём.

Узкие кривые переулки, словно ручейки, вливались в широкую, тянувшуюся через весь город улицу, напрямую выходящую к Западным воротам. Сверкнула молния, из переулка в разные стороны прыснули испуганные крысы, разом завыли собаки.

Сона прибавила шагу. Следом за ней бойко рысил Раффи, сзади, как и положено знатным граддам, степенно, не обращая внимания на потоки воды с неба, ковыляли Маан с Коввилом.

Прохожих на улице было совсем мало, те, что попадались им по дороге, спешили побыстрее управиться с делами и поскорее вернуться домой, к тёплому очагу. Мимо проехал верховой патруль из трёх вооруженных копьями Чернополосых и одного злобно зарычавшего в их сторону рэктифа. Старший лишь мельком из-под глухого капюшона взглянул на бодро шлёпающую по лужам компанию, остальные не удостоили их даже взглядом.

— Мы в Ручейки идём? — спросил Сону Маан.

— Да.

— Ручейки у нас теперь везде, — сквозь капли с капюшона пробурчал Раффи.

— Не думал, что вход находится в черте города, — сказал Коввил.

— Вейзо будет ждать нас около «Короны и Сокола», — обошлась без лишних объяснений феаса. — Там и вход.

Их обогнали два онталара с лестницей: фонарщики спешили осветить погружающиеся во мрак улицы.

«Это вам не Хрящи с Костяшками, — удовлетворённо отметил Маан, лихо перескочив через сизую, пузырящуюся каплями лужу. — Тучка небо затянула — а уже фонари зажигают. Прав был Коввил — хороший Таррат город».

Привык.

Не доходя до вышеозначенного трактира шагов с полста, Раффи свернул к каналу, где его поджидала небольшая лодка-плоскодонка.

— Всё привез? — спросил он у скучающего под кожаным тентом на шестах человека.

— Всё, что ты сказал.

— Чернополосые у моста Аравы не проверяли?

— Нет, — бросил лодочник.

Раффи откинул холстину, оголяя блеснувшее в свете уличного светильника лезвие четвертной секиры. — Угу, — задумчиво поскрёб тиуированный висок. — Значит так. Пока меня не будет, остаёшься за старшего, и гляди, чтобы всё в порядке было. — Он взял секиру, снял ножны — кожа, дерево, немного металла, внутри ручка, — надел на руку — накулачный щиток. Осмотрел всё с пристрастием — порядок. — Тут всё, что надо, градды. Хватаем, не стесняемся, и топаем отсель, пока Чернополосые не нагрянули.

Он сунул растерявшемуся Коввилу туго набитую суму и фонарь из железа и мутного стекла. Маану протянул тугую скатку из шерстяных одеял. Сам взял мешок, ещё один фонарь, секиру, кирку и два рап-саха-близнеца в простых, окованных ситиром кожаных ножнах.

— За это не беспокойтесь. Я в «Корону» не пойду, на улице вас ждать буду, — ответил он на незаданный вопрос Маана. — Можете на меня для верности иллюзию, вон как на пеерок, накинуть, — он погрозил на прощание лодочнику кулаком и, подбросив задом тяжёлый мешок, направился в сторону «Короны и Сокола».

— Как на пееро, не получится, разве что в черепашку тебя обернуть, — озорно блеснул глазами Маан.

— Да мне всё едино в кого, хоть в лепёшку коровью, главное, чтоб внимания лишнего не привлекать, — не поддался на шутку Раффи. — И не сидите в «Короне» долго, а то околеет черепашка. Воды видите сколько, и вся, как назло, за шиворот норовит…

Сона остановилась, подождала, когда Раффи поравняется с ней и, привстав на цыпочки, чмокнула его в мокрый бородавчатый нос.

— Нам не в саму «Корону», черепашка моя. И ждать никого не надо. Сразу вместе и пойдём.

За дверью было черным-черно. Маан (он шёл последним) сделал шаг и уткнулся в костлявую спину Коввила. Тот в свою очередь налёг грудью на заплечный мешок Раффи.

— Осторожнее, — зашипел феа. — У меня кирка и секира. Хотите, чтобы я пузяку себе располосовал?..

— Тс-с-с! — Сона уже стучала в следующую дверь. — Это мы, Вейз, — вполголоса сказала она.

Послышался скрежет засова. Дверь открылась, но света от этого не прибавилось. В шею Маану приободряюще ткнулся влажный нос Раву.

— Осторожно, тут лестница, — предупредил незнакомый мужской голос. — Справа поручень.

Маан дождался своей очереди и, нащупав ногой ступеньку, стал спускаться. Скоро лестница кончилась. И только теперь появился свет. Перед ними стоял онталар с лампой в руке. Он был высок и некрасив: большой шрам делил его нос и рябую щёку на две половинки, правого глаза не было — пустую глазницу прикрывала кожаная полоска.