Андрей Голышков - Карта Саммона са Роха

— Да, — подтвердил свои слова седовласый. — Викариш — карх. — Он улыбнулся, как понял Левиор — осознавая, что имеет полную власть над ним, и при желании сможет сотворить всё, что заблагорассудится. А главное, почувствовав или прочтя в его голове, что и он, теперь, тоже знает об этом. Вопросы отпали сами собой.

Седовласый долго молчал, не сводя с Левиора глаз, так и не стерев с лица довольную полуулыбку.

— Не надо бояться Викариша, — наконец произнёс он успокаивающим тоном, — он не причинит тебе зла. Это часть договора. Викариш больше не питается тьмой, такова цена, которую он платит.

Несмотря на то, что седовласый назвался кархом, он не производил впечатление тёмного существа.

Белка, всё время их беседы восседавшая у него на голове, запустила лапки в белую шевелюру (там, где должно быть ухо) и выудила два орешка. Скакнула на навершие посоха, с него на ближайшую ветку. Там и осталась — села и принялась за трапезу.

«Он знает, что я не сулойам. И знает что экриал! — С Левиором случилось то, что совсем недавно казалось немыслимым — он запаниковал. — Девять Великих, старик узнает всё, о чём я подумаю!»

— Зачем я здесь? — спросил он, чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей.

— Викариш видит, что тебе тяжело здесь находится. В чем причина?

— Он ошибается, — соврал Левиор, возликовав внутренне, — нащупал в воздухе слабый отголосок уиновой нити и осторожно потянул её на себя.

— Как скажешь, но Викариш все равно будет краток. У него есть одна просьба, — сказал седовласый, не обращая никакого внимания на внутренние потуги Левиора, которые, несомненно, почувствовал. — Она же предупреждение.

— Чего он хочет?

— Викариш говорит, что тебе ни в коем случае нельзя заходить в пустоши… чтобы ни произошло.

— Почему? — затаил дыхание Левиор. Уиновая нить становилась всё толще и толще, уверенность росла. Он уже не чувствовал себя таким беззащитным как несколько минут назад.

— Ты несёшь в пустоши смерть.

Это прозвучало как полный бред.

— Я? «Вот так новость. Почему я? В мыслях ничего такого не было. Да и как можно принести смерть туда, где и так нет жизни?»

— Викариш не знает, — ответил на невысказанные вопросы седовласый. — Но он уверен в том, что это так. Ему многое дано предвидеть, не забывай — он карх и живёт в двух мирах сразу… он знает многое, но не всё… Викариш любит это место, он долго жил здесь. Жаль будет если его не станет. То, что хотят сделать твоими руками ужасно. Викариш может предотвратить это, лишь отговорив тебя идти в пустоши.

«Или убив!»

— Нет. К сожалению Викариш не может тебя убить.

«Откровенно! Пожалуй, даже слишком. Я должен выбрать?»

— Он не может причинить тебе зла, пока вы находитесь в Беличьем бору, — глаза седовласого были мрачны, но не враждебны, — и не сможет, даже когда ты покинешь это благословенное место.

«Так вот где причина, — догадался Левиор, — он не тронет меня в этом лесу, а другого и не дано: «Беличий бор везде, но всегда там, где Викариш. Уйдёт он, бор уйдёт за ним». Как только он приблизится, бор снова окажется вокруг него. Это замкнутый круг. Но мне это на руку».

— Именно так.

Левиор невольно опустил веки — канал был воссоздан — Уино от его Зеркал: Салины и Бларка снова наполняло его.

— Я не собирался идти через пустоши, — уверенно сказал он.

— На всякий случай скажу, чтобы ты не передумал: в пустошах однорукого мальчика поджидает смерть. Я не знаю, кто он, но чувствую, что это важно и остановит тебя.

— Что? Но откуда… Расскажи мне, что ты видел?

Старик приподнял лохматую бровь, но ничего не ответил, его глаза не выражали эмоций, застыли словно стеклянные. Вместо этого он развернулся и пошел в лес, жестко вонзая в землю свой узловатый посох.

— Не ходи в пустоши, — бросил он через плечо, — не гневи Первых, не испытывай их терпение, и все будут живы.

Левиор стаял как завороженный и наблюдал за белками и уходящим старцем, за закатившимся за облака Лайсом и тающим в тумане Беличьим бором, которых не могло быть здесь…

Сарбах обвел помещение широким жестом радушного хозяина, представляющего гостям свои владения.

— Милости просим, градд. Желаете отдохнуть?

— Мне нужен один человек… друг. Глархрад из «Белого кашалота» сказал, что его можно здесь найти.

Сарбах кивнул и жестом предложил Вейзо идти за ним. Имени не спросил, оно здесь никого не интересовало, — гость или назывался сам или оставался инкогнито. То, что за гостя поручились, было достаточным основанием, чтобы его впустили, но не более того, остальное нужно решать с помощью золота. Так Вейзо и поступил.

— Он может не узнать вас, — сказал сарбах, пряча монеты в карман, — люди приходят к нам чтобы забыть а не для того чтобы вспоминать.

Тут у Вейзо не имелось сомнений — он знал куда пришел, люди не выходили из подобных заведений по нескольку недель, а иногда и не выходили вовсе — их выносили, прямиком на погост. То, что Рене Орех жив можно было считать удачей, если посчастливится — тот узнает его и, возможно, что-то расскажет.

Они подошли к обшарпанной двери. За ней открывался мрачный закопченный коридор, который вел к кельям с низкими потолками, толстый слой плесени покрывал стены. В тусклом свете светильников Вейзо видел только грязь и убожество: грубо сколоченные нары с соломенными тюфяками, скрюченных людей с мертвенно-белыми лицами; некоторые кельи были занавешены тканью. Жалкого вида обиталище — пахло затхлостью и запустением.

— Ваш друг здесь, — сказал сарбах, остановившись у шкафа, на полках которого с лёгкостью уживались глиняная посуда, кучки грязной одежды, стопки простыней и полотенец.

Засунув руку под кипу простыней, весьма сомнительной чистоты, он что-то провернул — раздался металлический щелчок, и часть стены со шкафом отъехала в сторону. Серый туман и характерные запахи окутали Вейзо, он задержал дыхание и инстинктивно прикрыл лицо ладонью — странный жест для посетителя обители грёз.

По ту сторону стены обнаружилась деревянная лестница, которая через пару пролётов закончилась большим, роскошно обставленным помещением без окон: тусклые светильники, обитые, оливкового цвета материей стены, дюжина невысоких скамеек на толстых, резных ножках, в виде тигровых лап. Несколько отполированных до блеска столов; в центре каждого изящная курильница в виде ствола дерева, с трубками-змеями, свисающими с ветвей.

Запах наполнявший комнату был хорошо знаком Вейзо (вряд ли он смог спутать его с чем бы то ни было), это был запах чуб-чуба. Старик, несомненно, находился в беспамятстве, он сидел к нему вполоборота — живой скелет с редкими клочками седых волос и дымными омутами впалых глазниц. С губ его, кроме невнятных стонов, то и дело срывались обрывки фраз, больше походивших на бред: