Михаил Белов - Царица воинов (СИ)

- Что ты чувствовала? - вырвалось у девушки.

- Опустошение. У меня болело сердце, любимая, острую боль я чувствовала пять дней, будто демон колол меня ножом, и было тяжело дышать, но потом на очень долгое время была только пустота. Эту пустоту я заполнила яростью, что текла как горячий поток, и в ярости я находила удовольствие, распаляла себя всё сильнее... Я теперь знала, что от судьбы своей мне не сбежать.

- Ты веришь в проклятье?

- Это не моё проклятие, - покачала головой Зена, - это наследие. Такова уж моя природа, и с этим мне ничего не поделать. Отец мой пришёл из тьмы или долго пробыл в подземной тьме, его кровь сильна, и даёт детям немалое могущество, но она несёт и тяжёлый груз - его потомство похоже на листья деревьев, что лишь раз живут и гибнут, не оставляя по себе никакого следа на земле.

- И у тебя больше не будет детей?

- Нет, не будет.

- Никогда? - почему-то переспросила девушка.

- Никогда...

Зена делала первые осторожные шаги и сидела подолгу на ласковом солнце, рука её ещё не полностью восстановилась, и ей было тяжело сжимать пальцы, однако она упорно упражнялась. Свежие шрамы выглядели на ней как алые письмена поверх тёмного узора татуировки. Наедине Габриэль часто разминала её, смазывала раны местными бальзамами, что приносили кельты, и они говорили о сокровенном. За эти дни они открыли друг другу больше, чем за всё прошедшее время.

- А что случилось с этим Барайасом? Ты, вроде, как жена ему была, - спросила однажды девушка, что много думала о словах воительницы, грезила степью ночами.

- Да, я могла бы называть его мужем, - согласилась женщина, глядя на тлеющий вечер, что разгорался вокруг. - Мы были вместе много лет. Пожалуй, ни одного другого мужчину я не знала так хорошо.

- Вы покинули степь вместе?

- Мы служили одному вождю. В первый год, как мы попали в Сарматию, нам приходилось много сражаться со степняками, и я и Барайас были ранены стрелами, смазанными ядом. Мы были сильны и выжили, но сильно ослабли, носясь как призраки по степи. Однажды нашему отряду довелось биться с племенем диких меотов, их было много, и слабость не позволила нам вырваться. Сброшенные с коней, мы встали спиной к спине, они бросали на нас арканы, а мы рубили мечами верёвки, но шансов не было. В это время и появился со своими людьми Медосакк, он враждовал с меотами и обрушился на них, скоро кольцо вокруг нас распалось. Он спас нас, и мы поклялись, что будем служить ему семь лет.

- Ты обрекла себя долго не видеть родную землю, - сказала девушка.

- Тогда тоска по дому была ещё не так сильна. Я стала гонять коней, как там было принято, часть табуна купила за бывшие у меня шёлк и золото, другую угнала у врагов. Военные набеги были столь же важным для нас занятием, мы ходили на скифов и меотов, врывались иногда на земли эллинских городов Таврики, совершали дальние походы на фракийцев, бастарнов и гетов. Я скоро заметила, что среди сарматов немало вооружённых женщин, а раньше, как говорили, их было и ещё больше. Они признали меня лучшей среди них, человеком демонической природы, ибо всегда остро чувствовали мир богов, ещё не утратили этой связи, почти не встречающейся среди нашего народа. Воинственные девы и женщины объединялись вокруг меня, и мы стали совершать набеги единым отрядом человек в сто, словно мифические амазонки. Именно тогда на теле моём появились эти письмена, ибо сарматский жрец верно угадал мою суть...

- Что они значат? - спросила Габриэль, разглядывая узоры на плече и боку любимой.

- Дракон и змеи - это знак моего отца и моей собственной природы, леопарды, как они верят, должны дать мне силу и ловкость, олень - выносливость, волк же будет хранить меня от злых сил, ибо он посвящён богу.

- Они хранят тебя, - кивнула девушка. - И что было потом?

- Мой сын погиб, и краски мира угасли для меня... Мы продолжали служить Медосакку, могучему человеку, ему было лет пятьдесят, и казалось, что он может долго ещё править своим родом. Однако он был убит на пиру у скифов, они отсекли ему голову и сделали из неё хорошую чашу. Сын его заявил, что оставшееся время мы должны служить ему, но был он человеком худым, и в душе моей сразу созрело желание расторгнуть договор. Главное же было в том, что меня потянуло домой, после гибели сына лишь вид родных краёв оставался светлым воспоминанием для меня.

Барайас также решил, что делать в степи более нечего, ему хотелось попытать счастья во Фракии или Македонии, он грезил даже путешествием в Рим... Итак, мы легко договорились о своих действиях, наши воины же подчинялись нам всецело. Я хорошо помню тот день, новый вождь повёл войско в набег, он осматривал выстроившихся всадников. Когда он приблизился, я и Барайас рванулись на него, вонзили в грудь лёгкие копья, потом выхватили мечи и рассекли на части. Сарматы стояли в оцепенении, и мы спокойно уехали, забрав с собой верных людей. Потом наши пути разошлись - я отправилась воевать к Митридату, Барайас же вернулся во Фракию, где нашёл себе крепость, тихое местечко для жизни...

- Потом вы вновь встретились, - продолжила сама Габриэль. - Как он погиб? Ты же была там, насколько я помню.

- Я рассказывала уже, что привела римлян под стены его крепости, хотя мы уничтожили когорту, он не простил меня и готов был убить при встрече. Он уверился в последние годы, что я была его злым демоном, и многие несчастия в его жизни были из-за меня... что я виновна в гибели сына... его сына. Он очень любил Брасида, я это видела. В те дни я жила войной и, если он хотел быть моим врагом, готова была поступить с ним как с врагом.

Он искал меня, когда узнал, что Коринф мой пал, а сама я вынуждена бежать. Мы встретились на узкой дороге в горах, со мной было человек сто пятьдесят, с ним более двух сотен. Я шла первой, ещё не видела их, идущих навстречу, из-за крутого поворота, но внезапно почувствовала, как это бывает со мной, что впереди опасность. Подчиняясь чувству, я выхватила шакру и приготовилась убить любого, кто появится впереди. Барайас ехал первым, он возник передо мной шагах в тридцати, в глазах его застыло удивление, я же, не думая о жалости в себе, метнула изо всех сил. Диск перебил ему горло и, пролетев дальше, вонзился в дерево, он сполз с коня, хлынула кровь... люди, что были с ним, бежали в ужасе, будто увидели бога мёртвых.

Так всё и кончилось. Я убила Темена, Барайаса, отца моего единственного сына. Теперь мне горько вспоминать об этом, ибо спустя время я понимаю, каким он был сильным и достойным мужем... он хотел иметь семью и жить без тревог. В те дни я была полна яростью, и смерть его не заставила меня содрогнуться.

- Ты много страдала, - вырвалось у девушки.

- Нет, скажи иначе. Я сделала много зла, и оно теперь тяготит меня. Это словно я плыву по тёмным водам, и груз прошлого тянет меня на дно, дышать тяжело, когда волны накатывают...