Михаил Белов - Царица воинов (СИ)

Зена велела соорудить костёр, что было сделано ко второй половине дня, наблюдать за действом собралось несколько тысяч человек. Языка свевов женщины не знали, поэтому делали всё молча, отчего сердце щемило ещё острее. Приближался вечер, холм был обнажён, неся на себе лишь башнеобразное сооружение из веток, но высокие дубы обступали его со всех сторон, и лес уже потемнел. Воительница подняла факел, тысячи глаз обжигали её, она сказала коротко:

- Прощай дитя из Долонии. Мне жаль о том, что я сделала, но смерть твоя была славной.

- Прощай, - добавила Габриэль, что стояла ниже.

Зена бросила огонь в основание, и пламя медленно поползло, в оглушающей тишине всё чаще происходили взрывы трещавших ветвей, потом зверь загудел, в момент наивысшей мощи ревя как ураган. Все молча наблюдали час за часом, ночь была уже в расцвете, когда жар спал, свевы смогли приблизиться и собрать кости в сосуд. Это было необычно для них, но они выполнили волю Зены, понимая, что светловолосая дочь божества жила по законам далёкой земли. Воительница согласилась оставить урну на этом берегу Рена, и на следующий день в священном месте был насыпан курган, навсегда скрыв её в себе, стянув цепями мятежную душу Каллисто.

Позже, когда они вернулись, Габриэль не могла отвлечься от мыслей об этой их войне. Она думала о причудливости путей Зены и Каллисто, что переплелись столь плотно, о прощении и мести. Помимо этого, ещё одна мысль её томила, и вечером, перед отходом ко сну, она затеяла разговор.

- Когда ты лежала, я много думала об одной вещи, - сказала девушка, когда они уже устроились под плащом. - Что случилось с тобой в тот день? В день, когда ты стала иной. Мне сложно даже представить, как это может быть.

- А что ты слышала? - спросила Зена.

- Да, почти ничего. Сама ты молчишь об этом. Другие же рассказывали какую-то небылицу, будто тебя ударило молнией. Говорят, эти рассказы идут от жителей Калидона или из акарнанской земли.

- Я не говорю об этом более всего потому, что мне самой сложно объяснить. Однако тебе я могу открыться. Прости, что не сделала этого раньше, ведь мы уже давно вместе, и ты давно заслужила полного моего доверия.

- Просто расскажи...

- У меня было чувство, что круг замкнулся. Я потеряла связь с родным городом, где у меня не было ни дома, ни гражданства, совершила путешествие и вернулась, так и не обретя богатств Востока, испытала немало горя, потеряла сына, убила отца его, видела крушение царства Диониса... Всякая надежда на победу над Римом ушла, я не могла освободить собственной земли, ни одного города, и мой Коринф пал. Однако я продолжала прокладывать себе путь мечом, не веря уже в успех, я заставляла лишь своей волей людей идти против римлян, карала их за отступничество. Так было и с Долонией... Только смерть витала вокруг меня.

Именно в таком состоянии оказалась я в Иллирии года три назад. Отряд мой был человек около ста, мы бежали из Акарнании, где за нами охотилась целая армия наёмников, собранная римскими торговыми семьями. Мы скитались по горам, и как-то утром набрели на небольшое поселение, воинственные иллирийцы не дали нам продовольствия, начался бой, который перерос в бойню. Ожесточённая, я велела перебить всех и сама убивала, вся была покрыта кровью. И, вот, мы бросились верхом преследовать бежавших в рощу, на дороге я увидела стоявшую в неподвижности девочку и замахнулась на неё мечом. Я бы убила её, ибо тьма застилала мне глаза, но этого не случилось. Внезапно свет ослепил меня, и мощный удар чего-то неведомого сбросил с коня, позднее некоторые из бывших там говорили, что это был словно столп света.

В этом огне мне явилось видение. В один миг передо мной пронеслось множество картин, я видела, как из хаоса появлялся мир, и боги сражались с чудовищами, как тьма изгонялась, чтобы утвердить свет. Видела, как рождался мой отец, чёрной массой ворочаясь в огнедышащей земле, видела её отца, той, что убила, светоносного бога, что поражал дракона стрелой. Деяния героев прошли передо мной - Геракла и Тесея, Персея и Беллерофонта, словно и я должна была продолжить их череду. Потом же я увидела себя дома, стоящей на стене Амфиполя, и голос тяжёлый, всепоглощающий произнёс: "вспомни о своём предназначении". Так я пришла в себя...

- Что это был за голос? - спросила девушка.

- Голос царя, того, что над всеми, - прошептала Зена. - Так я думаю и уверена, что большего мне знать не дано. Я поднялась с земли уже другой, ибо поняла, что предназначение моё в том, чтобы защищать свой народ. Делать то, что делали и они, былые герои, помогать людям, городам. Не грезить мечтами о власти и освобождении всей Эллады, но ценить малые дела, словно перетаскивать камень за камнем, так, ведь, и получается стена.

- Это верно, - кивнула Габриэль.

- Немало мы уже с тобой сделали и, надеюсь, сделаем ещё больше. Скоро вернёмся домой, и там будут новые дни, новые испытания...

- Дивлюсь я, глядя на тебя, - улыбнулась девушка. - Вот уж, не могла и подумать, что доведётся мне с настоящим героем быть рядом. Интересно, ты могла бы одолеть Геракла? Ну, хотя бы Ахиллеса или Гектора?

- Тебя точно могу...

- А что мать не замечала божественной природы в тебе? Да и другие, когда ты росла, должны были что-то увидеть.

- Знаешь, мать назвала меня Меланфо, ибо все люди в нашем квартале шептались, будто рождение моё было делом тёмным. Эти разговоры начались, когда она была ещё на сносях, говорили, что в ночь моего зачатия дом Селены обвивал огромный змей, и это было явно не к добру. Родилась я также ночью, и тогда вокруг города многие замечали какие-то видения. Одни будто бы видели тысячи костров в предгорьях, словно огромная вражеская армия вернулась на землю Эллады, слышали голоса и звон оружия, другие замечали в ночном небе очертания воинов, однако к утру всё это исчезло как туман. Я понимаю, конечно, что мать слышала всё это каждый день, но она могла бы дать мне другое имя... Так она словно хотела сказать, что я с самого начала для неё такая тёмная, непонятная... может быть, даже чужая.

- Она знала о твоём отце? Ну, что он не был обычным человеком?

- Мы никогда не говорили с ней об этом. В детстве я думала, что она знала, просто об этом запрещено говорить, ибо это некая тайна, потом же я потеряла такую уверенность. Возможно, она догадывалась о том, что приходивший к ней ночью муж, будто бы на день вернувшийся из похода, не человек вовсе, но я не знаю... Так или иначе, но мы с ней всегда были в каком-то отчуждении. В семнадцать она выгнала меня из дома, и больше никогда мы с ней не виделись.

- Она выгнала тебя из-за войны? Ты что-то говорила об этом раньше, - девушка взяла любимую за руку, помня, что нужно постоянно разминать пальцы.

- Да, можно сказать, что из-за войны. У меня был старший брат Лисимах, любимец матери, ибо родился от известного ей мужчины и не нёс в себе никакой тьмы. Именного его и похитила война, и, как считала Селена, по моей вине. Дело в том, что, когда мне было шестнадцать, на нас вновь налетели дарданы, одно из фракийских племён, как ты знаешь. Вообще, когда я была ещё совсем ребёнком, великие волны варваров захлёстывали Македонию, поощряемые войной Митридата, но и спустя десятилетия отдельные набеги ещё случались. Сам Амфиполь с крепкими стенами они затронуть не могли, но хищничали в округе и разоряли сельские поселения.