Нина Скипа - Стражи границы

— Ты куда это направляешься, Данушка? И почему в таком виде?

Миндон уныло пожал плечами.

— Господин Всеволод предложил мне высадится. Или здесь, или в Рангуне. Я лучше здесь…

— Но что ты на себя надел?

— Нормальная одежда. Вы мне сами ее купили.

— Миндон! — окликнул кок, — сходи за свежей зеленью.

— Простите, господин Ратмир, господин Всеволод выставил меня, так что я ухожу.

— Куда? — спросил Ратмир.

Миндон снова пожал плечами.

— На берег. А дальше по берегу.

— Куда? — переспросил я.

— Мне, в сущности, некуда идти, господин Яромир. Простите.

Я оглядел Миндона. Мда, Данушка с Севушкой сыграли в испорченный телефон. Сева хотел как поделикатнее, а получилось наоборот. И Миндон решил, что полковник попросту вежливо вышвырнул его за борт.

— Вот что, Данушка, пошли-ка со мной.

— Я лучше пойду, господин Яромир.

— Куда? — вмешался кок. — Да еще и без обеда!

— Спасибо, господин Ратмир, но, честное слово, кусок в горло не полезет.

Я решительно ухватил Миндона за руку.

— Ну-ка идем. Иди, иди. И учти, пока ты на корабле, ты в моей юрисдикции, что бы кто тебе не говорил.

Миндон неохотно пошел за мной. Я заглянул в кают-компанию и никого там не увидел. Тогда я пошел в каюту Всеволода. Честно говоря, я злился на него так, что с трудом сдержался, чтобы не сказать ему официальным тоном «господин полковник». Но сказать такое Севушке, это значит кровно оскорбить его. И ведь Севушка не из тех, кто смолчит. Он не Лучезар. Скажет мне в ответ «ваше величество». И что мне потом делать? Говорить ему «вы» до самого Китая?

— Севушка, ты мне не можешь объяснить, какого черта все это значит? Зачем ты выкинул Миндона с корабля?

— Выкинул? — удивился Всеволод. Он перевел взгляд на Миндона и побелел. — Что все это значит, Миндон?

— Но вы же предложили мне уйти.

— Я спросил тебя о дальнейших планах. Мы сегодня же уезжаем из Ауклака и покинем Бирму разве что после короткой остановки в Рангуне. Чтобы подкупить свежей зелени. Хочешь — оставайся с нами, хочешь — иди своей дорогой. Так как, Данушка?

Миндон вздохнул.

— Мне некуда идти, господин Всеволод.

— Так куда ж ты шел?

— Сошел бы на берег, как вы велели, а там пошел бы по берегу вслед за вашим «Переплутом». Я же говорил, что в мое послушание входит служить тому человеку, с которым я столкнусь при выходе из храма.

— Мне кажется, что ты будешь служить мне гораздо лучше, оставаясь на корабле, — проворчал Всеволод.

Я сел на кровать. Каютка Всеволода была всего четыре квадратных метра и переизбытком мебели не страдала.

— Удовлетвори мое любопытство, Данушка. Зачем ты подался в послушники?

Миндон смущенно улыбнулся.

— Знаете, господин Яромир, это от отчаяния. Мне все не везло, за что бы я ни брался. Под конец я стал писать белые стихи. И знаете, это у меня получалось! Но издатели не хотели их брать. И тогда я решил пойти в монастырь и достичь совершенства. Стать Буддой.

— Надеялся, что если ты обретешь бессмертие, то тогда сумеешь дождаться выхода своих стихов? Не в этом тысячелетии, так в следующем? Не за качество, так за древность?

Миндон рассмеялся. Кажется, он воспринял мой комментарий спокойно.

— Прочитай мне что-нибудь из того, что написал, Данушка, — попросил я.

— Итак, вначале было Слово, — начал Миндон. — Многие спорят какое же это было слово? Одни говорят Созидание, другие — Мир, однако никто не сказал, как же прозвучало это слово там, где ничего нет, в пустоте.

Так что же, вначале был Бог? В начале Начал? Но было ли вообще это Начало?

Нет, все-таки, вначале был Сон и была Мысль. И это была не мысль Созидания, а Фантазия Того, Кому некуда спешить. Фантазия Того, Кому было страшно тоскливо ощущать одну Пустоту, абсолютную Пустоту и ничего кроме этой всеобъемлющей Пустоты.

Был Сон, и была Мысль. И эта Мысль постепенно стала изменять этот вечный Сон, и Сон стал Созиданием. А мысль, меняя Сон, изменяла Созидание. И вот Пустота заполнилась Миром, Мир населили Создания. И у всех Созданий Мира было только одно общее с Создателем и всем сущим в Мире — Сон и Мысль. И Сон этот Созидание.

Поэтому говорят, что все, что возможно измыслить, все, что Кто-нибудь или Что-нибудь может представить, существует в одной из Реальностей. И бессмысленно молиться Богам. Ибо не знаем мы, в чьем Сне мы живем. Во сне Существа подобного нам, и потому, сочувствующего нам, или во Сне Существа такого же далекого от нас, как Камень, и просто взирающего на нас с отстраненным любопытством.

И бесполезно молиться Богам. Можно лишь стремиться к тому, чтобы Сущее в Твоем Сне, обрело Мир и счастье.

Возлюби ближнего своего, как себя самого. В этом и заключается Великая Тайна Вселенной. Возлюби Ближнего твоего, созданного Сном твоим и Мыслью, чтобы он познал Счастье, в котором отказано тебе. Тогда ты будешь счастлив счастием Творца.

— М-да, — протянул я. — Занятно. Значит ты певец субъективного идеализма?

— Да в общем нет, — обыденным тоном, совсем не таким, каким только что читал свои белые стихи, ответил Миндон. — Просто мне это показалось неплохой идеей.

— Но в общем, если в стране принято уважать религию…

— В стране принято уважать деньги! — вспыхнул Миндон.

— Ну, тогда тем более понятно. Ладно, Данушка. Иди, переодевайся. За участие в сегодняшнем мероприятии тебе полагается дюжина нарядов вне очереди. На камбузе. Тебе тоже, Севушка. Будешь драить палубу рядом со мной.

— Тиран, — засмеялся Всеволод.

Вот и поймите логику людей. Скажи я ему «господин полковник» Севушка решил бы что я невесть что имею в виду. А на предложение отдраить палубу он отреагировал веселой улыбкой. И ведь знал, ракшас, что я не шучу.

Миндон же и вовсе выскочил из каюты Всеволода счастливый. Я услышал, как он радостно сообщил:

— Господин Ратмир, господин Всеволод позволил мне остаться, а господин Яромир приписал меня к камбузу на целых двенадцать дней!

— Вот и отлично, — ворчливо отозвался кок. — Иди, переодевайся и топай на камбуз. Надо вымыть зелень к обеду.

— Я мигом, господин Ратмир.

Я помолчал, прислушиваясь, потом посмотрел на Всеволода.

— Ну, надо же, поэт! Кто бы мог подумать?

— А мне из-за этого поэта две недели придется палубу драить, — притворно вздохнул Всеволод.

Я хлопнул его по плечу и встал.

— Ничего, не надорвешься. Разве что малость жирок растрясешь.

— Жирок? — оскорбился Всеволод.

— А что же? Только не говори, что у тебя мускулы. Все равно не поверю.

Я вышел из каюты, оставив Севушку возмущаться на просторе по поводу моих высказываний.

Через полчаса мы все-таки приступили к обеду. С этими моими друзьями я остался без завтрака, но ничего не поделаешь — спать надо меньше. Милочка с насмешливым сочувствием повздыхала и сообщила, что, дескать, кто спит — тот обедает. А в моем случае — завтракает.