Игра отражений (СИ)

Распрощались они весьма довольные друг другом.

Вечером Кристина сразу же принялась рассказывать супругу о своих достижениях за сегодня:

— Я получила несколько адресов. Написала этим людям записки с просьбой меня принять для беседы. Еще взяла пару книг.

Нико старался проявить искренний интерес, но… уснул посреди ее рассказа, крепко обнимая любимую супругу и уткнувшись ей лицом в грудь. Не помогли ни незаметные щипки, от которых наутро у юноши были видны синяки на руке и бедре, ни попытки держать глаза открытыми. Кристина улыбнулась, обняла его, отложив книги. И тоже задремала.

Раз в месяц они устраивали себе что-то вроде каникул: если была возможность, выезжали за город, останавливаясь в маленьких деревнях или в придорожных тавернах, наслаждались тишиной вдали от неумолкающего шума Сагранзы. Правда, с каждым прошедшим месяцем это становилось все сложнее: беременность Кристины, хоть и протекала легко, но на шестом месяце сделала ее несколько скованной в перемещениях. Доктор Алехандро только руками разводил: живот ее выглядел, как у готовой к родам женщины, хотя прошло всего полгода.

— Мне стоит готовиться к родам? — удивилась Кристина.

— Так и есть. Но чтобы сказать точнее, мне нужно осмотреть вас в специальном кресле. Процедура не самая приятная, но нужная. Вы позволите?

— Да, конечно. Как мне расположиться?

Доктор провел ее за ширму, показал на устройство, похожее на пыточный станок, разве что не было ремней для привязывания конечностей.

— Страшновато выглядит. И как мне на этом…

— Я пришлю акушерку, она поможет, — кивнул доктор, удаляясь за дверь.

Пришедшая женщина в строгом монашеском одеянии помогла донне расположиться, задрав юбки и уложив ее ноги на специальные подставки. Приготовила инструменты, вынув их из стерилизационной печи. Вернулся доктор, вытирая чисто вымытые руки полотенцем.

— Ну-с, приступим. Ничего не бойтесь, может быть чуть неприятно.

— Хорошо, я просто буду думать о чем-нибудь приятном.

Мечтать не слишком получилось: ощущение прохладных инструментов, вторгающихся в ее тело, чужих рук, касающихся ее там, где это было позволено лишь Нико, выводили из равновесия вплоть до вскипающих на глазах слез.

— Тише-тише, осталось немного, донна. Совсем чуть-чуть.

Пришлось сцепить зубы и терпеть.

— Что ж, — бросив инструменты в таз с хлорной водой, доктор ушел за ширму и принялся заполнять карту пациента, такие он вел для всех своих подопечных, — судя по осмотру, вам осталось не больше недели. Обмеры говорят о доношенных плодах, нормальных для двойни размеров, сердцебиение стабильное и сильное, движения плодов так же в норме, предлежание классическое.

— Неделя? Но я ношу их шесть месяцев. Как такое может быть?

— Донна Кристина, — хмыкнул доктор, — вы же сами должны понимать, что носите не обычных детей.

— Я понимаю. Но чтобы так быстро. Ладно, значит, неделя?

Кристина пыталась справиться с потрясением. Вынашивание детей полгода все-таки переполнило меру чудес и терпения.

— Это в лучшем случае. Где вы будете рожать, донна Кристина? — доктор Алехандро дописал последнюю строчку и убрал карту на полку, внимательно глядя на девушку, пребывающую в какой-то прострации. Похоже, требовалось успокоительное.

— В море. С русалками.

Он только шевельнул бровями, но кивнул:

— Видно, это традиция.

— Да, наверное, — Кристина умудрилась слезть с кресла сама, видимо, испытанный шок дал достаточно сил. — Спасибо.

— Когда будете уезжать, пришлите слугу с сообщением, донна. Я обязан поехать с вами. Пусть традиции остаются традициями, а вот врач и акушерка на родах присутствовать обязаны.

— Да-да, — пробормотала Кристина, направляясь к двери.

Ее телохранители ждали в коридоре, Доминико сегодня снова с утра пропадал на Бирже, значит, приползет с головной болью и желанием забиться в самый глубокий подвал палаццо. Значит, до его прихода она должна уже взять себя в руки.

Дома Кристина сразу затребовала побольше мятного чая, как можно больше. И миндальных пирожных. Получив все, она села размышлять, как преподнести мужу новость. Дети, в последние два месяца не дававшие ей спокойно жить пинками и тычками во все органы, сейчас притихли, и лишь иногда она могла почувствовать их движения. Живот, к ее удивлению, не был огромным и неподъемным, но все равно, одеваться и обуваться теперь получалось только с помощью Джоанны, а купаться — только вместе с Нико, трогательно ухаживавшим за женой.

— Ну что, герой, будешь старшим? — обратилась Кристина к сыну.

Близнецы, то ли услышав, что обращаются к одному из них, то ли просто почувствовав, что мать села и успокоилась, взялись «водить хороводы», правда, брыкаться и пинаться стали потише, места им в ее животе было уже совсем мало.

— Дети, потише, потерпите с неделю, — Кристина потрогала грудь, пытаясь определить, будет у нее вообще молоко или женская испостась сочтет вынашивание подвигом и без того. Платье казалось влажным, она перепугалась.

— Джоанна!

— Да, миледи? Что с вами?

— У меня из груди течет что-то!

Камеристка только головой покачала и принялась объяснять, что это нормально, и просто теперь придется подкладывать тряпочку, чтоб не сильно пачкать одежду.

— А грудь у вас красивая, крупная, детки голодать не будут.

— А сколько их вообще надо кормить?

— Сами откажутся. Ну, можно и отлучить от груди-то, только придется крепко-накрепко груди перематывать, чтоб молочко перегорело.

— Нет, я буду их кормить сама.

— Это славно, — покивала Джоанна. — Детки будут здоровенькими.

— Да. Собери вещи, мы уезжаем. Мне рожать через неделю.

— Как — через неделю? — всплеснула руками женщина.

— Так вышло, Джоанна. Это… Из-за пары особенностей. Дети здоровы, все в порядке.

— Да я понимаю, и вы, миледи, необычная женщина, и муж ваш, лорд Даркмайр, не совсем человечьей крови. Но шесть месяцев всего? Да еще и двойня? — удивляясь, Джоанна не забывала сновать по гардеробной, складывая совсем недавно сшитые мастером Санчесом платья, в которых было удобно и с пузом, и ребенка покормить будет тоже удобно.

— Так вышло. Не знаю. Мне страшно.

— Глупости это. Все роженицы перед этим самым мандражируют. Вы пейте чаек, пейте, да пирожные кушайте. А я вот что вам скажу, миледи, когда рожать станете, я все-все окошки, двери, замки пооткрываю, да узлы все развяжу, чтоб вам полегче было.

— А это что, правда помогает? — удивилась Кристина, глотая мятный чай.

— Когда сестричка моя рожала, а мучилась она долго, только к вечеру сообразили так сделать. И она тут же разрешилась, — Джоанна промолчала о том, что родился у ее сестры уже задохнувшийся в пуповине ребенок, и дело было вовсе не в окнах и узлах, а в том, что повитуха не смогла ей помочь, да и сестра была слабой.